Побег с «Оборотнем» - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Маловероятно, — заметил Турецкий. — Опустим бдительность ваших сотрудников, в ночное время она могла и притупиться. Дело не в этом. Что им мешало сказать: мол, ночью Евгений Михайлович собрался и, не объясняя причин, куда-то пропал? Родственников не судят, они ничего не теряют. Зачем так бездарно лгать — про мусорное ведро, шлепанцы? Люди, видимо, разумные, вряд ли опустятся до такого маразма.
— Люди разумные, — согласился Махонин, — они не врали, мы долго с ними общались. Две испуганные женщины. Показания сбивчивые, но в целом одно другому не противоречит. Остается последний и единственно возможный…
— Хотя и маловероятный, — хмыкнул Худобин.
— Вариант, — злобно выстрелил глазами в следователя Махонин. — Но и здесь мы, мягко говоря, сели в лужу. Крайний подъезд, восемь квартир. Первая квартира продана полмесяца назад, новые жильцы еще не въехали, жилище заперто на три замка. Мы вызвали будущих квартиросъемщиков, они проверили замки, все в порядке. Граждане, проживающие во второй квартире, в тот день были на даче. Уехали в пятницу вечером, вернулись поздно в воскресенье. Информация точная. Квартира аналогично была заперта на три задика, плюс сигнализация на пульт отдела вневедомственной охраны. В третьей квартире проживает семья из трех человек. Фамилия — Латыпины. Мать, отец и дочь — ученица десятого, то есть предпоследнего класса. Отец и мать работают в одной организации — институте микробиологии. В то утро все трое были дома, информацией не владеют. Или делают вид, что не владеют. Хотя зачем им делать вид? В четвертой квартире, напротив них — проживают непосредственно Поличные. В пятой — крупный чин из городской администрации по фамилии Поляков. При нем — молодая жена, страдающая болезненной худобой. Бывшая модель областного масштаба, а нынче — выживающая из ума баба, у которой один пунктик — какая она толстая. Поляков и Поличный терпеть не могли друг друга. Поличный однажды чуть не завел на Полякова уголовное дело — тому инкриминировали махинации на рынке жилья. Следствие Полякова оправдало, но злоба осталась, они даже не здоровались друг с другом. В шестой, над Поличными, проживает выживающая из ума одинокая старушка по фамилии Анцигер — большая любительница коммунистической, идеологии.
— Весь этаж какой-то сумасшедший, — подметил Худобин.
— Я слышал, дом элитный, — осторожно заметил Турецкий. — И какое отношение к элите имеет одинокая бабуся?
— В шестой квартире жил ее сын — коммерческий директор фирмы «Водолей», занимающейся поставками очищенной воды. Но в две тысячи пятом он купил себе дом за пределами Дубовска, а безумную мамашу поселил на старой квартире. Временами навещает ее. Последний раз навещал одиннадцатого июня — за три дня до нашей драмы. Не сказать, что Ия Акимовна совсем уж выжила из ума, порядок в доме она поддерживает, с простыми действиями справляется, осознает окружающую ее действительность, но общаться с ней, знаете ли — невыносимый труд…
— Старуха тоже недолюбливает соседей снизу, — сказал Худобин. — Она весь мир недолюбливает, а этих — в первую очередь. Особенно после потопа, учиненного ею в прошлом году. Сынуля выложил тогда Поличным кругленькую сумму в качестве компенсации. Старуха совсем взъярилась — словно не она топила, а ее…
— В седьмой квартире обитает некая бизнес-леди по фамилии Харецкая, — невозмутимо вещал Махонин. — У дамы салон красоты на проспекте Биологов, пара парфюмерных точек на проспекте Матросова. Одна из них, кстати, вон там, на другой стороне улицы, — Махонин кивнул подбородком на штору. — Женщина толковая, с деловой хваткой, да и внешностью Господь не обидел. Не замужем. Имеется сожитель — пугливая особь мужского пола: временно неработающая, сидящая у дамы на шее. Домохозяин, так сказать. Фамилия особи — Каневич. Не знаю, как он в постели, — Махонин усмехнулся, — но в общении, кроме жалости и брезгливости, ничего не вызывает. Трудно понять, что нашла в нем Харецкая.
— Женщин трудно понять, — сказал Турецкий, — а порой невозможно. Да и незачем. Остается еще одна квартира.
— Восьмая, — согласился Махонин. — В ней прописан директор центрального рынка господин Баранов.
— Прописан или фактически проживает?
— Прописан и проживает. Супруга в гордом одиночестве нежится в Сочи, сын живет отдельно, в другом городе. Господин Баранов в семь утра уехал на работу — воскресенье, как известно, оживленный день на рынке. Вернулся в четыре и был благополучно допрошен. Квартира бесперспективная. В десять тридцать Баранов, по свидетельству многочисленных очевидцев, был на работе. Квартира надежно заперта и аналогично подключена к пульту. В отделе вневедомственной охраны уверяют, что во второй и восьмой квартирах сигнализация в тот день не срабатывала, и с пульта квартиры не снимали — во всяком случае, до четырех часов, пока не вернулся Баранов. По этому вторую и восьмую квартиры, а также первую, мы можем исключить, остается четыре квартиры, где теоретически мог укрыться Поличный. Это квартира напротив него, где проживают Латыпины, пятая — семейство Поляковых, шестая и седьмая.
