Возрастное. Книга 1. Часть 2 - Лев Ефимович Фейгин

В связи с тем, что ИМЯ и ОТЧЕСТВО «старшого» длинное‚ и КАРАКУЛЕВОЕ, КРЮЧКОВАТОЕ, и одним «дыхом» воздуха ее не всякому, особенно подвыпившему, удается выговорить, поэтому его звали «сокращенно», по-дружески – «Калина», а он на этот зов отзывался‚ и шел‚ не сердясь. Он был выше среднего роста, плечистый‚ широкой поступью ног, красивый‚ с некоторой сединой в свои ПЯТЬДЕСЯТ лет‚ с его зычным, внушительным‚ приятным голосом. Его уважали, слушались с первого слова.

Так я начал привыкать к своей должности‚ присматривался к рабочим, как они работают‚ кто лучше, кто хуже ведет «штабелировку».

Это – укладка досок‚ строго по размерам и сортам.

Первый ряд укладывается по стеллажам, на всю длину доски‚ с зазором между досками на одну половину ширины доски.

Второй ряд укладывается поперек, по отношению к первому ряду, сохранив вертикальность зазора, «колодца-сквозняка», для быстрейшей сушки досок в штабеле.

По всем таким и подобным вопросам производства Я. М. Бабин рекомендовал мне обращаться к «старшому»‚ а тот укажет рабочему.

– Руководитель‚ – говорил мне Яков Михелевич, – не должен размениваться по мелочам и снижать роли своего подчиненного на работе.

Я не могу утверждать, что помню всю «устную науку»‚ которую преподал мне Я. М. в течение полугода моей работы с ним на заводе.

С первого дня начала ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ, в Августе 1914 года, его призвали в армию. Якову Михелевичу было в то время лет 25. Приезжий, холостой…

Больше я о нем ничего не знаю, не слыхал, и не видал.

Но эти слова моего ПОИСТИНЕ говоря, ПЕРВОГО НАСТАВНИКА, С САМЫХ РАННИХ ЛЕТ ПРОНИКЛИ В МЕНЯ И ЖИВУТ ВО МНЕ ПО СЕЙ ДЕНЬ.

Глава 9

Август 1914 – Февраль 1917

Отец, Первая Мировая Война

Забрали на войну добрую половину складских рабочих. Тоже и с завода.

На завод пришли работать жены ушедших на войну рабочих‚ с тех пор и пошло их название – «солдатка».

Произошла перестановка рабочих, там, где полегче: уборка опилок‚ относка досок от пилорам к циркульной пиле‚ горбыля к маятниковой пиле, и другим подобным работам.

Вскоре, по примеру «солдаток»‚ пришли на завод взрослые девушки‚ покрепче‚ дебелые. Они заменили ушедших на войну вторых и третьих рабочих у пилорам‚ у циркульной и маятниковых пил, на станках круглых пил‚ в кочегарке. Везде, где только можно поставить на работу «женщину»‚ чтобы полегче‚ по их силе.

С каждым днем уходили мужчины на войну. На нашем лесопильном заводе, где преобладает тяжелый физический труд, а женщин почти что и не было, а теперь их больше половины.

Так мы разменяли 1915-й год.

В начале Марта этого года призвали ратников ополчения второго разряда, в том числе и моего отца.

Как вам уже известно с первых страниц сего «воспоминания»‚ отца забраковала призывная комиссия по болезни «катар желудка». (С вашего разрешения я вернусь к этому вопросу через восемнадцать лет.) Сколько я знаю отца, он всегда был на диете, в основном кушал молочные блюда. А если он когда-нибудь съест мясо‚ или что-либо мясное, то его начинает тошнить, позывы на рвоты. И его тут же укладывали в кровать‚ на час, другой.

Теперь уже расскажу о другом.

Вначале я много говорил вам об их любви, ни на минуту не просыхали у моей матери глаза от слез‚ причитывая. – Как он будет ТАМ, в КАЗАРМАХ, кушать котловую пищу? ОЙ, ВЕЙ ИЗ МИР!

Этот плач и вздохи нервировали всю нашу семью на протяжении двух дней до отъезда отца с мамой подводой в «Воинское присутствие».

