На той стороне (СИ) - Добрынина Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уставившись в раскрытое окно, Порфирий любовался небесами. В них тоже была своя музыка — шумели травы в поле; девки, собирающие смородину, пели что-то заунывное, печальное и мощное. В деревне, куда из усадьбы любил выбираться Порфиша со старым кучером Лукой, он часто слышал эти песни — страдания. Знойный август выдался в этом году. Часто после жаркого дня на пышущую зноем землю обрушивались целые потоки дождя. Дорога никак не сохла. А папенька давно собирался в город — нужно было решать дела с поступлением Алексея в военное училище и заодно узнать, какую цену в этот год дают за зерно.
Отец Порфирия, Георгий Львович Терепов прочно осел в деревне, в одном из уездов Орловской губернии. Он мог смело жить и в Петербурге, давать балы и крутиться в обществе, но к 45 годам вдруг проснулся в нём интерес к земле, сельскому хозяйству и крестьянскому труду. Даже "хождением в народ" интересовался Георгий Львович, но все-таки надевать лапти и шататься по крестьянским избам графу не пристало. А потому он просто открыл школу для крестьянских ребятишек. Платил сверхурочно учителям своих детей и те, кто легко, кто не очень, соглашались на такую барскую причуду. Иногда учителя брали Порфирия с собой, и тогда юный граф, одетый нянькой Настасьей попроще, приходил в трапезную сельской церкви и старательно изучал материки, считал и выводил заточенным пером аз, буки, веди.
Часто он играл сельским детям на фортепиано, которое пылилось в углу трапезной. Оно давно рассохлось и было расстроено, совсем не такое, как стояло в их малой голубой гостиной. Оно выдавало ужасные звуки, которые били по ушам барчуку с идеальным слухом. Но Порфирий мужественно ходил в трапезную каждый раз, когда учитель звал его на совместный урок, чтобы в случае надобности сыграть крестьянским детям.
Вспоминая, как грубо играло церковное пианино, Порфирий совсем забылся. Нянька Настасья влетела в покои барина и всплеснула руками:
— Ах, Порфирьюшка, детка! Почему же вы не готовы-то? Всё зеваете, в окно глядите, а батюшка вас уже заждавшись.
— Не хочется мне ехать, Настя, — словно чуя какую-то беду, вымолвил мальчик. — Вот бы не поехать.
— Да как же так, Порфирий Георгиич, барин? — Строго выговорила нянька и тут же добавила. — Это жиж в город, да на ярмарку! Вот же веселье, вот радость. — Настя старательно натягивала на мальчика одежку. — Там батюшка вам прикупит непременно всяческого угощения, леденцов сахарных и калачей сдобных. Там скоморохи выступают и, может даже, цирк по вечерам. — Уже мечтательно закончила она. — А в цирке всегда диковинные звери, силачи и фокусники.
— Фокусники? — В глазах мальчика загорелся интерес. — Он и зайца из цилиндра достанет?
— Непременно, свет мой, достанет! — пообещала Настасья, подгоняя мальца. — Ну же, надевайте жилетку и бегом. Батюшка у гостевого крыльца стоят и лошади уже запряжены. Только по лестнице не неситесь! А то же ж быть беде!
Настя всегда могла уговорить. Она как никто чувствовала настроение барчука и всегда находила тот аргумент, который был нужен.
***
Дорога в город для мальчика пролетела незаметно. Да и от усадьбы Тереповых до уездного города было не более 15 вёрст. Батюшка беседовал со старым Лукой, спрашивая того о новостях окрестных имений: кто сколько взял урожая, какие культуры сажали соседи, когда завершили страду. Лука отвечал охотно, так как любил поговорить и хотел уважить барина.
Порфирий дремал в пролетке. Её новенькие рессоры мягко пружинили на ухабах, укачивая. Мальчик обозревал поля, небо и наслаждался пейзажами, выдумывая в своей голове всякие истории. Эти фантазии перемежались со сном, время текло размеренно и не спеша. Лошадка бежала бодро, но смиренно, поэтому править ею было в удовольствие, лошадь знала своё дело.
К вечеру добрались до города. Заселились в номера гостиницы на центральной улице городка, Лука отвёл лошадь в конюшню.
