Первый шпион Америки - Романов Владислав Иванович

— Значит, все наоборот? — не понимал Дзержинский. — Переезд с квартиры на квартиру, как язвительно писали о своей революции Гонкуры?

— Да, батенька! Пожили, попользовались, дайте и другим поваляться на перинке! Цинично, вы скажете? А терпеть буржуазный цинизм легче? — усмехался Ленин. — И нечего стыдиться экспроприировать буржуазную собственность! Они кричат, что она их кровная, нажитая долгим трудом! Е-рун-да! Она нажита кровью и потом рабочих! А их, чтоб больше не пили эту кровь, к стенке! И без сожалений!

Что ж, пусть теперь другой поваляется на чекистской перинке, почувствует, насколько жестка. А Феликс должен отомстить. Пусть не Лорану, который, по его сведениям, уже отбыл из Москвы, так его соратникам. Теперь он сам сыграет с ними в такую же игру. Сам втянет их в заговор. И головы полетят. Он не пощадит никого. И чтобы игра не сорвалась, он не скажет об этом никому из своих.

— Какова будет моя дальнейшая судьба? — помолчав, тихо спросил Феликс.

— Отдохните, подумайте, Феликс Эдмундович. Насколько я знаю, вы пока остаетесь членом коллегии Чрезвычайной Комиссии. Вопрос, оставлять вас в коллегии или выводить из нее, должны решать ваши товарищи. А дальше мы посмотрим. Пока ваши обязанности председателя ВЧК будет исполнять товарищ Яков Петерс, — Ленин усмехнулся.

Дзержинский хорошо знал эту усмешку вождя: она означала, что его собеседник совершил непоправимую ошибку', но ее еще можно будет исправить, если постараться. Но она означала и другое: вторая ошибка в зачет не пойдет. После нее даже самый испытанный член партии терял доверие вождя и переходил во второй эшелон. Феликс Эдмундович, изучивший оттенки мимики Ленина, прекрасно угадывал за ними и движения его характера. И эта отставка пока ничего еще не означала.

К Лубянке Дзержинский подъехал, как всегда, спокойный и сосредоточенный. Здороваясь на ходу с сотрудниками, с которыми он работал до недавнего времени, поднялся к себе в кабинет.

Секретарь Ксенофонтов радостно пожал ему руку, едва Феликс Эдмундович вошел в приемную, точно его никто не отстранял и он временно взял отпуск по болезни. Иван Ксенофонтович нутром чуял, что Петерс поставлен ненадолго и Дзержинский еще вернется. Если не в ВЧК, то на какую-то другую большую должность. А чутье Ксенофонтова никогда не подводило.

— Петерс там? — спросил Феликс, кивнув на дверь своего бывшего кабинета.

— Нет, он не захотел переезжать, он у себя, — ответил Ксенофонтов. — Как самочувствие, Феликс Эдмундович?

— Нормально, Иван Ксенофонтович, — кивнул Дзержинский и усмехнулся. Секретарь его спрашивал таким тоном, словно бывший председатель перенес чуму или оспу и чудом выкарабкался. — У Петерса кто-то есть?

— У него Мюллер из немецкого посольства.

Дзержинский нахмурился. Встречаться с Мюллером и выслушивать его упреки ему не хотелось.

— Иван Ксенофонтович, я бы хотел переговорить с одним заключенным. Его фамилия Бредис, зовут Фридрих Андреевич, он арестован по делу «Союза защиты родины и свободы». Вы бы не могли распорядиться, чтобы его привели и с вашего разрешения я бы воспользовался на короткое время своим бывшим кабинетом?

— Конечно, какой разговор! — заволновался Ксенофонтов, снимая трубку и отдавая приказ, чтобы заключенного Бредиса доставили на допрос в кабинет председателя ВЧК. — Петерс сказал мне, что кабинет пусть для вас и останется, что это недоразумение и вы скоро вернетесь.

— Посмотрим, — улыбнулся Дзержинский, направляясь в свой кабинет.

— Чайку вам сделать, Феликс Эдмундович?

— Сделайте по стар oil памяти.

