Записки карманника (сборник) - Заур Зугумов

Сам кабинет я описывать не буду, – по всей стране они были в то время похожи друг на друга, как сиамские близнецы. В глубине стоял казенный стол, за которым восседал начальник отделения, еще несколько человек сидели в разных местах – кто у стены на стульях, а кто и рядом с хозяином кабинета, «Железный Феликс», как и было ему положено, висел за его спиной. Все присутствовавшие, не отрывая глаз, разглядывали меня, как бы изучая. Я почувствовал этот неподдельный интерес внутренним чутьем преступника, но не подал виду. Наконец тишину кабинета прервал его хозяин.

– Ты где был неделю назад, Заур? – сурово спросил меня Роберт.

– Уезжал, гражданин начальник, – лаконично ответил я, подчеркнуто называя его начальником при посторонних.

– А кто тебе разрешил покидать пределы города, находясь под надзором?

Я, естественно, не мог ответить на этот вопрос, поэтому, состроив виноватую мину, опустил голову и молчал.

– Ну ладно, с этим мы потом разберемся, – продолжал он. А можно узнать, куда ты ездил, с кем и зачем?

Эти вопросы, которые не были неожиданными, заставили меня на долю секунды призадуматься. Видно, сказалось нервное потрясение, которое я перенес минуту назад.

– Ездил в лагерь старого кореша повидать, – ответил я через минуту. – А с кем и зачем, не обессудьте, сказать не могу, – это не моя тайна.

– Посмотрите на него, какой джентльмен выискался!

– Придется сказать, Зугумов, еще как придется, – вдруг услышал я сбоку от себя хриплый и высокомерный голос, явно привыкший командовать. – Можешь в этом не сомневаться.

Я повернул голову в сторону говорившего. Это был грузный мужчина высокого роста, с широкими черными бровями. Он почему-то напомнил мне в тот момент Карабаса-Барабаса из детской сказки. Хорошо еще, что у меня хватило ума не улыбнуться. Попытавшись внимательнее разглядеть это чудо природы, я с презрением окинул его взглядом голодного волка, а затем, приняв исходную позицию, ответил как можно спокойнее:

– Это не моя тайна, гражданин начальник, и отвечать на ваши вопросы я не стану.

Боров, разговаривавший со мной, встал и подошел ко мне вплотную, а я в тот ответственный момент даже не пошевелил головой. Как стоял, так и остался стоять на месте.

– Послушай меня внимательно, ублюдок, – продолжал он. – По большому счету меня не интересует, где ты был и с кем. Если у меня и были еще какие-то сомнения на этот счет, порожденные доводами начальника отделения, то минуту назад в коридоре они рассеялись. Чуть позже и в другом месте ты мне расскажешь, как ты посмел сделать то, за что в былые времена казнили без суда и следствия, и, глядя на тебя, мразь, я не нахожу ни одной причины, почему нельзя восстановить этот справедливый закон. И будь я проклят, если будет что-то не так, как я задумал!

Махом выпалив свою угрозу, он вернулся на свое место. Все то время, пока он говорил мне эти любезности, я еле сдерживал тошноту, ибо из его рта шла такая вонь, будто возле меня остановилась ассенизаторская машина. Зная этот свой недостаток, он, наверное, специально подошел ко мне так близко. Но что бы там ни было, мне это не помешало здраво оценить обстановку и отчетливо осознать, что я попал в чье-то дерьмо, и не просто попал, а увяз в нем по уши. Я по-прежнему маячил посреди кабинета, и это положение начинало меня злить.

– Ну ладно, – собравшись с мыслями, я как бы парировал выпад этой вонючки, – что вы там будете предпринимать по отношению ко мне, это ваше мусорское дело, но мне бы все же хотелось узнать, в чем меня, в конце концов, обвиняют?

Видимо, мое законное желание показалось высокому собранию уж слишком циничным.

– Да эта тварь, по-моему, просто издевается над нами, – проговорил сидевший у окна рыжий верзила в дубленке до колен. Он встал и, подойдя ко мне с левой стороны, безо всяких предупреждений нанес такой удар в челюсть, после которого устоять на месте смог бы разве что телеграфный столб. Я рухнул на ковер как подкошенный и тут же вырубился.

Очнулся я уже на стуле. Молодой мент, один из тех, что приходили за мной на квартиру, держал меня за плечи и брызгал в лицо водой из графина. Делая вид, что еще не пришел в себя, и не открывая глаз, я пытался понять обрывки слов присутствующих в кабинете. Они собирались куда-то уезжать, и тот, который обещал заставить меня заговорить, сказал Роберту:

– Приведи его в чувство и закрой пока. Вечером после развода я пришлю за ним машину.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – по-гвардейски отчеканил Роберт и пошел провожать своих гостей.

Голова моя гудела, будто это был пчелиный улей, зато мозг работал как ЭВМ. Теперь я понимал больше, чем когда-либо, что главное для меня – узнать, в чем меня обвиняют, и, уже исходя из этого, строить планы на ближайшее будущее, ибо потом, когда я окажусь в тюрьме, будет уже поздно. Оттуда у меня лишь два пути: этапом в лагерь или ногами вперед, третьего не было, и я знал об этом наверняка.

