Хранитель лаванды - Фиона Макинтош

Ночуя где придется, воруя еду или пробавляясь подаянием какого-нибудь дружественно настроенного крестьянина, Люк пешком добрался до Монтлюкона, где обосновались гестаповцы. Купив себе краюху хлеба и ломоть сыра, он осторожно прощупал владельца лавки и решил рискнуть. Надо войти в контакт с местными партизанами – иных путей нет. К великому облегчению Люка, лавочник – с виду нытик и плакса – оказался сторонником де Голля.

– Ступай к виадуку Гараби, – посоветовал он. – Если тебя захотят отыскать, то так и сделают.

По пути к виадуку Люк с удивлением обнаружил, что местные жители выставили круглосуточные дозоры, чтобы орудующие в этих краях партизаны не уничтожили последнюю оставшуюся дорогу на Париж.

– Они уже все железнодорожные мосты взорвали, – жаловались горожане.

Люк дивился глупости обывателей. Неужели они и в самом деле хотят, чтобы у немцев остался легкий доступ к Парижу? Несколько часов спустя ему многозначительно кивнул какой-то незнакомец. Вслед за ним Люк скрылся в лесу, где и присоединился к партизанам, с которыми провел не одну неделю. Всего в районе насчитывалось около десяти тысяч маки – место для летучих отрядов было выбрано идеально. Кругом сжимали кольцо немецкие войска, но предводитель партизан даже и без артиллерии умудрялся поддерживать в своих людях спокойствие, решимость и боевой дух. Лондон обещал прислать оружие, но ускорить его доставку не удавалось.

Восемнадцатого июня на плато Мон-Муше разгорелась кровопролитная битва. Хорошо оснащенные немецкие отряды поддерживала тяжелая артиллерия, слабо вооруженные партизаны сражались из последних сил. Бой начался рано утром и длился до глубокой ночи.

У Люка не было особых навыков обращения с винтовкой. За время работы в Париже он усовершенствовал мастерство подрывника, но прежде не принимал участия в настоящей битве. Ужасная реальность схватки ошеломила его, от грома выстрелов голова шла кругом. Он взял на себя роль гонца, связного между партизанскими подразделениями. Ловкий и проворный, Люк от природы обладал великолепным зрением и прекрасно понимал горы, а за предыдущие недели неплохо узнал окрестности. Все это позволяло ему поддерживать связь между отрядами маки и оттаскивать раненых с поля боя.

Зорко осматривая гребень холма, Люк пробирался через кустарник, взвалив на плечи одного раненого, а второго волоча под руки. В бесчувственное тело на плечах попала пуля. Собрав последние силы, юноша затащил раненых в канаву за пригорком и чуть не разрыдался: партизана убили. Погибшему было не больше девятнадцати.

– Не принимай все так близко к сердцу, – сказал второй раненый, заметив отчаяние Люка. – Лучше умереть, чем работать на каком-нибудь вонючем заводе бошей.

Люк кивнул, глядя на мрачное, изможденное лицо партизана.

– Ты куда ранен?

– В ногу, над коленом. Могло быть и хуже. Вот, возьми. – Он снял шейный платок. – Затяни, ладно? Как можно туже.

Люк выполнил его просьбу. Раненый с гримасой втянул в себя воздух.

– Ты как?

– Жить буду. Дай мне пистолет этого паренька, сумею убить еще фрица-другого.

Скалы вокруг сотряс очередной взрыв.

Люк вытащил из кармана погибшего пистолет.

– Меня зовут Люк. До войны я выращивал лаванду.

– А я – Клод, выращивал маслины и виноград. Лучший уксус, лучшее оливковое масло на юге.

Он усмехнулся сквозь запекшуюся кровь, что покрывала его лицо. Люк не знал, Клода ли это кровь или кого другого. Да и какая разница?

– Спасибо за пистолет, – кивнул Клод и добавил: – Если найдешь бутылку анисовой водки, я и от нее не откажусь.

Люк мрачно рассмеялся. Дым после взрыва рассеялся. На склоне слева от Люка с Клодом виднелись окровавленные тела. Трое партизан погибли, но один еще шевелился.

– Клод, там нужна моя помощь, – сказал Люк.

– Славный ты парень. Я тебя не забуду. Ступай.

Люк взобрался на гребень и короткими перебежками направился к несчастному, которому оторвало ногу. Спустились сумерки. Маки сражались в заведомо проигранной битве.

Раненый уже не кричал, а тихонько стонал. Он потерял слишком много крови – Люк понял, что бедняга не выживет. Не зная, чем помочь, молодой человек лег рядом с умирающим и взял его за руку. Тот слабо забормотал, обращаясь к нему. Он был родом из Лиможа, рабочий с фарфорового завода. Жена, четверо детей.

– Расскажите им, – прошептал он на ухо Люку. – Меня зовут Оливье Руссель.

