Давай найдем судьбу - Галина Полынская

– Давай, – вздохнула Тая.

В объятия Морфея я рухнула мгновенно, и мне приснилась презентация и то, как я хожу по сцене в перьях и консервных банках…

Будильник звонил, звонил и звонил… отбойный молоток… зверская пытка… сволочь квадратная… мерзавец с кнопочками…

– Тая, выключи его! – застонала я, но ответом мне был все тот же неугомонный звон, хорошо, хоть собака не сопит, как обычно, в ухо… Кстати, почему он не сопит? Я открыла глаза и посмотрела по сторонам. Где моя собака? И где моя подруга? Похоже, ушли гулять, великодушно позволив мне поспать чуточку дольше. Выбравшись из теплой кровати, я поплелась в ванную. Странно, будильник я выключила, но трезвон все равно продолжался… С утра я довольно туго соображаю, поэтому только под душем поняла, что это звонят в дверь.

– Сейчас открою! – крикнула я и, быстренько замотавшись в полотенце, бросилась в прихожую. Это оказались не Лаврик с Таей, а Влад – наш внештатник.

– Привет, сонное царство, я за статьей.

– Проходи на кухню, я сейчас.

– Можно я сварю кофе?

– И на мою долю тоже.

Пока я приводила себя в божеский вид, явилась Тая и сладкий. Она тут же проникла ко мне в ванную и зашептала:

– Слушай, Сена, это кто?

– Где?

– У тебя на кухне какой-то симпатяга варит кофе! Откуда он взялся, меня же не было всего двадцать минут!

– А, это Влад, наш внештатник, за статьей пришел, совершенно безалаберный тип, уверяю тебя. Он совершенно неорганизованный, никогда не знает, куда что положил, удивляюсь, как он до сих пор помнит, как его зовут.

– Слушай, у вас столько общего, вы же просто идеальная пара!

За это я вытолкала ее в коридор и закрыла дверь на задвижку.

Выпив кофе, вручила Владу статью, выпроводила его, и мы начали собираться в театр. Разумеется, билеты нам достались не на вечерний спектакль, куда ходят все приличные люди, а на дневной. Мы нарядились в длинные юбки, сделали гладкие прически, напустили на себя одухотворенный вид и отправились наслаждаться искусством. Денек выдался солнечным и милым, от метро до храма муз решили пройтись пешком.

– Только бы меня никто из редакции не увидел, – я с опаской озиралась по сторонам, – у меня ведь свинка.

– Твоя редакция вообще-то в другом конце города.

– Ну, мало ли…

– А почему у тебя именно свинка?

– Просто первое, что на ум пришло, кстати, ты не знаешь, что это вообще за болезнь такая? Как она выражается? Пятачок вырастает, что ли?

– Понятия не имею, меня сейчас волнует, будет ли в театре кто-нибудь еще кроме актеров и нас.

– Не надо было брать билеты на дневной спектакль.

– Какие всучили, такие и взяла.

– Да, ты мне так и не сказала, что именно мы идем смотреть?

– «Руслана и Людмилу», это опера.

– Что? Опера? Да ты с ума сошла! Я думала, мы идем на нормальный спектакль! В опере я смысл только по программке и понимаю!

– Сена, у меня нет других билетов. И кроме представления у нас в театре есть и другие важные задачи.

– Уверена, наши судьбы не пойдут среди бела дня слушать оперу!

– А вдруг пойдут? Может, внутренний голос им шепнет, что мы там будем?

– Сильно сомневаюсь.

Оказалось, что пешком идти довольно далеко и ко всему вдобавок, уже у самого театра, выяснилось, что мы перепутали время и идем ко второму акту.

– Ладно, уж, – махнула рукой Тая, – зря, что ли, наряжались? И, как только я повнимательнее на билеты не посмотрела?

Я не стала комментировать, не хотелось портить отношения.

Разумеется, кроме нас в театр больше никто не входил, народ уже давно вникал в суть спектакля. На лице у билетерши ясно читалось: «Вы бы еще позже явились!» Но мы сделали вид, что всегда ходим исключительно ко второму акту и направились в буфет, дожидаться антракта. Он вскоре начался и, выпив по чашке кофе, мы отправились в зал, занимать свои места в четвертом ряду.

– Нет, все-таки театр это особенное место, – сказала Тая, глядя по сторонам – особая атмосфера, значит, и люди тут тоже должны быть особенными…

– Ага, например как мы.

– А почему бы и нет? Чем мы тебе не нравимся?

Антракт подходил к концу, зрители возвращались, рассаживались на свои места, а мы украдкой разглядывали соседей: преимущественно девушек и старушек. Погас свет, поднялся занавес, заиграла музыка, и на сцену вышел пожилой, совершенно квадратный господин с рыжей бородой из мочала и запел жутким басом.