Когда я наконец оказался в «красном уголке», как местные уголовники называли каталажку во втором отделении милиции, то, безо всяких преувеличений, находился на грани нервного срыва. Видит Бог, я даже не мог припомнить, когда еще со мной случалось что-либо подобное, и случалось ли вообще.

Не успел Роберт проводить «козырных» мусоров за дверь своего кабинета, как тут же отослал и того, кто возился возле меня с графином воды. Он даже не стал дожидаться, пока я открою глаза и буду готов его слушать, а сразу же, без какого-либо вступления, начал объяснять мне суть дела. Я слушал его очень внимательно и, по мере того как он углублялся в тему, чувствовал, что на столько же погружаюсь в чужое дерьмо. Один из законов, открытых Архимедом, здесь был явно налицо. Мы всегда испытываем некоторое облегчение, когда узнаем истинную причину наших несчастий, даже если не в силах ничего исправить. Так что же произошло за неделю до этих событий и в чем меня обвиняли? Девушка, которая кинулась на меня в коридоре, неделю назад была еще действительно девушкой, то бишь девственницей. Они с подругой возвращались домой с какой-то вечеринки. Идти было далековато, поэтому и решили поймать мотор. Проголосовав у дороги, они остановили «Волгу», приняв ее за такси и поначалу даже не заметив, что в ней, кроме водителя, находилось еще двое молодых людей, изрядно принявших на грудь. Эти подонки увезли девушек, изнасиловали их и, выбросив из машины, уехали. Но главным для меня стало то, что предводителем этих ничтожеств был, оказывается, не кто иной, как я сам. Люди, которые со мной разговаривали и только что покинули кабинет, состояли в близком родстве с той, что сидела в коридоре. Они работали в прокуратуре, МВД и даже органах Дагестана, и не какими-нибудь рядовыми служаками. Это были монстры с большими звездами на погонах. Когда Роберт перечислил их должности, у меня дрожь пробежала по телу. Их фамилии были на слуху преступного мира Махачкалы. Да уж, веселые у нее были родственники, нечего сказать! Для них я был не более чем букашка, которую можно раздавить одним пальцем, даже не утруждая себя. И я это прекрасно понимал.

Вкратце я рассказал Роберту, что в городе меня не было почти месяц, а ездил я в лагерь к старому корешу на свидание. Куда и с кем, я, конечно же, промолчал, но подчеркнул, что летал в оба конца самолетом и это можно легко проверить.

По-прежнему нисколько не сомневаясь в моей непричастности к этому преступлению, Роберт вызвал дежурного следователя, кстати, тоже знакомого мне мусора. В этот момент я находился в весьма щекотливом положении. Казалось бы, расскажи я все, как есть, и дело с концом, но закавыка была в том, что отец Нелли – второй секретарь горкома партии Махачкалы, а эта должность в то время была самой козырной в городе, тем более что вторые секретари обкомов и горкомов союзных и автономных республик были непосредственными ставленниками Москвы и обязательно русскими. Да и сама Нелли, как я уже упоминал, была старшим следователем прокуратуры РСФСР.

Люди старшего поколения, думаю, поймут меня без каких-либо дополнительных объяснений и осознают, что могло ожидать эту семью, поведай я мусорам все, как было на самом деле. Так что следователю я рассказал почти тоже, что и Роберту.

Взяв показания, он отправил меня в каталажку. Здесь в привычном для меня камерном одиночестве я постарался успокоиться и раскинуть мозгами, как обычно бывало при сходных обстоятельствах, но мысли путались в голове, как рой обезумевших пчел. Это было какое-то наваждение. Со мной творилось что-то невообразимое. Лицо горело, как угли жаровни, нервная дрожь сотрясала все тело. Затем, через некоторое время, оно покрылось капельками холодного пота, а по спине он стекал уже тоненьким ручейком, так что вся одежда успела промокнуть и прилипла к телу. Меня даже бил озноб.

Только сейчас я окончательно понял, что ничего подобного еще в жизни не испытывал. Но все же опыт крадуна и старого арестанта взял верх над обывательской растерянностью и чувством безысходности. Постепенно я стал возвращаться в нормальное состояние и наконец, взяв себя в руки, успокоился. Лишь один-единственный момент в этой истории по-прежнему не давал мне покоя. Я терялся в догадках и никак не мог понять, что это: красиво разыгранный спектакль, удачно подобранная подстава или что-то другое? Если это подстава, то для чего, с какой целью? Для отчетности? Вряд ли. Для мусоров я, по большому счету, не представлял особенного интереса. Карманный вор, да и только. Да если бы даже и представлял, наши махачкалинские легавые никогда не пошли бы на подобные розыгрыши. Они, скорее, спокойно закинули бы мне в карман анашу или пару ампул морфия, и делу конец. Эта практика была у них отработана до мелочей и всегда действовала без сбоев. Значит, эта версия отпадала. Но тогда что же?