Девушка нелегкого поведения - Галина Полонская

— Конечно, есть, — солидным тоном многоопытного эксперта произнесла Ника. — Я уверена, что Вовк — это не знаменитая телеведущая Ангелина Вовк. И не специалист по картам Таро Алексей Вовк. Кроме того, мне кажется, что эта брошка вряд ли принадлежала женщине. Я думаю, что тут замешан мужчина. И, возможно, заграница…

— Окстись, лапонька, — засмеялся Семен. — Какая заграница? Речь идет о дешевой брошке, а не о яйцах Фаберже!

— Ты же меня не дослушал! — возмутилась Ника. — Я хотела тебе объяснить, что большинство женщин, выбирая брошь, скорее предпочтут овальную или круглую, чем квадратную. Да и кого может привлечь эта лубочная «Тройка»? Если брошка принадлежала женщине, то какой-то, мягко говоря, странной. Гораздо вероятнее, что эта штука предназначалась в подарок туристу-иностранцу или была им куплена. Ты, Семен, пройдись по Невскому, по художественным салонам. Посмотри, где такие поделки продают. Может, это что-нибудь и даст.

Некоторое время Сёмка молчал.

— Ты еще не знаешь самого интересного, — заговорил он снова.

Ника насторожилась.

— Представляешь, охрана, дежурившая в ту ночь в музее, не заметила ничего подозрительного! Все было тихо и спокойно. Как всегда. Сигнализация в полном порядке, но она не сработала. Чудеса! По крайней мере один человек — а я думаю, что он был не один, — проник ночью в музей, провел там черт знает сколько времени, почти умер, и никто ничего не заметил!!!

Попрощавшись с Мармеладовым, Ника вылезла из ванны. Обласкала себя французским кремом и залюбовалась собственным отражением в ярко освещенном круглом зеркале, закрепленном в квадратной раме. Никины друзья (и ее несравненный Вовка) считали, что она похожа на знаменитую итальянскую актрису Орнеллу Мутти, укрощавшую в кино строптивого Челентано… При муже Лосовская всегда соблюдала политес: в бигудях не шлялась и лицом не блестела. Но сейчас можно было и расслабиться. Все равно никто ее не видит, а кошаки не в счет… Она лукаво подмигнула себе, зазеркальной, и отправилась спать, отметив, что круглое зеркало в квадратной раме напоминает ей макет круглого корабля-«поповки» в кубической витрине на выставке Айвазовского.

В постели было тепло, а местами даже жарко. Там уже целый час лежали под горой одеял две горячие резиновые грелки и парочка разомлевших кошек. А кошачья температура, как известно, тридцать восемь — тридцать девять градусов по Цельсию.

Ника нырнула в нагретое логово и подумала, что надо бы купить нормальный калорифер, единый проездной билет на все виды общественного транспорта и побольше хорошего кофе для гостей — чтобы никогда не кончался.

8

И перед этим солнцем отступая,Поняв, что с ним соперничать нельзя…

Одинокий пожилой моряк уже не первый день сидел на раскаленном песке под безжалостным голым солнцем. Налево, направо, позади и впереди простиралась только пустыня. Названия пустыни он до сих пор не узнал, но разных эпитетов для нее придумал массу. Вода закончилась. Миражам моряк не верил и даже прикрыл лицо бескозыркой, чтобы не видеть глупых и призрачных соблазнов.

Он решил, что если станет в следующей жизни главнокомандующим военно-морским флотом, то первым делом издаст три приказа:

1. Затопить все пустыни морями.

2. Перепрофилировать швейную промышленность на выпуск бескозырок исключительно белого цвета, так как именно этот цвет наиболее эффективно отражает солнце.

3. Изменить дизайн бескозырок, добавив к ним огромный козырек в качестве необходимейшей детали для защиты лица от ненавистного и еще раз ненавистного солнца.

Рядом с барханом, к которому безуспешно пытался прислониться обессиленный моряк, расположились на плоском песчаном пятачке придуманные им самим солнечные часы. Отметками часовых делений служили двенадцать черных бескозырок, аккуратно разложенных на песке по кругу. Неяркую тень, заменявшую часовую стрелку, отбрасывала на эти отметки одноразовая пластмассовая вилка, воткнутая в центр песчаного циферблата. Циферблат получился большим, а вилкина тень — крошечной, поэтому определять точное время было трудновато. Да и зачем?

«Где сейчас их хозяева? — думал моряк, глядя на бескозырки. — Понятия не имею… И не представляю — хорошо ли в раю… Но здесь всё же точно лучше, чем в аду: никакая сволочь конкретно над тобой не измывается, валяешься себе и потихонечку уплываешь…»

Видавший виды моряк был закоренелым оптимистом. Вот и сейчас он совсем по-детски улыбнулся внезапно налетевшему легкому ветерку, обвеявшему его запекшиеся губы и воспаленное красное лицо. Приятный ветерок, однако, начал быстро превращаться в крайне неприятный смерч. Часовые отметки — бескозырки — взмыли с положенных им мест вверх и закружились над головой моряка в траурном хороводе. На их околышах торжественно поблескивали «крабы» — венки позолоченных листьев, обрамлявших серпасто-молоткастый герб.