– Кто это? – шепотом спросила Тая, отчего-то решив, что я должна быть в курсе всех деталей.

– Руслан, – предположила я.

– Это? – искренне удивилась она. – Насколько я помню, Руслан красивый молодой человек.

– Наверное, в опере главное не внешность, а голос.

– Очень жаль.

Квадратный Руслан пел долго и совершенно неразборчиво, но я все-таки уловила суть: он собирался спасать Людмилу от Черномора. Закончив, певун ушел и его сменил точно такой же квадратный господин, но поменьше ростом, без бороды, но в шляпе, из-под которой в разные стороны торчали желтые соломенные лохмы. Он запел немного потише, но при этом приседал от усердия. Мне он напомнил персонажа из моей любимой книжки детства «Волшебник Изумрудного города» – Страшилу. Сходство было настолько сильным, что во мне очень некстати начал образовываться смех. Такое у меня иногда бывает, хохот вдруг распирает изнутри в самый неподходящий момент и ничего нельзя с этим поделать.

Как-то раз со мной такое приключилось в школе, на контрольном зачете по алгебре. Из-за какого-то пустяка, сказанного соседом по парте, у меня началась самая настоящая смеховая истерика. В аудитории царила гробовая тишина – этого преподавателя все панически боялись, – препод смотрел на меня в упор, а я билась в натуральных конвульсиях и молила Бога только о том, чтобы громогласно не расхохотаться во все горло. Теперь, кажется, со мною начинало происходить то же самое и опять в крайне неподходящее время.

К счастью, «Страшила» всем сообщил, что он тоже отправляется за Людмилой, и убрался со сцены.

– Слушай, Сена, – шепнула мне на ухо Тая, – на месте Людмилы, я бы осталась с богатеньким Черномором, если б меня взялись окучивать такие соломенные квадраты.

Зря она это сказала. Меня прорвало, и я начала смеяться, правда пока умудрялась делать это беззвучно.

Следующим номером выступала какая-то дама странной конфигурации: там, где у нее заканчивался головной убор, сразу же начинался бюст. Дама выдвинулась на середину сцены, вытянула перед собою руки и, размахивая ими в разные стороны, заголосила.

– Слушай, – сквозь смех выдавила я, – как ты думаешь, а это кто?

– Может Людмила? – неуверенно предположила Тая.

– Да? – ужаснулась я. – Если это она, то мы немедленно уходим, какая же может быть Людмила без шеи?

Тут засмеялась и Тая. К счастью выяснилось, что это не Людмила, и нам стало немного легче, хотя смеяться я не прекратила, я уже не могла остановиться. Умом я понимала, что мы сидим почти у самой сцены и нас, не дай Господь, видят актеры, но ничего не могла с собой поделать.

Потом занавес ненадолго опустили, а когда его снова подняли, на сцене стояла громадная голова в шлеме. Вышел Руслан и минут пятнадцать распевал песни, не обращая внимания на то, что в двух шагах от него стоит трехметровая башка, и только когда у нее загорелись глаза, а изо рта повалил дым, он ее вдруг заметил! Руслан взмахнул руками, будто собирался улететь, что должно было означать удивление, а голова вдруг, ни с того ни с сего, запела тихим, жалобным хором. Это, конечно, не могла не заметить Таисия.

– Сена, – прошептала она, – а почему голова поет хором? Что с ней? Ей плохо?

У меня начался самый настоящий приступ. Я поняла, что если она скажет еще хоть слово, меня придется выносить отсюда.

– Замолчи, пожалуйста! – проскрипела я. – Я никак не могу успокоиться!

– А что я такого сказала? Кстати, отодвинься от спинки кресла, иначе из-за тебя трясется весь ряд, и на нас обращают внимание.

Я согнулась в три погибели и тихо вздрагивала, стараясь думать о чем-нибудь неприятном, в надежде остановить смеховую истерику, но, по всей видимости, она была заразной – глядя на меня, стала трястись и Тая. На сцену мы старались не смотреть, дабы не сделалось еще хуже. Во что бы то ни стало, требовалось продержаться до антракта… Мы почти взяли уже себя в руки и немного успокоились, как вдруг на сцену вышел худенький мужчина в длинном кафтане и неожиданно запел женским голосом. Мы в недоумении уставились на это явление.

– Тая, почему он женским голосом поет? – спросила я.

– Потому что это женщина.

– Но одежда-то мужская, – продолжала недоумевать я.

– Правильно, потому что это мужчина.

– Я тебя что-то не понимаю, так это мужчина или женщина?

– Мужчина, видишь, усы нарисованы.

– Да? – я присмотрелась повнимательнее. – Действительно, но почему он поет женским голосом?

– Потому что это женщина! Господи, ты что, тупая или притворяешься? – Тая с трудом говорила сквозь смех, и ее шепот то и дело срывался на визгливые нотки.