От рабства к рабству. Древний Рим и современный капитализм - Валентин Катасонов

Историки Рима говорили о возникновении во II в. до н. э. капитализма – преимущественно не промышленного, а торгового. Моммзен писал про это время: «Внешняя торговля получила весьма широкое развитие отчасти в силу естественных причин, отчасти и потому, что во многих покровительствуемых Римом государствах римляне и латины не платили таможенных пошлин (…) Промышленность, во всех отраслях которой употреблялся рабский труд, тоже развивалась, но далеко не столь значительно, как торговля (…) Стремление к приобретению богатства, к увеличению своего благосостояния охватило мало-помалу всю нацию (выделен мною. – В.К.)»[34].

Целый ряд авторов обращают внимание на то, что капитализм Древнего Рима был весьма специфическим: тогдашний хозяин-капиталист использовал в качестве рабочей силы только рабов, «живое имущество». В то же время в Древнем Риме формально существовали предпосылки для формирования модели капитализма, основанного на использовании наемной рабочей силы: с одной стороны, многие патриции скопили большой капитал; с другой стороны, многие плебеи разорились, превратились в люмпен-пролетариев, населявших Рим и другие крупные города Италии. Однако соединения (по крайней мере, массового) капитала со свободными рабочими руками в Древнем Риме так и не произошло. Если бы такое соединение произошло, то тогда в Древнем Риме получил бы развитие капитализм, который мы могли бы условно назвать «промышленным». Видимо, у богатых «верхов» Рима не было достаточных стимулов и желания заниматься предпринимательством. Да и люмпенизированные «низы», которые уже привыкли к праздному образу жизни («хлеба и зрелищ»), не представляли качественной рабочей силы. Одним словом, капитализм производительного типа, основанный на наемном труде, в Древнем Риме не состоялся[35]. У богатых «верхов» была более простая и выгодная альтернатива – ростовщический бизнес, который избавлял их от необходимости иметь дело с наемной рабочей силой и рисками промышленной (ремесленной) и торговой деятельности.

Этот вид бизнеса был более прибыльным, чем ремесленное производство и сельское хозяйство, и в то же время – менее рисковым, чем международная торговля. Тот же Моммзен писал о Риме II в. до н. э.: «В колоссальных размерах (…) развивалось в Риме денежное хозяйство. Уже во время Катона[36] не только в Риме, но и в провинциях действовало множество банкиров, которые являлись посредниками в самых разнообразных торговых и промышленных предприятиях и во всевозможных денежных расчетах»[37].

Общественную модель той эпохи можно назвать денежным капитализмом. О денежном капитале Древнего Рима мы будем говорить ниже.

1.3. Паразитическое потребление как признак древнеримского общества

Мы уже отметили важнейшую особенность античного капитализма – ориентация общества (прежде всего, его элиты) на потребление и получение удовольствий. Речь идет не о разумном потреблении, удовлетворении естественных потребностей человека, а о некоей страсти (болезненном состоянии) человека, когда он переходит эти границы разумного (достаточного) потребления. Речь идет о таком состоянии общества, когда эта болезненная страсть становится социальной «нормой» и почитаемым «культом».

Теодор Моммзен в своей «Истории Рима» неоднократно повторяет: «Расточительность и чувственные наслаждения – таков был общий лозунг (элиты Рима. – В.К.)». Описывая жизнь Рима II в. до н. э., он отмечает: «В Риме развивалась не та изящная роскошь, которая является цветом цивилизации, а та роскошь, которая была продуктом клонившейся к упадку эллинской цивилизации в Малой Азии и Александрии. Эта роскошь низводила все прекрасное и высокое на уровень простой декорации; наслаждения подыскивались с таким мелочным педантизмом, с такой надуманной вычурностью, что это вызывало отвращение у всякого человека, неиспорченного душой и телом»[38].

Роскошь и искание чувственных удовольствий проявлялись во всем: званых обедах и пирах, одежде и нательных украшениях, скульптурах и интерьере, архитектуре и устройстве садов, организации зрелищ (например, игр гладиаторов, цирков, театрализованных представлений), похоронах, щедрых жертвоприношениях в языческих храмах и т. п. Неимоверно распространились азартные игры, проституция и прочие пороки, которые требовали немалых денег.