Дзержинский, несмотря на свою отставку, все же хотел довести до конца свой план со Шмидхеном-Буйкисом и Берзиным, чтобы как провокаторов внедрить их в логово английской разведки. Это решение укрепилось в нем после того, как Феликс познакомился с подборкой расшифрованных донесений Локкарта в Лондон, датированных концом мая и началом июня, когда английский консул вернулся из Вологды. В них явно прочитывалось твердое намерение Локкарта содействовать некоему заговору, который готовится в Москве и в результате которого произойдет полная смена правительства. Нетрудно было догадаться, что некие силы вблизи Локкарта готовили устранение кремлевских вождей, а исполнить этот план можно было лишь с помощью латышей, которые несли охрану Кремля. Если уговорами или деньгами сломают, подкупят кремлевский полк, то весь Совет Народных Комиссаров можно будет взять голыми руками. А что такое новая власть без Ленина, Троцкого, Свердлова, Каменева, Рыкова, Бухарина? Даже самые стойкие, узнав об этом, пошатнутся, а враги тотчас воспрянут духом, и новая власть будет сметена в один день и по всей стране. Поэтому, по мнению Дзержинского, страшиться стоило не Добровольческой армии Деникина или казаков Краснова, не чехословаков и не угрозы интервенции из Мурманска или Закавказья. Великая угроза таилась здесь, в самой Москве. Будет повержен Кремль — обломки раскатятся далеко и придавят остальных.

Несколько насторожил Дзержинского тот факт, что Локкарт неожиданно сменил шифр и канал информации оборвался. Петерс, поставлявший ему расшифрованные донесения Локкарта, лишь разводил руками, не понимая, что случилось.

— Так узнайте! — не выдержав, гневно выкрикнул Феликс Эдмундович. — Мне вам рассказывать, что нужно делать в таких случаях!

Ситуация была забавная. Уже несколько дней председателем ВЧК числился Петерс, а Дзержинский оставался не у дел и приказывать Якову Христофоровичу права не имел, а тем более повышать на него голос. Осознав это, Феликс смутился и через секунду добавил:

— Я прошу вас, Яков Христофорович. Поймите, это на сегодня самая главная наша задача: знать все планы врага. А то, что Локкарт и разведки Антанты готовят заговор, несомненно.

Привели Бредиса. Высокий, с узким худощавым лицом и коротко подстриженными усиками, умными спокойными глазами, он сразу же понравился Дзержинскому.

— Я не буду вас спрашивать, почему вы примкнули к Савинкову, вы же уже объяснили, что хотели сражаться против немцев, а о политической программе «Союза» вы просто не знали, — начал разговор Дзержинский.

— Так точно, — по-военному сухо ответил Бредис.

— Сейчас необходимо, чтобы вы помогли нам, — сказал Феликс Эдмундович.

— Я больше не хочу никому помогать, — не дав бывшему председателю ВЧК даже закончить свою мысль, проговорил Бредис. — Я устал. Вы можете не тратить время на уговоры и тотчас же меня расстрелять.

Дзержинский достал папиросы, и Бредис жадным взором посмотрел на них.

— Курите, — Феликс Эдмундович пододвинул пачку к Бредису, и тот, поколебавшись, взял одну папиросу. Дзержинский дал ему прикурить. Несколько секунд оба молчали.

— В чем должна заключаться эта помощь? — сделав несколько затяжек, спросил Бредис.

— Вы знаете Эдуарда Платоновича Берзина?

— Да, мы вместе воевали.

— Полковник Берзин сейчас руководит полком, который охраняет Кремль.

— Я знаю.

— Вы должны попытаться его уговорить сагитировать полк к измене большевикам с последующим арестом вождей. — Дзержинский закурил сам.

Бредис с удивлением посмотрел на председателя ВЧК.

— Да, мы хотим его испытать, — объяснил Дзержинский. — С вами будет один из его солдат, член полкового комитета, и он будет тоже как бы изображать заговорщика. Все должно быть предельно серьезно. Он ведь знает, что вы в одной из подпольных антибольшевистских организаций?

— Возможно, догадывается, — выдержав паузу, ответил Бредис и снова потянулся к папиросе.

— Возьмите всю пачку, у меня еще есть, — по-дружески сказал Дзержинский. Бредис вытащил еще одну папиросу и закурил. — Он же наверняка читал еще на фронте ваши антибольшевистские статьи. Ваша репутация, как говорят, известна. А кроме того, вы были друзьями с Берзиным, оба имели чин полковника, вот по этим соображениям мы и остановились на вашей кандидатуре. Не скрою, мне интересно, как Берзин отреагирует на ваше предложение. Вот и вся помощь. Вы согласны?