Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька - Евгений Николаевич Бузни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прекратить безобразие! Отставить, сержант! Подойдите ко мне!
Каждый присутствовавший и даже появившиеся на шум некоторые посетители из зала почувствовали, что команды относятся ко всем и всеми должны исполняться. Все посмотрели в сторону входной двери. Человек в чёрном плаще, так и не надевший шляпу и не взявший зонт, протянул неторопливо идущему к нему сержанту раскрытое удостоверение, взглянув в которое издали, милиционер тут же сбился со своей ленивой походки, вытянулся столбиком, щёлкнул каблуками. Лицо его заострилось – всё внимание в глаза большого начальства.
А начальство говорило:
– Отставить протоколы. Учитесь разбираться в ситуации, если хотите служить людям, а не денежным мешкам. Идите к себе и думайте. За сегодня вам выговор.
– Слушсь! – только и проговорил застывший на месте сержант.
Вадим криво усмехнулся и снисходительно сказал:
– Не тянись, сержант. Что это ещё за шишка на ровном месте объявилась? Да вы знаете кто я?
Человек в чёрном плаще внимательно посмотрел на Вадима и спокойно сказал:
– Да, знаю. Вы, Вадим Демьянович, пока никто. Но мне известно кем был ваш отец. Вы, наверное, его имели в виду?
– Да, чёрт вас возьми, его. И не был, а есть.
– Нет, к вашему великому сожалению, не есть, а только был. Вы, Вадим Демьянович, всё за красивыми девушками охотитесь, что бы им жизнь портить, три дня домой не заглядывали, газет не читали, радио не слушали, телевизор не смотрели. А друзья ваши такие, что, если что и знают. то правду вам сказать боятся. А ведь отец ваш теперь только был тем, кем вы привыкли его видеть. Так что идите-ка вы домой. Сейчас самое время помочь ему справиться с переживаниями.
Настенька посмотрела на Вадима. Сказать, что он побледнел, было бы неправильно. Кровь отхлынула от лица, и оно стало серым. Его качнуло, словно хмель выпитого возвратился и ударил в голову.
– Проводите его в мою машину, – сказал человек в плаще. – Пусть отвезут домой. Мы пройдёмся пешком.
Двое, стоявшие рядом, подхватили Вадима под локти. Тот пошёл молча, не сопротивляясь. Макарыч торопливо подал им их плащи и кожаное пальто Вадима. Они оделись и, ничего не говоря, ни на кого не глядя, втроём вышли.
Человек, столь странно разрядивший обстановку, подал руку Нас-тенькиному дедушке:
– Извините за то, что произошло. К сожалению, так пока ещё бывает. И спасибо за внучку. Настоящая, хорошая девушка.
Ночное небо продолжало сочиться мелким дождём. Осенняя морось бывает длинной. Театр сатиры, кряхтя, поёживался, выплёскивая зрителей на мокрую улицу. Спектакль закончился, а жизнь продолжалась и все разбегались, расходились, разъезжались. У каждого свои заботы, а у дождя свои. Ему надо, что бы везде всё было к утру свежо и чисто.
МОСКВА 1 9 8 7 ГОДА
Добрый-добрый читатель, я очень рад, что ничто в мире не исчезает бесследно, и потому надеюсь, что мы ещё встретимся с Настенькой, и она нам расскажет, чем закончилась эта история с нею и дедушкой. Может быть, нам удастся узнать что-то и о Вадиме. Понятно, что пути у них разные.
Неожиданность, оказавшаяся спасительной для одних, казалась катастрофой другим, которые так и говорили, качая головой и закатывая к небу глаза: “Ка-та-стро-фа-а!"
В самом деле, ну что делать тем, кто привык получать и тратить деньги, не считая их, кто называл купюры мусором лишь потому, что мог сорить ими, кто поступал в институты и университеты не по призванию, а в соответствии с престижем учебного заведения и не за знания, а за спасибо могущественным папам, мамам, тётям, дядям? Что же было делать им, не привыкшим зарабатывать хлеб трудом, когда появился Он, начавший почему-то ломать выстроенную за годы пирамиду?
Она – эта пирамида – вырастала постепенно на спинах людей, как горб, к которому привыкаешь и который даже не замечаешь, так как он появляется медленно и незаметно. Пирамида коррупционеров и взяточников росла из далёкого прошлого. Фундамент создавался веками и был почти раздавлен в семнадцатом году нынешнего столетия. По крайней мере, так казалось и народ было совсем разогнулся, да осколки оказались живучими. Они склеивались год за годом, обрастая мхом и плесенью, но росли и крепли, подпитываемые алчностью к сегодняшнему и дикой злобой к прошлому, разрушившему её основу.
Осколочная пирамида осваивалась в новых условиях, занимая всё более высокие ответственные вершины, пока не сформировалась окончательно, когда всем уже стало понятным, что правит теперь на самом деле не народ, а выросшая на его спине пирамида, которую скинуть-то стало почти невозможным делом, ибо все этажи пирамиды куплены, а кто и как платил неизвестно, хотя они есть, эти плательщики, и уж они-то готовы зубами грызть любого, кто попытается хоть пальцем тронуть могучую пирамиду их власти. А Он, очевидно, случайный остаток революционного прошлого, попавший к вершине власти, осмелился…
Словно умный опытный хирург, Он не стал пугать больного рассказами страшных историй, а мягко и спокойно стал готовить к операции, собираясь удалять наболевший горб.
Но пирамида поняла, почувствовала нутром опасность. Пирамида заволновалась. Не только те, кто сорил деньгами, но и те, кто жил их подачками, довольствуясь близостью к богатству, забеспокоились: Неужели всё изменится? Неужели придётся работать, а не воровать? Неужели теперь тебе будет хорошо лишь тогда, когда всем будет хорошо? Когда же это будет? А я хочу всё себе, сегодня, сейчас. Я хочу всё и сразу.
И потому легко себе представить, как все они эти Вадимы и прочие обалденно обрадовались, когда даже не успев втянуться в новый режим, с трудом поднимаясь пораньше с постели, чтобы, не дай бог, не опоздать на работу, они получили, наконец, сообщение о том, что Он, их мучитель, ушёл-таки из жизни. Для них не важно было, случайно ли оборвалось его бренное существование или кто-то помог продолжить цепочку страшно быстрой смены руководителей супер державы, чтобы самому стать поскорее в ряд властителей. В тот момент им это было неинтересно, ибо главным отложилось в сознании только то, что теперь можно снова расслабиться, газануть спиртными в кафе "Театральное" по такому случаю, а завтра по причине зарплаты, слегка оклимавшись к середине дня, позвонить кассирше и ласково попросить:
– Клавушка, у меня тут давление поднялось, видимо, от вчерашних переговоров. Ты уж отложи там мою долю, а я завтра подойду, занесешь сумму ко мне, как бывало.
Она поймёт. Она умница.
О, я очень виноват перед моим дорогим читателем, но всё вышеизложенное, прежде всего, не имеет
