Фашизофрения - Геннадий Сысоев

Страна гниет с головы. И выстраивается унылая цепочка: больные люди, больные общества, больная планета. Нацизм подобен бледной поганке, он ядовит в любых дозах.

Что такое фашизм? Это термин. О терминах не спорят, о терминах договариваются. Давайте договоримся, что называем фашизмом в этой книге.

Фашизм как самоназвание появился в 20-е годы в Италии и стал правящим режимом в 1922 году. И сегодня многие явные и неявные защитники этого движения пытаются заставить оппонентов говорить о фашизме только как о строе, царившем в Италии Муссолини в 1920–1940-е годы.

Но уже в те времена, а в послевоенные годы тем более, рамки понятия существенно расшились. В русском языке уже с тридцатых годов было принято называть фашизмом далеко не только итальянский фашизм образца упитанного дуче. И коль в нашем разговоре мы пользуемся русским языком, то будет логично и слова использовать в значениях, принятых в русском языке.

Итак, в этой книге мы будем называть фашизмом идеологию, которая базируется на вульгарном социал-дарвинизме, проповедует разделение людей, не суть важно, по каким параметрам, на низших и высших, и утверждает, что для осуществления великой цели — господства высших — допустимы любые преступления. Подробнее:

1. Социал-дарвинизм. Это механическое перенесение учения Дарвина о межвидовой и внутривидовой борьбе за существование в животном и растительном мире на человеческое общество. Это учение, точнее, верование, утверждает, что выживают сильнейшие{9}.

2. Как следствие — сегрегация, разделение людей (по тому или иному признаку) на способных, достойных выживания, и обреченных на то, чтобы стать материалом, «биомассой» для обеспечения выживания достойных (по-польски — «достойников»). Разделение на тех, кто достоин жить (субъектов выживания), и недостойных, лишенных права на существование (объектов, обеспечивающих существование).

3. Однако человек не животное. Вульгаризация заставляет вносить поправки. В борьбе за существование, если перенести ее на человеческий род, будет выживать не самый ловкий и сильный, а тот, кто способен применить средства, избыточно обеспечивающие достижение цели. В силу этого одним из основополагающих для фашизма является принцип «цель оправдывает средства».

Детализируем эти положения применительно к истории и современности. Вот как формулировал Гитлер в «Майн кампф» основы своего вульгарного социал-дарвинизма: «Человек возвысился благодаря борьбе… Чего бы ни достиг человек, он добился этого благодаря оригинальности, усиленной брутальностью… Жизнь можно уложить в три тезиса: борьба — всему глава, добродетель — голос крови, а главное и решающее — это вождь».

В эти же три тезиса укладывается любой фашизм — и гитлеровский, и позднейший.

И дальше: «Кто хочет жить, должен бороться, кто не желает бороться в этом мире, где вечная борьба является законом жизни, не имеет права на существование».

Здесь Гитлер просто открыто формулирует то, что апологеты фундаментального либерализма пытаются скрывать политкорректными словесами. Эту «оригинальность, усиленную брутальностью», мы находим во всей истории европейских стран и их колоний во все времена, но особенно — с начала Нового времени, или, как формулируют иные, с возникновения и упрочения капиталистических отношений.

«Оригинальность, усиленная брутальностью», — это и американский Дикий Запад, и современная Россия с Украиной. Умение ударить человека, не ожидающего нападения, воспользоваться недоступной для конкурентов информацией, — разве не на этом строятся капиталы и сегодня, и не только в «диких» постсоветских странах, но и в так называемых цивилизованных?

Многие скажут: и что ж тут такого? Только бизнес, ничего личного… Я тоже не оцениваю, плохо это или хорошо. Я только говорю: это было и есть.

Но в то же время, параллельно, было и другое. Фермеры выбирали шерифов, чтобы те отлавливали их наиболее способных к внутривидовой борьбе сограждан и отстреливали их, как бешеных собак. Вообще говоря, собаки, даже постоянно грызущиеся между собой, мгновенно и инстинктивно объединяются, чтобы загрызть бешеную, — а нынешняя свободная пресса ретранслирует громадное удивление: откуда у нас такая ненависть к частному предпринимательству? А ведь ненависть — не к предпринимателям, а к некоторым их весьма распространенным методам.