Георгий Львович Терепов не имел дома в городе, считал это глупостью — содержать целый дом, хотя сам в нем не живёшь и не планируешь. Итак, приходилось содержать особняк на Галерной улице в Петербурге, на случай, если придется возвращаться в столицу. Искать квартиру в наем было делом обычным, конечно, и даже высшее общество не брезговало арендой, но Георгий Львович не любил суеты и волнений. А найти квартиру было делом муторным и нервным. От этого у него разыгрывался приступ подагры и тогда плохо приходилось всему семейству. Кроме того, делом нелегким было и содержание усадьбы да так, чтобы она приносила доход. Потому вешать на себя еще и дом в городе, в котором бывал от силы три-четыре раза в год, граф считал делом пустым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Привыкшие к размеренному деревенскому быту, где рано встают и так же рано отходят ко сну, Георгий Львович хотел было отложить все дела до завтра и лечь отдыхать. Но Порфирий, выспавшись в пролетке по пути в город и восторгающийся увиденным, упросил отца пойти гулять на площадь. Город очаровал его многообразием звуков. По улице то и дело ехали подвозы, проносились извозчики на пролетках, погоняя лошадей кнутом, слышался бесконечный гомон людских голосов — настоящая какофония. Он вертел головой из стороны в сторону, разглядывая дома, прогуливающихся дам и господ, мещанский люд, торговцев всех мастей, яркие вывески.
Чем ближе они подходили к городской площади, прозванной Красной, тем больше народу становилось на улице. Батюшка крепко держал его за руку. Так добрались они до начала ярмарки. В три ряда убегали вдаль по площади торговые ряды. Чего здесь только не было — от детских свистулек до еще пахнувших, свежей выделки кож. Венчал ярмарку огромный шатер, в котором, как догадался Порфирий, находился цирк.
— Папенька, а в том шатре цирк? — Решил убедиться мальчик, обращаясь к отцу.
— По всему выходит, что так, — подтвердил догадки сына Георгий Львович.
Они немного прошли по рядам. Отец повстречал несколько старых знакомых. Раскланивался с ними, здоровался, спрашивал, как дела. Порфирий недовольно топтался рядом. Ему это было скучно, его манил собой огромный разноцветный шатер. Оттуда периодически доносились возгласы то страха, то восхищения, которые заканчивались шумными рукоплесканиями и свистом.
Наконец, они добрались до входа в цирк. Начало смеркаться, и служители зажгли у входа газовые рожки. Рядом за стойкой стоял старик и продавал билеты.
Видя, как заинтересовал цирк мальца, Георгий Львович решил пойти ему на уступки и отвести его на выступление. Билетер выдал им контрамарки и попросил ожидать начало следующего сеанса.
Представление захватило Порфирия. Он во всё глаза смотрел на акробатов, клоунов и дрессировщиков. Но больше всего его восхитился выступлением фокусников. Он читал об этом в книгах, но даже представить себе и не мог, насколько это было удивительным. Казалось, из ниоткуда, прямо из воздуха чародей доставал цветные ленты, пластиковые цветы. А когда помощница, изящно кружась вокруг волшебника, принесла ему чёрный пустой цилиндр, у Порфирия вообще захватило дух. Он замер и ахнул, когда лицедей погрузил руку в шляпу и совершил манипуляции руками и вдруг выудил что-то белое. Это был кролик, самый настоящий, живой кролик! В зале раздались аплодисменты. Когда выступление закончилось, зрители столпились у входа, пытаясь выбраться из шатра. Порфирий, находясь в каком-то очаровании, смиренно ждал очереди выйти. Как только они с отцом преодолели занавески, служившие входом в сам шатёр, снова образовался людской затор. Впереди, за чужими спинами они услышали ругань. Смуглый цыган в красном сафьяновом жилете спорил с посетителем цирка. Ни Порфирий, ни его отец не могли бы дословно сказать, о чем и был спор. Так шумела и улюлюкала толпа, подначивая участников. Они слышали только перебранку и цыганские слова, вперемешку с воплями посетителя. Образовалась толпа зевак, которые с удовольствием следили за исходом перепалки.
Вдруг Порфирий услышал какой-то шелест сзади, обернулся и заметил мальчишку- цыгана. Долговязый с чёрными, всклокоченными волосами, он был едва ли старше его самого. Слух его сыграл злую шутку и Порфирий явственно увидел, как юный цыганчонок копается в ридикюле степенной матроны, которая тоже была увлечена скандалом. Порфирий дёрнул отца за рукав и вдруг, сам от себя не ожидая, завопил, что есть мочи: