Избранные письма (1874-1887 годы) - Всеволод Гаршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа кипит свободно, легко, без напряжения, без утомления. Я могу всегда начать, всегда остановиться. Это для меня просто новость. Не знаю, отчего не видно II кн. "Русского богатства"? Читали ли вы ее? Там у меня нет почти ничего, но в мартовском Л начинается большая, большая вещь. Для III кн. уже набрано, вчера я послал уже последние странички. Вы увидите по первому отрывку в 1 1/2 печатных листа, что это только начало. Написано у меня (вполне) их уже 6 - 7, а заготовлено на клочках всего с написанным до 15, и книга все еще не кончена... 44)
Е. С. Гаршиной
15 марта 1880 г. Тула
Дорогая мама! Я в Туле с разными целями, между прочим, познакомиться с Л. Н. Толстым. Отправляюсь к нему завтра. Голубушка, вышлите мне сюда немедленно рублей 30 - 40. Очень нужно (наверно, можно занять: я сейчас же отдам).
Адрес: Тула, Киевская ул., Старо-Московская гостиница, Всев. Мих. Гаршину...
Н. М. Золотиловой 45)
Апрель 1880 г. Харьков
<...> План "Люди и война" изменился. Будет большая вставка: так же как описан Никита, будет описан казак (только почти с детства), его призыв, служба в Петербурге и второй призыв на войну.
Как видишь, завязка громадная, а между тем "интрига", коллизия, кризисы и конец у меня уже готовы. Будут огромные вставки. Вообще "Л. и В." написаны уже для июля, авг., сент. и окт., а для мая - нет и для июня нет. Эти две книжки займу (постараюсь занять) казаком, а дальше - хоть пиши другой роман. Книжища выйдет - право, тома три. Просто пугаюсь огромности.
Напиши, голубчик, отзывы близких людей о первой главе...
Е. С. Гаршиной
14 апреля 1881 г. Ефимовка
<...> Живу как животное и ясно чувствую, что тупею с каждым днем. Какой будет всему этому конец - не знаю. И загадывать страшно. "Отдыхать" мне уже бы довольно, пора что-нибудь и делать. Да ведь в том-то и ужас, что я не могу ничего делать. Мое уменье писать унесла болезнь безвозвратно. Я уже никогда ничего не напишу. А кроме этого - на что я способен! Т. е. не то, что способен, что я знаю, что я умею? Писарем даже быть не могу - видите, какой почерк. В работники не гожусь; кто возьмет такого барчука?..
Е. С. Гаршиной
19 мая 1881 г. Ефимовка
<...> Дядя сказал мне, что он приказал посеять "для меня" 10 десятин ячменя, что я должен буду заботиться о его уборке и выручка достанется мне. Право, ничего не понимаю. Я не только не участвовал ничем в посеве этого ячменя, но даже не знал о нем. Убирать его я тоже не могу: убирать будут рабочие, которыми будет распоряжаться тот же дядя, потому что я ведь ничего не понимаю. Как же это ячмень будет мой? Дядя очень добр, вот и все. Воспользоваться этим ячменем было бы ни на что не похоже.
Из того, что вы пишете о Кирпичникове, я вижу, что Женя думает, что я не хочу писать. Если бы это зависело от моего хотенья! И отчего же бы мне не хотеть, если бы я мог? Очень благодарен я Жене за заботы обо мне. Добрый он. О переводах скажу, что переводить я стал бы, но Женя ведь не может поручиться Кирпичникову в том, что на меня сколько-нибудь можно положиться. Так что перевод должен быть такой книги, печатание которой можно отложить на неопределенное время 46).
Здесь неспокойно. Вокруг везде мужики уверены, что на днях будет указ о разделе помещичьей земли. Уже и плуги приготовили проводить борозды...
Е. С. Гаршиной
24 сентября 1881 г. Ефимовка
<...> Нужно приниматься хоть за какую-нибудь работу. Сейчас же я не хочу уезжать отсюда потому, что хочется прежде подучить английские слова: это для того, чтобы при случае не отказаться от английских переводов. Странное чувство испытываешь, когда учишься: точно губкой стираешь известку со стены, на которой что-нибудь нарисовано. Трудно голова работает, это правда...
По-французски, я думаю, мог бы переводить довольно свободно: мы с Таней 47) понемногу все лето читали Гюго...
В. А. Фаусеку 48)
Начало октября 1881 г. Ефимовка
Живу я, что называется, понемногу, вернее, совсем не живу, т. к. отправляю только растительные процессы: ем, сплю, встаю, опять ем и т. д. Думать - почти не думаю, да, по правде сказать, оно и лучше, потому что все, что только наводит на какие-нибудь мысли, так темно и неприглядно... Более всего угнетают меня безобразные, мучительные воспоминания последних двух лет. Господи, как извращает человека болезнь! Чего я только не наделал в своем безумстве. Хотя и существует мнение, что человек с больным мозгом не ответственен за свои поступки, но я по себе вижу, что оно не так. По крайней мере то, что называется совестью, мучит меня ничуть не менее за сделанное во время исступления, как если бы его и вовсе не было...
