Харун Ар-Рашид - Кло Андре

Обратный путь чаще всего повторял уже проделанный маршрут. Корабли отплывали в конце ноября, чтобы использовать северо-западный муссон, и через шесть месяцев прибывали в Кантон. Там они проводили лето и в ноябре или декабре пускались в обратный путь с северо-восточным муссоном. В начале лета они возвращались в Басру или Сираф. Таким образом, если все шло гладко, путешествие, в целом, занимало восемнадцать месяцев.

Но так бывало не всегда. Так, в книге Связи между Китаем и Индией (середина IX в.) читаем: «Китайские товары были редкостью. В числе причин этой редкости можно называть частые пожары в Канфу, являвшимся портом и перевалочным пунктом для арабских и китайских товаров. Кроме того, иногда корабли терпели крушение, подвергались грабежу, или должны были совершать долгие стоянки, продавая свои товары в неарабских странах. Порой им приходилось надолго останавливаться в гаванях для ремонта». А вот что говорится в Книге о чудесах Индии: «Для тех, кто побывал в Китае, путешествие туда стало опасным предприятием. Никто и никогда не слышал, чтобы человек отправился туда и вернулся без неприятных происшествий. Или же причиной тому было чудо». Некоторые районы кишели пиратами. Встретить их можно было даже в Персидском заливе. Арабские купцы особенно опасались пиратов с северных берегов Индии, чьи гребные лодки легко нагоняли тяжелые парусные корабли и в качестве оборонительного средства всегда везли с собой греческий огонь. Приключения Синдбада, какими бы сказочными они ни были, отражают страх, который в то время внушали подобные путешествия, и подлинную опасность, подстерегавшую мореплавателей.

Трудности навигации грозили не меньшими бедами. Навигационные инструменты и географические карты, по большей части персидские, оставались более чем приблизительными[130] даже после исследований (в частности, измерения дуги меридиана), предпринятых по приказу Мамуна, и судам, которые сбивались с курса и пропадали, не было числа. Все эти опасности не отвращали арабских купцов, чей флот в то время обладал почти безраздельным господством, от международной торговли. Разумеется, индийцы также возили грузы через Индийский океан до самой Индонезии, да и большие китайские джонки можно было увидеть в портах Персидского залива. Однако в основном торговля находилась в руках мусульман. И такое положение дел сохранялось в течение еще двух с лишним столетий, затем объем перевозок упал; первенство досталось китайцам и индийцам и оставалось за ними до того дня, когда, в конце XV в., португалец Васко да Гама в сопровождении образованного арабского моряка Ахмеда ибн Маджида совершил свое первое путешествие по этим водам и попытался изгнать из них мусульманских мореплавателей, хотя и не смог осуществить эту задачу полностью.

Если в VIII и IX вв. большинство перевозок между Ближним и Дальним Востоком осуществлялось по морю, древний Шелковый путь не был заброшен, и по нему по-прежнему, хотя и в небольших количествах, перевозили легкие или чрезвычайно ценные товары. Из-за политических ударов, сотрясавших Серединную империю, путь через Синьцзян был не слишком безопасным, и, несмотря на союз династии Тан с Харуном ар-Рашидом, потребовалось немало времени для того, чтобы на пути из Центральной Азии снова возникло былое оживление.

Начинаясь в Багдаде, «китайский путь» пересекал Иранское нагорье по тысячелетней дороге между Ханакином и Керманшахом, а потом через Хамадан и Рейй приводил в Хорасан. Возле Нишапура начиналось ответвление, ведшее в Индию через Балх, Бамиан, Кабул и Мултан на Инде. Путешественники, следовавшие в Китай, могли выбрать один из двух путей: один, через Ташкент и Талас, доходил до реки Или, а другой вел в Кашгар и к двойной цепи оазисов по одну и другую сторону пустыни Такла-Макан — Аксу и Турфан на севере, Яркенд и Хотан на юге, — а потом эти два маршрута соединялись, заканчиваясь в китайских провинциях Ганьсу и Хэнань.

В огромных степях и каменистых или песчаных пустынях в опасностях не было недостатка, начиная с нападений разбойников. В караваны объединялись множество участников, вооруженных и окруженных свитой. Зато против ненастья — внезапных бурь, которые переполняли водой реки, перерезали дороги, топили людей и скот, снегопадов или испепеляющей жары, которая иссушала источники и ручьи, — средств не было. Путешествие продолжалось от восьми до двенадцати месяцев.

Несмотря на то что отныне шелк пряли и ткали во многих районах мусульманской империи и в Византии, его перевозка не прекратилась полностью. Тюки высококачественного шелка еще долгое время продолжали движение по Центральной Азии и Хорасану. Однако все чаще этим путем из Китая поступал фарфор: после того как наместник Хорасана Али ибн Иса прислал Харуну двадцать изделий из китайского императорского фарфора, «равных которому до того дня никто никогда не видел», мода на него моментально распространилась при дворе. По тому же пути из Китая также поступали специи, не встречавшиеся в Индии и Юго-Восточной Азии, нефрит, мускус[131], очень ценимый в Багдаде, а двумя или тремя столетиями позже место шелка в торговле между Востоком и Западом занял чай. В ответ арабские и персидские купцы вывозили в Китай благовония, жемчуг, кораллы, ладан, некоторые особенно роскошные ткани. Тюрки Центральной Азии также покупали шелка и монеты в обмен на оружие, изделия из меди и войлока, а главное, рабов.

Без рабов функционирование аббасидского общества было настолько невозможным, что любое промедление в их приобретении могло повлечь за собой разлад в экономике. Потребность в них была огромной, так как существовали работы, которые свободные люди не желали выполнять, и к тому же мусульмане всегда с легкостью отпускали рабов на свободу. Религия запрещала обращать в рабство мусульман. Завоевательные войны отдали в распоряжение победителей множество пленников обоих полов, многие из которых стали рабами. Арабская экспансия достигла своих пределов, и теперь имели место лишь набеги на византийскую территорию, откуда и поступали пленники.

При Аббасидах[132], когда и этот источник, в свою очередь, обмелел, торговцы начали искать рабов везде, где только можно, и в результате на рынках Багдада появились невольники самого разного происхождения: «Глашатай посмотрел на купцов, которые там находились, и заметил, что не все еще собрались. Он подождал, пока на базаре не началась бойкая торговля, и не стали продавать служителей всех рас — нубийцев, такуриан (Судан), франков, марагиан (Азербайджан), греков, татар, черкесов, берберов, эфиопов, каланджийцев (со смешанным красно-желтым цветом кожи) и прочих» («Тысяча и одна ночь»).