Ему было больше тридцати. Дышал он часто и поверхностно. Нашарив грязный платок, Люк вытер ему кровь с лица. Парень чем-то походил на Лорана – и глаза у него сверкали так же, хотя уже и начинали тускнеть.

– Благодарю вас, – церемонно прошептал он.

Люк не обращал внимания ни на свист пуль, ни на содрогание земли от взрывов, ни на вопли раненых. Он не мог оставить несчастного умирать в одиночестве.

Наконец он осторожно высвободил ладонь из пальцев мертвеца. Душа его преисполнилась скорби. Битва казалась совершенно бессмысленной, особенно теперь, когда на помощь врагу подоспели самолеты.

Люк понимал: французам не победить. И все же каждый час, что они сдерживали натиск немцев здесь, дарил лишний час их соратникам на севере… лишний час союзникам, с боем прокладывающим путь к Парижу. Вот почему сражались партизаны – но Люк оказался на открытом месте, под вражеским огнем. Надо бежать в укрытие, вернуться к основным силам, узнать, нет ли новых сообщений. Нельзя думать об усталости – сейчас никто не может позволить себе этой роскоши.

Люк собрался с силами, подхватил с земли винтовку и побежал через клубы дыма. Он понятия не имел, что происходит, лишь надеялся попасть на позицию одного из главных отрядов маки.

Он так и не добрался туда.

Взрыв прогремел так близко, что Люка подбросило в воздух. В зависшей бесконечности все звуки исчезли, все движение остановилось. Клубы дыма замерли. Бойцы что-то кричали, но лица их застыли. Мелькали вспышки выстрелов, словно зарницы в замедленной съемке. Люка куда-то несло, тело онемело, утратило чувствительность. Лишь одна мысль оставалась четкой и ясной: Лизетта. Имя любимой звучало в уме, точно мантра. Люк не слышал ничего больше, не способен был ни подумать, ни вымолвить ничего иного.

Он не умрет! Он вернется к ней!

Люк рухнул на землю и больше не шевелился. Спустилась ночь, командир партизанского отряда дал приказ отступать.

Люк смутно слышал, как ревет осел и кудахчут куры. Все тело горело и чесалось. Сквозь щели в деревянных стенах бил яркий солнечный свет. Под головой было что-то мягкое, но лежать было жестко. Наверное, он в каком-то хлеву.

Люк заморгал, ничего не понимая.

Кто-то схватил его за руку. Повернув голову, Люк увидел незнакомого мальчика. Круглая удивленная физиономия в разводах грязи, синие глаза серьезны и настороженны. Четкость зрения помаленьку возвращалась к Люку. Лицо мальчугана усеивали веснушки, во рту недоставало переднего зуба.

– Вы живы, monsieur , – чуть пришепетывая, выдохнул мальчик.

Люк с трудом разомкнул спекшиеся губы.

– Воды, – прохрипел он.

Мальчик убежал и вернулся с какой-то старухой. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, одежда ветхая, но чистая. Она до боли напомнила Люку бабушку.

Старуха велела своему маленькому спутнику приподнять Люку голову.

– Пейте, monsieur . – Она указала на кружку.

Люк отглотнул воды. В жизни он не пил ничего слаще.

– Где я? – простонал он. – Я думал, пришел мой смертный час.

Женщина покачала головой.

– Недалеко от Понтажу. В пяти километрах от поля боя.

– Как я сюда попал?

– Маки принесли. Вас приняли за мертвого, хотели было бросить, но один из них, Клодом звать, взвалил вас на спину и вытащил.

– Клод, – прошептал Люк. – Он же ранен.

– Пуля прошла навылет, – заверила его старуха. – Будет хромать, но это почетная хромота. Маки сдерживали немцев весь день и почти весь вечер. Было еще одно сражение. Маки проиграли и его, но сделали, что надо было. Задержали этих грязных бошей.

Она отвернулась и плюнула на пол.

– Где теперь немцы?

– Устраивают карательные меры в Клавьере и в окрестных деревнях.

Она произнесла это устало, без злобы.

Люк прикрыл глаза.

– Какое несчастье…

– Здесь вы в безопасности. Нашей фермы нет на карте, а с дороги хлева не видно. Нас успеют предупредить заранее. Если что, вы уйдете в лес.

– Партизаны оставили кого-нибудь, кроме меня?

– Мне бы хоть вас выходить… – тяжело вздохнула старуха, стискивая руку мальчугана. – Вот, Робер в помощниках. Как вы?

От боли Люк не смог сразу ответить. Медленно, с напряжением, он пошевелил руками и ногами.

– Голова гудит, в ушах звенит, – прошептал он. – Честно говоря, везде больно.

– Не удивляюсь. Но вас, похоже, ангелы берегут. Уцелеть в такой битве нелегко. Клод сказал, вас взрывом зацепило.

– Да-да, теперь вспоминаю. – Он инстинктивно потянулся к мешочку с лавандой на шее. – Клод тоже у вас?