Снизу было видно, как багровеют пришитые внутри бескозырок полоски плюша. Длинные черные ленточки с желтыми якорьками на концах то разлетались по воздуху в разные стороны, как пустынные змейки, то сплетались друг с другом в причудливо-печальные погребальные арабески…

9

Слава вам, идущие обедать миллионы!

Проснувшись поутру, Ника обнаружила себя в постели в одной-единственной спальной пижамке, расшитой желтыми цыплятками и лазоревыми незабудками. Одеяла и грелки были свалены бесформенной кучей на полу у кровати.

— Неужели?! — подпрыгнула Ника и бросилась к батарее под окном спальни — в предвосхищении начавшегося отопительного сезона.

Предчувствия ее не обманули. Раскаленный дореволюционный чугун возвещал о приходе новой жизни — нормальной хотя бы в температурном плане.

Через полчаса довольная и умытая девушка сидела всё в той же пижамке, но уже с чашечкой чая, перед телевизором и поглядывала на жизнь разных стран в передаче «Клуб путешественников». Среди прочих промелькнул кадр с извивисто скользящей по пустынным пескам гадюкой.

Ника машинально взяла с расписного подноса еще один бутерброд с маслом и медом. Она пыталась удержать внутренним взором зловеще-черную змеиную ленточку на фоне ослепительно-белых барханов. На душу снизошла тоска от ясно всплывшего из памяти ночного сна: погибающий в раскаленной пустыне пожилой моряк… прощальный танец черных бескозырок…

Поразмышляв какое-то время, она набрала номер рабочего телефона Семена Мармеладова. На месте его не оказалось. Перезвонила на мобильник.

— Сёма, с добрым утречком, это я! По-моему, не стоит вам ворошить мореходные архивы из-за музейного трупа. Вряд ли он служил когда-нибудь во флоте.

— Почему ты так решила? — удивился Семен.

— Ну… Ты сказал, что внутри его бескозырки была подшита полоска плюша. Для чего, по-твоему, такое делают?

— Не знаю… — пробормотал Никин собеседник. — Наверное, чтоб крепче на голове сидела и от ветра не слетала.

— Не совсем так, Сёма. У нас раньше в доме жил бывший морской капитан. Его все просто Степанычем звали. Перебравшись со своего любимого корабля на пенсию, он благополучно спился. Черти регулярно его с балкона на улицу выманивали, и однажды он не устоял перед их приглашением… В общем, нет больше Степаныча. Но я вспомнила: он рассказывал, что молодые матросики обшивают иногда изнутри околыши бескозырок какой-нибудь толстой тканью. Для форсу — чтобы бескозырки лихо красовались точно на макушке, а не проваливались до плеч, словно шапки-ушанки. А у музейного трупа голова была очень большая, ты сам ее вчера с тыквой сравнивал. Значит, ему эта обшивка была без надобности. Стандартная бескозырка и так бы у него строго на макушке сидела, потому как ниже на череп просто не налезала. Проверь это, ладно?

— То есть ты, Никуша, намекаешь на то, что этот мужик мог бескозырку у кого-нибудь тиснуть? Или ему чужую, после того как он сам отключился, кто-то на башку напялил? — заинтересовался Мармеладов. — Хорошо, я подумаю и вечерком тебе перезвоню…

Семен объявился часа через четыре.

— Ну что, вернемся к нашим барабанам? — скаламбурил он по привычке. — Молодец, Лосовская! Умница ты моя — то есть, увы, не моя… Посмотрели мы еще раз повнимательнее на наряд покойничка. Тельняшка размера на три больше, чем надо бы. А бескозырка, наоборот, с чьей-то посторонней головы гораздо меньшего калибра. Так что, скорее всего, ты права, зайка: к морским волкам покойничек отношения не имеет… Ну, а по поводу брошки, — продолжал Мармеладов, — прошвырнулся я, следуя твоему совету, по художественным салонам. Везде говорят одно и то же: что перестали сейчас такие поделки брать на реализацию и, соответственно, продавать. В салоне «Искусство» очень миленькая приемщица — представляешь: натуральная блондинка с та-а-кими дивными формами! — припомнила похожие брошки и перелистала-не-поленилась — благодаря, конечно, моему бешеному обаянию! — квитанции за прошлый год. Выяснилось, что тогда три человека сдавали именно такие броши. Я фамилии и адреса на всякий случай выписал и проверил — ничего особенного за этими субъектами не числится.