— Ради бога, избавьте нас от этой старушки, — поморщился Худобин. — Уж у нее-то Поличный точно не мог появиться.
— Появиться мог, — уточнил Махонин, — обманом проникнуть в квартиру, пригрозить. Но старушка бы подняла такой лай… А ничего не было, все произошедшее явилось для Ии Акимовны сущим откровением. Она так обрадовалась, узнав, что Поличного хотели арестовать…
— И расстроилась, узнав, что не арестовали, — проворчал Короленко. — Остаются три квартиры, жильцы которых дружно уверяют, что ни о чем не знают. Аналогия со старушкой, господа. Отсидеться он, конечно, мог, но потом его бы сдали. Во имя чего им выгораживать преступника? Припугнул? Но мы бы поняли по их реакции — все-таки в милиции есть неплохие психологи. И опять же — забежал в чужую квартиру, а куда он потом исчез? Буквально через пару минут оцепление усилили, все квартиры были тщательно осмотрены. На законных, разумеется, основаниях, — добавил Короленко, покосившись на Турецкого и сидящего, как изваяние, Нагибина. — Получается, что фигурант просто растворился в воздухе…
В кабинете начальника Дубовского УВД повисло напряженное молчание…
Глава четвертая
Он разбудил Нагибина в шесть вечера — тот спал беспокойно, вертелся, хныкал.
— Что случилось, Олег Петрович? Увидел во сне горячо нелюбимую жену? Обожаемую тещу? Просыпайся, работать поедем.
Нагибин обозрел окружающий мир, склонившуюся над ним голову, тяжело застонал.
— Неправда, Александр Борисович, я очень люблю свою жену. А еще работу, будь она трижды проклята…
Он плескался в ванной, когда в дверь постучали, и, вместо хорошенькой проститутки, вторгся уставший, едва стоящий на ногах младший лейтенант Леонович. Буркнул «здрасьте» и сразу стал искать глазами, куда бы сесть.
— Садись на самое почетное место, — предложил Турецкий. — Тебя совсем забегали?
— И не говорите, — подтвердил оперативник, грохаясь в кожаное кресло, — весь день на ногах. Вы готовы ехать на улицу Левандовского?
— Да мы бы и сами дошли, — пожал плечами Турецкий. — Ты решил окончательно заделаться нашим гидом?
— Поневоле, — буркнул Максим, — с удовольствием поехал бы домой, свалился в ванну. И гори оно все огнем. По крайней мере, до завтра. Короленко выловил меня в тот момент, когда именно этим я и собрался заняться. Заявил, что я уже с вами знаком, стало быть, мне сам бог велел доставить вас к дому Поличного и при необходимости оказывать вам посильное содействие. Решил, в общем, мою судьбу.
— Мы не напрашиваемся. Езжай домой.
— А мне потом навешают? — Максим поднял жалобные глаза. — Нет уж, исстрадаюсь до конца. Вы готовы?
Турецкий долбанул кулаком по двери в соседнюю спальню.
— Господин следователь, вы не могли бы поактивнее чистить свои перышки? За нами ангел прибыл!
В ожидании Нагибина они сидели и рассматривали друг друга.
— Что ты можешь сказать о Короленко?
— Плохого или хорошего? — рассмеялся опер.
— Объективного.
— А что я могу о нем сказать?.. — парнишка задумался, пожал плечами. — Работает на посту уже лет пять, меня тут еще не было… — он кисло ухмыльнулся. — Чего вы от меня хотите, Александр Борисович?
— Правду скажи. Она из этой комнаты никуда не выйдет.
— А я всегда говорю правду, — парень не растерялся. — В лести и услужении пока не замечен. Не всегда, правда, уверен, что нахожусь именно на том месте, где должен находиться…
— Ты же с детства мечтал работать в милиции.
— Мечта сбылась, и стало страшно… — Максим взял журнал, пролистал, бросил. — Да нет, если вы хотите в чем-то серьезном заподозрить Короленко, то, думаю, не стоит. Он, конечно, не батяня-комбат, но мужик, в сущности, нормальный. Может поорать на подчиненных, бывает несправедлив, но… какой-то отходчивый. Не мутит, не гребет под себя, без повода не шпыняет, любимчиков не держит, в подлости не замечен. Ни разу не слышал, чтобы Пал Палыч брал взятки. Может, конечно, кому-нибудь посодействовать… ну, а как иначе? Все мы любим своих родных и близких. Говорят, он дочери квартиру купил в Туле, но это ведь не повод подозревать во всех смертных грехах? Многие люди время от времени покупают и продают жилье, иначе этого рынка в стране бы просто не было, верно? Ребята говорили, что он продал старую «Волгу», капитальный гараж, домик в деревне… А сам, между прочим, в Дубовске проживает отнюдь не в царских палатах…