Легенда о свободе. Крылья - Анна Виор

Фенэ кивнула, и они разминулись, он уже не взбегал, а медленно поднимался по ступенькам, а она, осторожно спускаясь, на ходу откинула накидку и внимательно изучала ткань пониже талии на наличие пятен.

– К’Хаиль Фенэ! – вдруг окликнул он ее.

Фенэ обернулась. Он мгновение постоял на месте, колеблясь, а затем решительно спустился и приблизился.

– Позвольте вас исцелить, – сказал он, снова глядя на ее живот.

– Исцелить? – Фенэ не ожидала.

– Если не исцелить, он не сможет закрепиться и погибнет, – бормотал Вирд.

– Кто? – Фенэ похолодела. О чем он говорит? Да, определенно этот юный Одаренный пугает ее.

– Ребенок… – голос Вирда очень тихий. Она едва расслышала.

– Что?

– У вас будет ребенок, если вас исцелить… будет… Он очень маленький, ему меньше суток…

– ЧТО?!

Фенэ смотрела на него широко распахнутыми глазами, а он виновато опустил голову и закусил губу.

– Здесь? – спросила Фенэ. – Ты исцелишь меня здесь?

Вирд пожал плечами.

– Давай! – Голос Фенэ дрожал, а на глаза навернулись слезы.

Юноша положил ей необычно теплую руку на живот, и она почувствовала, как тепло волнами распространяется внутри, затем на мгновение ее словно пронзили ледяным мечом, Вирд скривился от боли одновременно с ней, и вновь тепло окутало это место.

Вирд отнял руку.

– Мальчик, – сказал он, улыбаясь. – Я пойду?

Фенэ молча кивнула. Она не могла прийти в себя. Ребенок? Мальчик? Меньше суток? У нее будет сын от Алея Агаята?!

Стоило! Стоило заплатить такую цену, покинув все в Аре, стоило заплатить и больше. Ради этого – стоило!..

Юноша убежал, а она села прямо на ступеньки и зарыдала, слезы катились неистовым потоком. Фенэ никогда в жизни не плакала так…

Итин Этаналь

Он шел, преодолевая крутой подъем. Ноги дрожали от усталости и напряжения. Сильный ветер на склоне пронизывал его насквозь, не помогали даже куртка из овчины и теплая шерстяная рубаха. Понимая, что так идти дальше он не сможет, Итин поднял с земли толстую сухую ветку, обломал сучки и, опираясь на нее, упрямо продолжил свой путь наверх. Еще не здесь – выше, выше. В этом месте почти не было травы, одни камни и скудные растения, отчаянно цепляющиеся за эти камни и за жизнь. Дальше начиналась снежная шапка.

Гора Волков. Почему она так называется? Может, она кишит хищниками, и его, Итина, сожрут, как только наступит ночь? Не сожрут. Он быстрее замерзнет, сорвется в пропасть или умрет от усталости. Зачем он сюда лезет?

Нет! Он должен! Он может это сделать, и к этому призывает его сердце. Не просто призывает – требует. Он слишком долго «прятал топор в сундуке», как сказал тогда Алсо.

Он должен!

Он сделает сначала это, а потом вернется в Город Семи Огней и расскажет Совету о своих догадках. Ущелье, что видел Шифто, могли проложить только Мастера Разрушители. И очень подозрительно, что как раз в том районе они и работали.

Почему Разрушители продались Аре? Они же в Золотом Корпусе, и первый их долг – защитить Тарию!

Еще несколько дней назад Итин надеялся, что война эта его не коснется. Для того чтобы заниматься войной, есть армия, Король-Наместник, боевые Мастера Силы, в конце концов. Его дело – строить, а не разрушать!

Но ведь коснулась… И он думает об этом день и ночь. Почему? Почему? Почему? А ответов нет!

Каждый раз, проходя мимо Мастеров Стихий, он бросал на них подозрительные взгляды, пытаясь понять, были ли среди них те, кто открыл дорогу арайцам. Те смотрели на него не менее подозрительно. Но игры в гляделки – пустая трата времени. Итин должен действовать.

Внутри все скручивало от страха, от недоброго предчувствия и от острой необходимости что-то предпринять.

Мало ему этих подозрений, еще и слова Алсо о долге, о зове сердца, о том, что нужно сделать… Итин слушал их и видел себя, стоящим перед Башнями Огней и не решающимся построить свою. Он – трус. Он всю свою жизнь боится. Боится, что его поднимут на смех, что его Дар окажется не таким уж великим, как ему казалось. Что кто-то посмотрит на его работу и скажет: «Ничего особенного! Зачем ты лезешь так высоко? Просто строй дома и дороги!» Его желудок скручивало от ужаса, когда он представлял, что его неказистую башню сносят Мастера Разрушители по распоряжению Совета и Короля-Наместника.

