Смех и грех Ивана‑царевича - Дарья Донцова

— Чегой‑то ты муженька любимого в печке сожгла, а пепел расшвырять велела? Почему не делали вскрытие? Кто Семену отраву в кефир подлил?

На следующий день красный от смущения Марк уехал не попрощавшись. У Людмилы же неожиданно появились странные мысли, она начала аккуратно разведывать обстановку. И чем больше подробностей узнавала, тем тревожнее ей становилось. Например, Оконцева выяснила, что патологоанатомическое исследование тела Семена Кирилловича действительно не производилось по просьбе Лизы, которая сказала представителю полиции:

— Умоляю вас, позвольте не кромсать моего любимого мужа! Всем же понятно, у него инфаркт.

И о том, что покойного нужно кремировать, а содержимое урны развеять над рекой, протекавшей по усадьбе, тоже сказала Елизавета Матвеевна. Она объяснила это Людмиле так:

— Мы с Семеном беседовали о нашей смерти, и он всегда говорил: «Обойдусь без холмика за оградой. Никогда не жил за решеткой и после ухода на тот свет не желаю за ней оказаться. Чего хорошего в том, что ты и дети пару раз в год по обязанности станете притаскивать к памятнику цветы и думать: «Ну вот, опять целый день потратили впустую». Запомни, я хочу, чтобы мой прах развеяли над нашей речкой».

Людмила, которая оплачивала процедуру в крематории и поминки, была в шоке от скоропостижной смерти совсем не дряхлого папы, поэтому не увидела в словах Елизаветы Матвеевны ничего странного. Но после скандала, устроенного Марком, вспомнила, как один раз отец проронил во время встречи с ней:

— Похорони меня на кладбище около отца, деда и матери.

Гольянов прав: Семен Кириллович являлся единственным препятствием на дороге Винивитиновых к богатству. Пятаков очень хотел стать аристократом, а найти в России девушку из обедневшей семьи с благородной фамилией не так уж трудно. Но алкогольный олигарх мечтал получить вместе с родовитой женой и поместье с красивой историей. Без усадьбы Ксения была не слишком‑то привлекательна для удачливого торговца спиртным. Семен Кириллович посмеялся над предложением Игоря Анатольевича и вскоре умер. А его вдова тут же с восторгом это предложение приняла.

Судя по тому, что Ксения, бросив учебу в Канаде, примчалась в Москву, она тоже явно рада возможности стать женой очень богатого человека. Эмма Геннадиевна в присутствии Милы бросила как‑то фразу: «Всю жизнь мечтала увидеть египетские пирамиды, афинский Акрополь, Лувр, Пизанскую башню. Но какие путешествия с нашими доходами? И вот на старости лет улыбнулась удача». Матвей Ильич согласно кивал: «Ты права, мамочка, мы сможем везде побывать. Игорь Анатольевич щедрый человек, он обещал отправить меня в Германию, сказал: «Знаю там прекрасного специалиста, вам сделают операцию, опять станете хорошо видеть». И резко повеселевшая Анфиса, вероятно, тоже строит свои планы.

Людмила приезжала в усадьбу раз в неделю, к ужину, и всегда разговор за столом шел о будущем ремонте, о предполагаемых покупках. О Семене никто не скорбел! Оконцева молча слушала беседы родственников, вспоминала слова пьяного Гольянова, и на душе у нее становилось гадко и тревожно. В конце концов старшая дочь Семена Кирилловича спросила себя: а своей ли смертью умер папа? Он не хотел, чтобы Ксюша расписывалась с Пятаковым, категорически противился браку дочери с королем алкоголя, не желал отдавать усадьбу в чужие руки и… внезапно ушел на тот свет. Нет ли тут чего посерьезнее простого совпадения? Умная жесткая Людмила слегка растерялась, поняв, что в истории с внезапной смертью отца могут оказаться замешаны родственники, и не могла сообразить, как ей лучше поступить.

Возможно, Елизавета Матвеевна почувствовала ее беспокойство. Во всяком случае, когда Мила в очередной раз нагрянула в гости, ее встретила домработница со словами:

— Хозяев дома нет. Куда уехали, не знаю.

Вечером ни Ксения, ни вдова, ни Анфиса не перезвонили Людмиле, не спросили: «Ты приезжала? Ой, прости, а мы все внезапно отправились за покупками». Мила сама набрала номер Винивитиновых. Трубку сняла все та же верная Надежда Васильевна, фальшиво заахав, она сказала:

— Вы нас пока не навещайте. Грипп всех свалил. Кха‑кха… Кажется, у меня тоже начинается.

— Может, лекарств купить? — предложила Люся.

