Злые стволы - Андрей Ильин

«Казахи» сели в поезд «Москва — Алма-Ата». Но в Алма-Ату не приехали. На случайной станции пошли за пивом и отстали от поезда. Но попытались догнать его на иркутском скором. Который шел хотя и быстро, но совершенно в другую сторону. Вот такие рассеянные арендаторы. Или монтировщики? Или настройщики? Или черт их знает кто.

До Иркутска овощеводы-монтировщики тоже не доехали. Сошли на узловой станции. Чтобы пересесть на идущий в обратную сторону поезд. Но не пересели. А бестолково потолкались на перроне с огромными спортивными сумками на плечах. Наверное, с семенами бахчевых культур. Потолкались и исчезли. По всей видимости, на попутной уехали. Или на электричке. Наверняка уехали. Куда им еще деваться. Кругом — тайга…

Наконец-то наблюдатели покинули свое убежище. Первым выводили шифровальщика. Два охранника взяли его «в коробочку» и сопроводили до промежуточного пункта сбора. Где с рук на руки передали «эвакуаторам».

— Когда? — спросили они.

— Скоро, — туманно ответили «эвакуаторы». Впрочем, это было и так ясно. Когда с поля боя убирают шифровальщиков, значит, уже не «скоро», а «очень скоро».

— Какие будут распоряжения?

— Приготовить основное и резервное убежища к приему гостей. И быть завтра на этом месте в это же время.

Ну, значит, завтра…

В автобусе закрыли все окна и двери, капот и стекла затянули брезентовым полотнищем. На выхлопную трубу надели чехол.

— Готовы? — спросил водитель.

— Готовы.

Водитель малым ходом загнал автобус в глубокую, вырытую под его габариты яму. Точно вырытую, как могила под гроб.

Водитель вылез через люк в крыше.

— Закапывайте.

Бойцы в несколько лопат закидали яму. Утрамбовали землю. Покрыли ее дерном. Воткнули несколько елочек.

Автобус исчез, словно его и не было. На время. Или навсегда. В зависимости от того, как сложатся обстоятельства. При необходимости его можно будет откопать и, полого подрыв переднюю стенку, выкатить обратно.

— Шабаш! — дал команду командир группы. — Готовиться к переходу. Выступаем через час.

Стрелки раскрыли вытащенные из автобуса баулы. Скинули гражданскую одежду и обувь. Натянули на себя теплое шерстяное белье. Тонкие свитеры. Непромокаемые, защитного цвета комбинезоны. Сверху нацепили облегченные, не стесняющие движений бронежилеты. На них — маскировочные накидки «хамелеон». В специальные петли на накидках воткнули свежесорванные ветки и листву. И стали похожи на выдернутые из земли и передвигающиеся на двух ножках кусты.

Потом собрали винтовки. Надели на них зеленые, под цвет окружающего пейзажа чехлы. С торчащими во все стороны наподобие веток резиновыми шипиками. Издалека, да и вблизи тоже, винтовки напоминали обломанные жердины.

Охранники экипировались более основательно. Навесили на плечи автоматы. На пояса подсумки с гранатами и запасными обоймами. В поясные кобуры, поближе к указательным пальцам, пистолеты. На спины навьючили рюкзаки со снаряжением и сухпаем.

Попрыгали, подвигались, поправили одежду, затянули ремни.

— Ну что, пошли?

— Пошли.

Авангардом выступили два охранника. Им предстояло выбирать безопасную дорогу, принимать в свои тела выпущенные из засады пули, обезвреживать встретившиеся мины. Своими наступившими на них пятками обезвреживать. За неимением миноискателей.

За головными охранниками, выдерживая расстояние «на взрыв», двинулись стрелки.

За ними, замыкая колонну, охранники арьергарда.

Шли не торопясь, потому что спешить было некуда. Потому что на боевых торопятся, только когда убегают.

На подходах к объекту остановились Дальше им надлежало разделиться и действовать врозь. Стрелки всегда воюют врозь. Каждый на своей позиции. И умирают — каждый в одиночку…

— Проверим связь, — сказал снайпер и придвинул вплотную к губам микрофон. — Прием. Как слышно?

— Слышу нормально! — сказал и первый стрелок, и его охранник.

— Нормально! — согласно кивнула вторая пара.

— Все о'кей! — показала третья.

— Тогда расходимся. Выход на связь по необходимости. Сбор не ранее чем через трое суток в условленном месте. В случае тревоги друг к другу не бегать. Работать основную задачу. На помощь не звать. Выкручиваться самостоятельно… Ну все, пора!

Восемь фигур, разбившись на пары, шагнули в стороны. И пропали, совершенно слившись с окружающим пейзажем.

