Разыскиваются полицией - Ким Уозенкрафт

— Ты сегодня ершистая.

— Может быть.

— Не в духе? — Он послал ей свой особенный взгляд.

Дайана промолчала.

— Черт возьми, девочка, кто тебя достал?

— Лоув — преступник! — Посетители повернулись в их сторону. Она понизила голос: — Ты это знаешь так же, как то, что мы с тобой здесь сидим.

— Не исключено, что знаю. Но не собираюсь раздувать дело. Только благодарю Бога, что расстался со значком помощника шерифа до того, как он заступил в должность. И сочувствую тем, кто работает в его округе. Скажу тебе так: служить в полиции — гораздо лучше.

Однажды Ренфро спросил ее, когда ей впервые пришло в голову стать копом, но она не ответила. А произошло это, когда Дайана училась в седьмом классе и, возвращаясь из школы, напоролась на пороге дома на выходившего из материнской спальни сожителя. Они нестерпимо долго смотрели друг на друга; девочка вспыхнула от стыда, и ее щеки приобрели цвет растущего во дворе олеандра. А он, напротив, не опешил, не смутился, посмотрел на нее холодно, свысока, словно на грязь под ногами, и гордо уселся в свою «тойоту-пикап», скрипучий автомобильчик, который и грузовичком-то не имел права себя называть. Дайана смерила ненавидящим взглядом удаляющуюся машину: «Только попадись мне на глаза!» Она заставит себя уважать. Он еще подойдет к ней на полусогнутых, если она будет в этом нуждаться. Да не только он, но и все остальные в Овертоне. Кроме разве что матери. Мать не понимала, что значит уважать даже саму себя.

— Ренфро, — промолвила Дайана, — шериф Гиб Лоув не дурак. Он воплощенное зло.

— Ну давай, договаривай, Дайна, — подмигнул он ей. — И подминает здесь все под себя, полагая, что выполняет работу Создателя.

— Как, например, когда записал Рика Черчпина в смертники? Бог свидетель, прекрасный пример мастерского сыска.

— Черчпин — дрянь. Однако не вкручивай мне мозги, не уверяй, будто сочувствуешь ему.

— Я никому не сочувствую. Но не он совершил эти убийства.

— Не уверен.

— Вспомни, меня хоть раз вызывали для дачи показаний? А ведь именно я присутствовала на месте преступления. Убийца был белым, Черчпин — нет. Он даже отдаленно не напоминает того человека. А у Эла Суэрдни кишка тонка, чтобы даже называться окружным прокурором. Я к нему иду рассказать о том, что видела, а он заявляет, что следствие обойдется без моих показаний. Не желает сделать ничего, чтобы не смутить присяжных. Мерзкий тип!

— Ну, ну, девочка, — успокаивающе произнес Ренфро. — Проехали. Угомонись. Не стоит кипятиться. Уверен, адвокат Черчпина подаст апелляцию. Может, тогда и тебя позовут дать свидетельские показания.

— Велика радость! Выступать от имени защиты! Погубить дело для обвинения! Я стану посмешищем для всех. Без малейшей надежды на повышение. Будь уверен, я готова бросить эту службу. Можно с таким же успехом быть юристом.

— И возиться в том же самом дерьме, только с более высокой зарплатой и меньшим риском. Не придуряйся, тебе нравится работать на улице. Ты сама это знаешь.

Дайана вздохнула:

— Хорошо бы, кто-нибудь ограбил банк или обокрал супермаркет. Ерундовыми вызовами я сыта до следующей Пасхи.

— Дайана!

Она горестно вздохнула.

— Если ты серьезно насчет юридического факультета, а я бы этого хотел, и если бы ты поступила в университет…

— Ты бы этого хотел?

— То могла бы жить у меня. В моей квартире. Ведь тебе придется платить за образование и все такое… — Он так серьезно на нее посмотрел, что Дайане показалось, она вот-вот растает.

— Очень мило, Ренфро, но беда в том, что я никак не соображу, что мне делать. Пока не решила. Выхожу из себя из-за того, что творится вокруг. А это неправильно.

— Не исключено, что ты вообще не видела убийцу. А тот парень делал там что-либо еще. Согласен, в такой поздний час, конечно, что-нибудь незаконное. Но убил не он. А когда заметил тебя, психанул и увел твою машину. Согласна?

— Слушай, ты желаешь убедить меня, что обвинения Гиба Лоува против Черчпина хоть сколько-нибудь обоснованы? Говори, в чем дело?

— В свое время он мечтал стать курсантом, — спокойно ответил Ренфро.

— Черчпин?

Ренфро кивнул.

— Когда учился в средней школе. Тогда детектив Эфирд служил патрульным сержантом. И в соответствии с программой подготовки Черчпин несколько раз выезжал с ним на дежурства.

— Что же с ним приключилось?

— Метамфетамин. Пристрастился глотать калики, вот что с ним приключилось. Эфирд перепробовал все, что мог, но Черчпин только глубже тонул. Стал твердить, что ему уже не выкарабкаться. А был неплохим парнишкой.