Может, так и было бы. Но, услышав слова Алсо, он вдруг понял, что ДОЛЖЕН ее построить, какой бы ни вышла она – ДОЛЖЕН! И будь что будет!

Он заберется так высоко, что Разрушителям лень будет сюда добираться. Он возведет свою башню, и ее будет видно вдоль всего участка дороги, который они строят. Может, когда он спустится, все будут смеяться над ним и его творением, но он все равно сделает это!

Тропа стала столь узкой и опасной, что захватывало дух. Итин остановился в нерешительности, сердце неистово колотилось: его отчаянный стук перекрывал даже шум ветра. Там, за узкой тропой, начинался широкий уступ, нависающий над пропастью. Площадка как раз для его башни. Он либо пройдет по тропе и построит башню, либо… Что либо? Остановится? Повернет назад? Как он делал все двадцать восемь лет своей жизни?

Сейчас! Он должен!

Итин ступил на тропу и, дрожа всем телом, пошел вперед. Туда, к уступу. Этот путь занял не больше десяти минут, но Итину казалось, что он шел по нему в страхе всю свою жизнь. С него градом катил пот, несмотря на ледяной ветер. Ноги, казалось, вот-вот откажут – так напряжены его мышцы. Палка в руках скользила во взмокших ладонях. Если он оступится… то умрет, а если повернет назад, то потеряет себя навсегда, и это хуже, чем смерть. Страх пил его кровь и глодал его плоть. Страх, против которого он выступил… Впервые осмелился перечить ему, впервые посмотрел в глаза, впервые не опустил покорно голову. Он не боевой Мастер, но это было сражение! Настоящая, жестокая битва. Или он, или его… Итин до боли в челюстях стиснул зубы, чтобы не стучать ими, и шел.

Последний шаг по самому узкому месту – и он на площадке! Мокрый от пота, тяжело дышащий, но живой. По-настоящему живой! Он поднял руки и закричал так громко, как только мог. Эхо подхватило его крик и разнесло по горам. Итину казалось, что он только что родился заново.

Вместе с криком развернулся Дар, Сила привычными плотными серыми нитями, похожими на проволоку, потянулась из его рук. Сегодня эти серые струны отливали серебром и искрились. Итин набрал полную грудь горного ветра, он наполнился музыкой гор, горьким ароматом трав, холодом снега с вершин, жаром сияющего солнца, крепостью каменной глыбы, красками заката. Он выплеснул все, что копил его Дар столько лет. Нити переплетались с немыслимой скоростью, танцевали в танце света и тени, выемок и выступов. Дар сплетал каркас, творил основание, подыскивал материал – которого здесь, в горах, было предостаточно. Итин задышал свободно: так, будто он долгое время находился в закрытой комнате, и вот – вышел на свежий воздух.

Сила использовала белый и черный камень, сплавляла и заполняла каркас. Для балконов и навершия Дар сплел настоящее кружево, не такое, как на мосту Тотиля: более строгое, похожее на морозный рисунок на окнах. По всей черной башне легли белые морозные цветы: у основания их было немного, а у вершины они взрывались ледяной феерией. Выросли витые лестницы внутри, комнаты со сводчатыми потолками, фигурные колонны, поддерживающие карнизы, устремился вверх сияющей иглой шпиль.

Дар занялся деталями. Итин застыл, весь поглощенный работой, лишь руки его метались в неистовом танце, следуя велениям Силы, и по вискам стекали капли пота. Он сотворил изо льда, сделав его неподвластным таянию, прозрачные витражи и разрисовал их по краям белыми цветами. Он выплавил двери из горной руды и украсил их резьбой, изображающей картины: куплеты песни гор – дерево на фоне горы; маки, растущие на склоне; олень на утесе. Прямо на стенах изнутри вдоль коридоров и лестниц он вырезал контуры бегущих к вершине волков, гибких и красивых животных. А на куполе башни он изобразил тарийское пламя из красного камня.

Под конец работы он обернулся к узкой тропе, по которой пришел, и создал на ее месте широкий мост с высокими и надежными перилами. Он тоже был кружевным, хотя строгая форма узора и отличалась от работы Тотиля.

Казалось, что прошло несколько минут, но он работал много-много часов. Может, даже целые сутки. Когда последняя деталь была завершена, Дар стал устало сворачиваться: не как обычно, судорожно сжимаясь и пульсируя, а будто бы собирающийся отдохнуть после тяжелого дня человек. Итин был слаб, но не чувствовал ни тошноты, ни дрожи, как обычно при оттоках, он вновь замерз – ветер продувал его взмокшую от пота одежду, он медленно, на плохо слушающихся ногах, вошел внутрь башни. Мебели здесь еще не было, но ветер сюда не задувал, и было тепло – стены еще хранили жар творения. Он опустился прямо на теплый пол, прижался щекой к сплавленным его Даром камням, закрыл глаза и уснул.