Глава 104

Боевики заговорщиков сидели в лесу возле палаток. Они жгли костры, варили похлебку и дурными голосами орали специально для данного случая выученные и осточертевшие им хуже устава караульной службы песни. Про тайгу, горы, романтику дальних путешествий и друзей, которых лучше проверять, роняя с утеса в пропасть.

Боевики изображали туристов. Они сидели в этом палаточном лагере уже почти неделю. И уже съели все грибы в округе и выловили всю рыбу в близкой речке.

Ночами любители дальних странствий совершали марш-броски с утяжелением, ползали и прыгали через препятствия. Чтобы форму не потерять. Днями вели обычную бивачную жизнь.

— Кто поднял разбитую бутылку? — возмущался дежурный по лагерю, отвечавший за порядок. — Какая скотина бутылку взяла, которая вот здесь вот валялась? Разбитая.

— Ну, я взял. В мусор выбросил.

— А кто тебя просил? Кто тебя просил убирать мусор, который ты не разбрасывал! И еще консервную банку…

Сладу не было с этими бойцами. Каждый норовил за собой прибрать. Хоть пустую консервную банку, хоть окурок. Так прибрать, что даже закопать. Не привыкли спецы сорить. Привыкли прибираться. На уровне раз и навсегда выработанного условного рефлекса. Как кошки, которые после себя лапами скребут.

— Где мне тары на вас набраться? Раздолбаи! Если еще кто-нибудь возьмет эту бутылку. Третий раз… Если нарушит маскировку… Я пошлю его за новой. В ближайший магазин…

До ближайшего магазина было сто верст. И все лесом.

— А я бы сходил. Надоело тут сидеть…

К исходу недели в лагерь прибыли еще туристы.

— Хорошо у вас тут, — позавидовали они. — Лес, тишина. А в городе хулиганы и выхлопные газы.

— Хватит издеваться.

— Что, надоело?

— Надоело.

— Ну, тогда собирайтесь. Пришло ваше время…

— Когда?

— Сегодня. Сегодня в ночь.

Быт лагеря мгновенно преобразился. Песен уже никто не пел. И костры не жег. Свободные от сборов «туристы» встали в боевое охранение. С удочками вдоль реки. На тропах. На потенциально опасных направлениях.

Бивак свернули. Байдарки и палатки, с помощью которых изображали из себя путешественников, изрезали и затопили.

Из тайников извлекли контейнеры со снаряжением и оружием. Вытащили, разобрали бронежилеты, радиостанции, приборы ночного видения.

Надели, пригнали походную «сбрую» — короткие жилетки с полусотней карманов, предназначенных для оружия, средств связи, бивачного имущества. Напихали в карманы обоймы, гранаты, боевые и метательные ножи, сигнальные ракеты, пакеты первой медицинской помощи.

Проверили оружие.

С рассветом, закутавшись в маскировочные накидки, вышли на маршрут. Первую часть пути прошли быстрым маршем. Почти не прячась. Как туристы.

Последнюю прошли на полусогнутых. Пригибаясь и напряженно оглядываясь по сторонам…

До места назначения оставалось десять километров.

Восемь.

Пять.

Стрелки сидели в своих «гнездах». Как пернатое. Как «кукушки» времен советско-финской кампании. Которые немало настреляли тогда советских солдат и офицеров. Сами оставаясь невидимыми.

Они сидели практически недвижимо. Так, как научились во время многомесячных тренировок. Снайперы должны уметь быть неподвижными. Совершенно неподвижными. Как неодушевленный предмет. Или, вернее, как притаившееся в засаде насекомое. Которое поджидает другое насекомое. Чтобы его схватить и употребить в пищу.

Неподвижность — единственный гарант сохранения жизни. И выполнения задания. То, что шевелится, привлекает к себе внимание. А то, что в тылу врага привлекает к себе внимание, долго не живет.

Только неподвижность обеспечивает жизнь и победу!

Как они умудряются не качнуть ни одной веткой, не издать ни единого звука? — удивлялись скрюченные в тесном объеме импровизированных убежищ охранники. Ведь уже без малого восемнадцать часов сидят! Что они там, умерли, что ли?

Охранники осматривали подходы. Механическими поворотами головы: направо — налево — направо — налево. Очень медленными поворотами. Чтобы не пропустить подхода вероятного противника. Они не смотрели перед собой. Они слушали. Потому что звуковая пеленгация в густолесье более надежна, чем визуальная. Они слушали звуки леса — шорохи, шелесты, хрусты, крики птиц.

От их убежищ во все стороны была раскинута паутина сигнальных нитей — тонких, как человеческий волос, проволочек. Раскинута на высоте груди человека, чтобы ее не тревожили мелкие лесные зверьки. Если нить обрывалась, в убежище загоралась тревожная лампочка.