— Нет‑нет, ничего не надо, — решительно отвергла ее предложение горничная. — А главное, пока не приезжайте, а то еще заразитесь.

Две недели Винивитиновы болели. А потом у них никак не находилось свободного времени для встреч с Милой. Каждый раз, когда Оконцева звонила и говорила Елизавете Матвеевне или Анфисе, что хочет подъехать — мол, давно не виделись, соскучилась, — она слышала в ответ:

— Ой, так жаль, но не получится, мы запланировали поход в магазин за туфлями для Ксюши (или: надо отвезти к врачу Эмму Геннадиевну… купить Матвею Ильичу пиджак… ну и так далее).

Людмила, конечно, сообразила, что ее расспросы о смерти отца не понравились… кому‑то из членов семьи, скорее всего Елизавете Матвеевне, и теперь она объявлена у Винивитиновых персоной нон‑грата. Вот тут уж Оконцева окончательно пришла к выводу, что ее отца убили, и обратилась к Элеоноре.

Почему не в полицию? Смерть Семена Кирилловича объявлена естественной, он отправился в мир иной в декабре прошлого года, с того момента прошло много времени, сейчас на дворе глубокая осень. Даже если представить фантастическую ситуацию, что Оконцева сможет добиться возбуждения дела, то как доказать факт отравления? Тело невозможно эксгумировать — его нет, даже пепел развеян.

Нора умный человек и, естественно, понимает, что о неких тайнах люди никогда никому не станут рассказывать. Но если в доме постоянно находится кто‑то внимательный, он сможет разузнать много всякой информации. Поэтому нужно, говоря языком спецслужб, внедрить меня к Винивитиновым. Вот только как это организовать?

Элеонора ломала голову, у нее рождались всякие фантастические идеи, например сделать меня обожателем Анфисы. Но вдруг в дело вмешался господин Случай. Ей позвонил близкий приятель, владелец агентства по найму прислуги, и сказал:

— Нет ли у тебя на примете мужчины средних лет, приятной наружности, обладающего безупречными манерами, честного, не болтливого, не имеющего никакого отношения к миру криминала и согласного работать дворецким в аристократическом доме? Обычно на эту должность я привожу людей из Англии, в России такие специалисты мало востребованы, да их у нас попросту нет. Но сейчас особый случай. Княгиня Елизавета Винивитинова‑Бельская не владеет иностранными языками, ее родители тоже не полиглоты, поэтому им нужен россиянин. Весь мозг себе сломал, где найти такого?

Моей нанимательнице потребовалась вся выдержка, чтобы не заорать от радости. Сделав пару вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, Нора ответила:

— Есть отличная кандидатура — Иван Павлович Завирушкин. Служил за границей, вернулся из‑за болезни пожилой матери. Я его прекрасно знаю, но скорее всего, Иван уже пристроился, такие работники, как он, на дороге не валяются.

— Умоляю, познакомь меня с ним, — возопил владелец агентства. — Уж я постараюсь переманить парня!

Элеонора в кратчайший срок изготовила хвалебные отзывы от якобы бывших хозяев чудо‑дворецкого, проживающих в разных странах, и новый паспорт для меня. Увидев его, я усмехнулся:

— Фамилия Завирушкин не самая благозвучная.

— Просто это первое, что пришло в голову, — честно призналась моя нанимательница. — Сначала я на автомате выпалила «Иван Павлович», потом изменила «Подушкин» на «Завирушкин», в рифму…

И вот уже несколько дней я являюсь дворецким в усадьбе Винивитиновых‑Бельских и внимательно наблюдаю за событиями в доме.

Елизавета Матвеевна усиленно изображает из себя княгиню. Как на самом деле следует себя вести даме, чей род насчитывает несколько столетий, она не знает, поэтому старательно копирует поведение героинь глупых кинофильмов о жизни аристократии.

Эмма Геннадиевна вполне мила и никем не прикидывается. Старушка постоянно лечит мужа от разных болезней и нежно заботится о своей собаке.

Я знаком с дамами, которые вечно таскают при себе крохотных терьеров в ошейниках, щедро украшенных стразами, постоянно целуют любимцев и восклицают: «Ах, мой Жоржик все‑все понимает!»

Но Эмма Геннадиевна — особый случай. Она считает своего Рича человеком, наряжает его в пиджаки, свитера, рубашки, брючки, разговаривает с ним, спрашивает у него совета. И, самое интересное, Рич, судя по всему, тоже уверен, что он не собака. По крайней мере, карликовый пудель вышагивает в своих нарядах с весьма довольной миной, ест за обеденным столом из серебряной миски и, когда хозяйка интересуется: «Дорогой, как считаешь, что нам лучше сделать — посмотреть телевизор или пойти погулять?» — отвечает: «Гав, гав».