В античной философии эти болезненные страсти аристократии находили объяснения и обоснования в разного рода теориях. Например, было разработано учение о гедонизме. Вот что говорится в энциклопедии об этом учении: «Гедонизм – философское и этическое учение, обосновывающее наслаждение высшей целью человеческого существования. Оно зародилось в античном обществе, основанном на рабском труде, и затем возрождается в эпоху позднего феодализма и раннего капитализма». Вот что мы читаем в Большой советской энциклопедии по данному вопросу: «Гедонизм (от греч. hedone – наслаждение), этическая позиция, утверждающая наслаждение как высшее благо и критерий человеческого поведения и сводящая к нему всё многообразие моральных требований. Стремление к наслаждению в Г. рассматривается как основное движущее начало человека, заложенное в него природой и предопределяющее все его действия, что делает Г. разновидностью антропологического натурализма. Как нормативный принцип Г. противоположен аскетизму.

В Древней Греции одним из первых представителей Г. в этике был основоположник киренской школы Аристипп (начало IV в. до н. э.), видевший высшее благо в достижении чувственного удовольствия. В ином плане идеи Г. получили развитие у Эпикура и его последователей (эпикуреизм)…»[39]

Тяга к потреблению и удовольствиям со стороны римской элиты проявлялась в немалом количестве рабов, которые непосредственно обслуживали своего хозяина. В одной из своих сатир Гораций отмечает, что минимум, которым может довольствоваться человек, живущий скромно, составляет десять рабов. В домашних хозяйствах богатых римских олигархов их число могло возрастать до нескольких тысяч. В лучшие времена (когда цены на рынке рабов были высокими) эти так называемые «домашние» рабы сами начинали вести роскошный, а порой и распутный образ жизни. Карл Каутский пишет по этому поводу: «Если варваров отдавали на плантации и рудники, то более образованных, в особенности греческих, рабов причисляли к «городской семье», т. е. к городскому дому. Среди рабов были не только повара, писцы, музыканты, педагоги, актеры, но и врачи, и философы. В противоположность рабам, служившим для добывания денег, такие рабы в большинстве случаев несли не особенно обременительную службу»[40]. Далее Каутский продолжает: «Громадное большинство их были такими же грабителями, как их господа»[41]. То есть, «домашние» рабы так же, как их хозяева, были одержимы страстью обогащения и получения удовольствий и ради этого были готовы идти на многое.

В чистом виде потребительским было также поведение уже упоминавшихся нами люмпен-пролетариев, составлявших значительную (иногда большую) часть населения городов Италии. Ведь они требовали от государства и олигархов не работы, а «хлеба и зрелищ». Те свободные римские граждане, которые не желали довольствоваться скромными «стандартами потребления» люмпен-пролетариев, но не могли попасть в богатую элиту римского общества, нередко становились на путь разбоев и грабежей. Таких римлян, как отмечает Моммзен, в метрополии во все времена было предостаточно. Он также обращает внимание, что многие не могли выносить этой смрадной атмосферы римского «общества потребления». Они были вынуждены эмигрировать, иногда даже очень далеко – за пределы империи.

Страсть к потреблению и страсть к обогащению неотделимы друг от друга. Но все-таки между ними есть некоторые различия. Страсть к обогащению еще более иррациональна, чем страсть к неуемному потреблению. Это хорошо показал А.С. Пушкин в «Скупом рыцаре»: происходит непрерывное стяжание и накопление богатств, но оно не завершается потреблением. В раннем (римском) капитализме из двух страстей более определяющей была страсть к потреблению, в позднем (современном) капитализме – к обогащению (накоплению). Об этом писал также Каутский: «Если современного капиталиста характеризует страсть к накоплению капитала, то знатного римлянина времен Империи, эпохи, в которую возникло христианство, отличает страсть к наслаждениям. Современные капиталисты накопили капиталы, в сравнении с которыми богатства самых богатых древних римлян кажутся незначительными. Крезом среди них считался (…) Нарцисс, имевший состояние в 90 миллионов марок. Что значит эта сумма в сравнении с теми 4000 миллионов, которые приписываются Рокфеллеру? Но расточительность, которой отличаются американские миллиардеры, несмотря на ее размеры, вряд ли может сравниться с расточительностью их римских предшественников, которые угощали своих гостей соловьиными языками и распускали в вине жемчужины»[42].