Фермеры не были ни слабее, ни глупее бандитов. Просто они не хотели стрелять в людей из-за углов или из кустов или нападать на спящих, а хотели спокойно растить хлеб и скот. Потому что в дарвиновской борьбе за существование, если перенести ее формы на человеческое общество, победит не сильнейший, и даже не самый приспособляемый, а подлейший. Способный ударить в спину, бить лежачего, продать — или купить — тайну исповеди.

И если в животном и растительном мире борьба за существование является двигателем развития, то, будучи механически перенесенной на человеческое общество, она явится двигателем деградации, дегенерации, регресса. А двигателем прогресса является как раз ограничение такой борьбы со стороны общества — культура, с ее этическими и юридическими нормами. Которые не нарушаются, а если нарушаются, то это не остается безнаказанным.

Безусловно, должности министров должны занимать наиболее умные, а должности солдат — самые сильные. Но ведь и бешеных собак нужно отстреливать, не правда ли?

Социал-дарвинизм — это, если использовать математический термин, почти всегда достаточное условие для выявления склонности к фашизму. Потому нам приходится и еще придется уделять ему внимание в этой книге.

Логическим развитием социал-дарвинизма является культ одиночки — сверхличности, в противовес коллективизму. Особую ненависть Гитлера вызывали три качества — интернационализм, пацифизм и эгалитаризм, то есть равенство: «Народ теряет свою внутреннюю ценность, как только становится подвержен этим трем порокам, ибо он тем самым разрушает свою расовую чистоту, проповедует интернационализм, предает свою самостоятельность и на ее место ставит подчинение меньшинства большинству, иначе говоря, некомпетентность, и начинает скатываться в братство всех людей».

Ну разве не то же самое видим мы у украинских националистов, с их «ініціативною меншістю», которая должна вести за собой «несвідому більшість»? Разве не те же самые гитлеровские отголоски находим в речах украинских политиков, любящих поговорить о том, что не всякая политика может быть публичной? (Особенно ярко это проявляется в вопросе о НАТО. Против него высказывается большинство граждан Украины, и это большинство, вследствие своего неугодного чиновникам выбора, объявляется «несвідомим» и «неинформированным». И потому решать — просвещать и вести — должны наиболее продвинутые, или, по Гитлеру — «главное и решающее — это вождь».)

Разве не тот же самый гитлеровский душок сквозит в речах «правозащитников», которые пытаются втолковать «слабо информированному» народу, что демократия — это на самом деле не власть народа, то есть его большинства, а защита прав меньшинств?

И что интересно: проповедники таких фашизофренических идей одновременно являются главными борцами с «русским фашизмом».

Откуда, как не от бесноватого фюрера, такая ненависть к «братству всех людей»? В украинском, да и в российском обществе, вдруг появилась значительная поросль особей, которые просто беснуются, когда слышат слова о братстве русского, украинского и белорусского народов. Вообще-то их очень немного, но они «несамовито» активны в Интернете, в борьбе за гранты западных институтов и соответственно — в проведении различных уличных и не уличных акций.

Пора забыть советские сказки о братстве русского и украинского народов, — твердят с экрана дуроскопа и лощеные дикторы, и студенты всяческих новых университетов, получивших меткое обозначение «натовских ПТУ», и старые седоусые националисты. Глядя на них, фюрер в своем котле со смолой небось попискивает от удовольствия: есть кому продолжить его кампф.

Откуда такая неадекватная ненависть к вообще-то банальному словосочетанию, давно ставшему пропагандистским штампом? Можно ли считать такую неадекватность следствием проблем с душевным здоровьем?

Вопросы интересные, но и другое не должно остаться незамеченным нами: почти все PRидумки современных национал-демократов списаны у главного национал-социалиста всех времен.

Ложь — один из существеннейших признаков фашизофрении. Конечно, не всякий лжец — фашист, но каждый фашист — лжец. Ложь для фашиста — и образ жизни, и способ действий, потому что ложь очень эффективное средство конкурентной борьбы. Она существенно облегчает путь от унтерменша к юберменшу. Солгав, что он невооружен, слабый человек легко победит в борьбе за выживание даже нескольких сильных. Ложь, кстати — это одно из отличий человека от животного — зубастое животное при всем желании не может прикинуться беззубым. Максимум, что досталось животному миру из подобных орудий, — это мимикрия.