Живешь, живешь благополучно, - вдруг как тать в нощи - нервозность. Мне кажется, впрочем, что если бы я вел жизнь не столь безобразную (в головном отношении), а правильно работал, т. е. добросовестно вызубрил бы курс хоть Горного института, то м. б., и не заболел бы. Думаю, вопреки всем психиатрам, что умственный труд - правильный, конечно, - не способствует, а предотвращает развитие "психоза" - есть же на. свете такие скверные слова...
Е. М. Гаршину
30 октября 1881 г. Ефимовка
<...> Матушка в письме к Тане выразила мнение, что мне следует написать Ивану Сергеевичу. Так как это совершенно справедливо, то я и написал ему коротенькое письмецо. Ответа на него получить не рассчитываю, конечно, да и адреса своего я ему не послал 49) <...>
Английским языком я занимаюсь и, кажется, кое-что уже начинаю мороковать. Маленький учебник, по которому я учусь (Kothwell), я почти кончил; м. б. и пригодится, кто знает. Правда, что если бы пришлось переводить теперь с английского, то в день сделал бы не более 2 - 3 страниц. Но надеюсь подвинуться еще вперед...
Е. С. Гаршиной
20 ноября 1881 г. Ефимовка
<...> У вас опять началась пальба. Что значит расстояние? Узнав вчера об Черевинском покушении 50), я остался совершенно спокойным. Точно будто и не в России. Какие же теперь еще новейшие (новых уж и так много) меры надзора будут приняты?
Часто мне припоминается теперь:
В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России... 51)
В Ефимовке мы ежедневно почти смотрим, как кормят свиней; недавно кололи пару. Понедельники и пятницы ожидаются с нетерпением: почта, которая одна только разнообразит жизнь, если не считать чтения <...>
Недавно мы прочли Мериме "Colomba"; что это за прелесть! Просто подмывает перевести попробовать; не знаю только, была ли она напечатана по-русски 52). Я что-то не слыхал об ней раньше, несмотря на то, что это просто классическое произведение. Странное дело: "Colomba" Мериме мне ужасно напоминает Толстого в "Казаках", только, конечно, более шут народный, потому что француз...
В. А. Фаусеку
28 ноября 1881 г. Ефимовна
...Ламартин - болтунище ужасный, Мюссе все тужится быть умным и изящным; Христос его знает, может быть, он и изящен, только для понимания этого изящества нужно хорошо знать язык; для меня он уж очень скучен, как "Губернские ведомости". Гюго же хоть и враль, да зато уж и мастер. Может быть, вам попадется как-нибудь под руку "Les orientalis': не забудьте там посмотреть "Le Djinnes" 53) - это такой, я вам скажу, турдефорс стихоплетства, а впрочем, все трое вместе не стоют томика Лермонтова...
...А все-таки, как ни крепись, а надо признаться, жутко бывает иногда здесь. Особенно ночью, когда все лягут спать (я не сплю б. ч. часов до двух): ветер воет (ветры здесь такие, каких я никогда не испытывал), лиман ревет и мертвечина и пустота кругом страшная. Если читаешь что-нибудь, часто слова уходят из глаз и начинают проходить перед тобою целые вереницы былых сцен, знакомые лица. Боже мой, как все это далеко теперь и во времени, и в пространстве! Как-то чудно видеть себя одиноким и молчащим, того самого, который всегда отличался неистовой любовью к людской толкотне...
В. Н. Афанасьеву
31 декабря 1881 г. Ефимовка
Писать я не могу (должно быть), а если и могу, то не хочу. Ты знаешь, что я писал, и можешь иметь понятие, как доставалось мне это писание. Хорошо или нехорошо выходило написанное, это вопрос посторонний; но что я писал в самом деле одними своими несчастными нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, то это, право, не будет преувеличением. Писать для меня теперь - значит снова начать старую сказку и через три-четыре года, может быть, снова попасть в больницу душевнобольных. Бог с ней, с литературой, если она доводит до того, что хуже смерти, гораздо хуже, поверь мне. Конечно, я не отказываюсь от нее навсегда: через несколько лет, м. б., и напишу что-нибудь. Но сделать литературные занятия единственным занятием жизни - я решительно отказываюсь...
И. Т. Полякову 54)
30 марта 1882 г. Ефимовка
<...> Еще в начале 1880 г. я заболел ужаснейшею из всех болезней: бог отнял у меня разум. Почти год я находился в безнадежном положении, но все-таки оправился. Есть у меня добрый родственник, дядя по матери: он приютил меня и дал мне возможность прожить долгое время в деревне, т. е. в совершенном покое, которого именно и требовало мое выздоровление. С января прошлого года до сих пор я безвыездно живу в деревне, в Херсонском уезде; о каких бы то ни было занятиях, и более всего литературных, конечно, не могло быть и речи. С грустью должен сознаться вам, мой добрый и снисходительный друг, что я не чувствую себя тем, чем был прежде, до болезни: умственные способности ко мне вернулись, а та крупица таланта, какая была, кажется, исчезла навсегда <...>