— Ну и я о том же! А теперь его засунули в камеру смертников. Поразительно! На его месте должен быть шериф. Хотела бы я знать, как он вывернется.

— А кто с него спросит? — усмехнулся Ренфро. — Ты? Я? Они с окружным прокурором — два сапога пара и делают все, что хотят.

— Скажи что-нибудь новенькое.

— А как тебе понравится вот это: затащу-ка я тебя на заднее сиденье своего сине-белого патрульного «шевроле», стяну с тебя форму и буду трахать, пока не запросишь пощады.

Щеки Дайаны покраснели. Черт бы его побрал!

— Только попробуй! Сам запросишь пощады.

Они улыбнулись, но Дайана покачала головой: не выйдет.

Ренфро взял с тарелки то, что осталось от отбивной — а осталась кость, — зажал зубами и глухо зарычал.

Дайана старалась не рассмеяться, но не удержалась. Она заметила, как с другой стороны покрытого синими линолеумными плитками зала на них уставилась пара, и быстро одернула себя. Во всяком случае, постаралась.

— Слушай Ренфро, если ты не перестанешь валять дурака, то засадишь нас по шею в дерьмо. Веди себя прилично.

Он немедленно послушался, изображая военную выправку, расправил плечи, с подчеркнутым изяществом орудуя ножом и вилкой, доел жареную окру и обратился к Дайане официальным тоном:

— Офицер Уэллман, прошу разрешения расплатиться по счету!

Ренфро взял грубо вырванный из чековой книжки официантки зеленый листик бумаги, расправил на столе четыре доллара чаевых, поставил на них бутылочку с кетчупом и направился к кассе. Кассир потянулся за чеком, а Ренфро сделал вид, будто намеревается достать бумажник. Кассир посмотрел на него, чуть заметно кивнул и нанизал чек на металлический стержень надписью вниз. За счет заведения.

Они вышли на знойную улицу. Дайана чувствовала, как жар поднимается от черного асфальта автостоянки и проникает сквозь подошвы ее ботинок. Она вспотела, пока добралась до патрульной машины, с радостью сняла шляпу и забралась в салон, где работал кондиционер. Ренфро постучал в окно. Дайана опустила стекло.

Его глаза светились откровенным желанием. Оно передалось ей, и Дайану потянуло прижаться губами к его губам.

— Черт тебя побери, Ренфро, и что, по-твоему, мне делать? — Она откинулась на спинку сиденья.

Ренфро погладил ее по руке, с улыбкой отвернулся и бросил через плечо:

— Полицейскому требуется подкрепление. Поезжай за мной. — Он сел в машину, вырулил со стоянки и повернул на юг.

Дайана повернула на север.

Миновала два квартала и, не в силах сопротивляться, плавно развернулась и поднажала на газ, чтобы догнать его.

Болтон так быстро разрастался, что новые пригороды возникали буквально за одну ночь. Там, где совсем недавно простирались поля с пшеницей, хлопком и пастбища для скота, возникали заборы, землю нарезали аккуратными участками, мостили, подводили коммуникации и готовили к строительству домов, которые, хотя и собирали за несколько недель, тем не менее считались спроектированными по заказу покупателя. Клиенты выбирали по большим каталогам с отдельными листами кирпич, фасад, цвет крыши, обои, половое покрытие, деревянную облицовку стен и через шесть недель вселялись в новое жилье. Сразу же появлялись маленькие грузовички с цистернами, и в местах, где посреди асфальта все еще сохранялась грязь, рабочие в синих комбинезонах разбрызгивали зеленый клейкий состав. Там через три дня возникал без единого сорняка газон. На задних дворах устраивали бассейны, и овальные, прямоугольные или изогнутые поверхности отливали голубой прохладой воды. Вырастали частные ограды.

Странное это было дело. Дайана брала два выходных в неделю, как правило, вторник и среду, а когда опять выходила на дежурство, приходилось запоминать названия еще трех новых улиц. И там уже жили новоселы. Она понимала, что не ей судить, но, по ее мнению, если кто-нибудь и заслуживал смертной казни, то планировщики и архитекторы пригородов.

Дайана двигалась вслед за Ренфро по району новостроек, где на обильно поливаемых красивых зеленых газонах не играл ни один ребенок. Наверное, из-за адской жары, или они прилипли к телевизорам или компьютерам. По сторонам на фоне тускло-голубого неба мелькали скелеты домов. Бетон такой чистоты, что хотелось лизнуть. Дайана вспомнила, как девочкой она с подругами бегала босиком по мостовой на Стадиум-стрит и пальцами ног старалась раздавить полупрозрачные пузырьки на гудроновых лентах между бетонными плитами. Другим детям, если они возвращались домой с перепачканными ногами, часто доставалось от матерей. Но у Дайаны по этому поводу с матерью не возникало проблем. И по другим тоже.