Находится оно в городе Мглин72. Это пятьдесят верст от нас.

Туда родители поехали вдвоем, с расчетом, что до отправки отца на войну, они будут жить на квартире, и мама будет готовить отцу диетическую пищу.

«Воинское присутствие» направило отца к командиру, формировавшему призванных, и расположившемуся во вновь построенных для этих целей казармах. Мать проводила отца до казарм, здесь же они попрощались. Из казарм ратников не выпустили в ожидании отправки на фронт. Мать ушла на квартиру, где они провели вчерашние день и ночь.

От обеда в казарме отец отказался, мотивируя это тем, что он только что поел запас из дома.

Пришло время ужинать‚ и дежурный по «шестерке73», пошел за ужином. Увидел на кухне дежурного по казарме, и сказал ему. – Наш «шестой», еврей‚ с нами не обедал, а теперь и от ужина отказался. – Получив бачек с ужином, он ушел в казарму.

Так оно и было – отец от ужина отказался.

Когда дежурный офицер пришел в казарму, они уже поужинали, и, конечно‚ ОТЦУ ничего не оставили.

А тут и дежурный пришел. – Ты‚ солдат‚ ужинал?

Отец раздумывал над ответом. – Что сказать.

Тем временем группа ХОРОМ в пять голосов ответила. – НИКАК НЕТ, ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ. – А кто-то из группы еще и добавил: – И НЕ ОБЕДАЛ.

Дежурный офицер поправил свое пенсне на своем носу, и, не сдержав свою злость, прокричал. – ПОЧЕМУ ТЫ НЕ КУШАЕШЬ?

Отец решил рассказать ему правду и, приняв выправку и стойку, словно по команде СМИРНО, спросил. – ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ, РАЗРЕШИТЕ ДОЛОЖИТЬ. – И взял руку под козырек.

– О ЧЁМ? – Спросил офицер‚ и снова повторил: – О ЧЁМ?

– Я – КАТАРНИК74 и МНЕ ЭТА КОТЛОВАЯ ПИЩА ВРЕДНА. – Сказал отец, рассчитывал на какую-то льготу, хотя бы по диетическому питанию, не иначе‚ – ведь я, – хотел он сказать офицеру, – почти всю свою жизнь страдаю этой проклятий болезнью, «катаром».

Но офицер, словно прочитал мысль отца, сказал, улыбаясь.

– ПОЙДЕМ НА КУХНЮ. ТАМ Я ТЕБЯ НАКОРМЛЮ «ДИЕТИЧЕСКИМ» ПИТАНИЕМ, ОТ КОТОРОГО У НАС НИКТО ИЗ СОЛДАТ ЕЩЕ НЕ УМЕР. ГАРАНТИРУЮ, ЧТО И ТЫ НЕ УМРЕШЬ.

Отец попросил разрешения взять с собой чемоданчик, в котором лежало съедобное, пару белья‚ полотенце‚ конверт и бумага, молитвенник, но офицер не дал ему лезть на нары‚ а сказал своему подопечному. – Не надо‚ на кухне хватит харчей, чтобы накормить тебя. – А пятерым солдатам, которые все время присутствовали при этом разговоре, велел. – Чтобы его чемоданчик, с содержимым в нем, чтобы все было цело. Понятно?

– Есть‚ Ваше благородие‚ все будет цело.

Они ушли.

Кухня была за второй казармой, и отец успел успокоиться‚ благодаря «отцовской» заботе офицера. Он помыл руки и сел за стол. Но, как быстро улетучилась эта «забота», когда ему поставили на стол миску с горячей гречневой кашей‚ заправленной подсолнечным маслом‚ и рядом ломоть серого хлеба, и кружку чая с двумя кусками сахара.

Отец не сразу начал кушать.

Тут подошел офицер и спросил: – Почему не ешь?

Отец назвал известную нам причину.

А офицер свое. – Ешь!

Потом снова отказ отца‚ и, снова, приказ офицера.

Бог весть, до чего привели бы эти «приказы и отказы»‚ если бы не вышел повар с такой же миской каши, политой мясным соусом, и прежде чем поставить