Лучший фильм 1977 года (СИ) - Арх Максим

Бык-роговик ничего на это не ответил, хмыкнул, всё также щерясь своей противной мордой, развернулся и, хлопнув дверью, вышел из кабинета. За ним ни слово не говоря вышел Сивов.

– И как фамилия у этого Стёпы? – спросил пионер проводив неадеквата взглядом.

– Это потом. Сейчас давай вернёмся к опросу.

– Давай, – согласился я и тут же прояснил ситуацию: – Я полностью за и полностью поддерживаю делегатов девятого съезда.

– Что? Ты о чём? Опять дурью начал маяться?!

– В смысле, – удивился узник совести. – Ты же сказал, что опрос собираешься провести. Я подумал ты хочешь узнать моё мнение насчёт принятия новой Конституции...

– Васин, прекрати уже строить из себя дурака. И прекрати мне тыкать. Я при исполнении.

– Не тыкай сам и тыканным не будешь, – парировал я необоснованную претензию собеседника и предложил: – Так значит на «Вы»?! – и не дожидаясь реакции – отлично, – после чего сразу же напомнил, – Вы мне, кстати, так и не показали своё удостоверение.

При этих словах Терёхин аж покраснел от злости. Сделал ещё более злобную физиономии, весь сморщился, словно я его попросил сделать что-то ужасное, но к своей чести, если конечно таковая у него была, сдержался и полез в карман пиджака, откуда через секунду достал корочку красного цвета. Из написанного следовало, что гражданин действительно является следователем КГБ и зовут его Михаил Олегович Терёхин.

– Прочитали? Тогда давайте перейдём к делу, – наконец-то решил следователь перевести наше общение в культурное русло, – задаю Вам вопрос ещё раз: Вы знаете зачем Вас к нам пригласили?

– Нет, – ответил приглашённый и сразу же добавил, чтобы не забыть, – я вижу Вы пишите. Имейте ввиду – я ничего без адвоката подписывать не буду.

– Отвечайте на вопрос. Знаете за чем пригласили или нет?

– Не знаю.

– А Вы подумайте.

– Это мы так до ночи будем в загадки играть. А мне некогда. У меня дел, как говорится – за гланды. Если Вы о вчерашнем скандировании в Дворце, то это всё затеял не я. Пластинки были выпущены официально и то скандирование было инициативой масс снизу. Уверен ими никто не руководил и к этому их никто не подстрекал. Просто люди таким образом решили высказать свою поддержку нашему всеми любимому вождю, – и, видя ошарашенный взгляд следака, быстро сменил тему, – Если же Вы меня похитили не по этому вопросу, то прошу Вас не терять времени зря и самому сказать, что Вам от меня понадобилось.

– Я тебя совсем по другому поводу хочу опросить, – с недовольством произнёс следователь. – Какие ещё песни?!

– Никакие, – быстро поправился я. – Спрашивайте.

– Вы знакомы с Джоном Диксоном Тейлором?

– Да.

– А Вам известно, что он гражданин США?

– Да.

– Где и при каких обстоятельствах Вы с ним познакомились?

Сначала я хотел вновь начать кипишь и требовать адвоката, но прекрасно понимая, что все дела, связанные с иностранцами, находятся под пристальным контролем, я не стал выпендриваться, а рассказал о посиделках в армянском ресторане, естественно, умолчав о последующей беседе в номере гостиницы.

Так продолжалось наверное с пол часа. Он вновь и вновь, что-то спрашивал, неадекватно зло на меня таращился, ругался и всячески пытался вывести на «чистую воду». Мне говорить одно и тоже надоело и я предложил следователю записывать мои слова более разборчиво, что бы перед очередным вопросом, он мог прочитать уже говорившееся до этого, и понять, нужно ли вообще задавать повторяющийся вопрос, если на него уже был получен ответ чуть раннее.

Мои адекватные советы как и мои в высшей мере логические ответы Терёхина крайне выводили из себя и он постоянно посматривая на наручные часы, всё ходил вокруг да около моей встречи с иностранцем, изо всех сил стараясь поймать на несоответствии и расхождении в показаниях.

– Так Вы утверждаете… – начал уточнять следователь, выслушав и записав мой рассказ, но я его перебил.

– Я ничего не утверждаю и утверждать не хочу, потому, что плохо помню события того дня. Времени прошло много, да и знаком я с ним был менее часа. Я и с Вами столько же времени знаком, но могу ли я утверждать, что уже завербован Вами?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Не перебивай меня, – рыкнул следак. – Скажи лучше: как ты думаешь, зачем он хочет тебя видеть?

– Какая тебе разница? Он же меня хочет видеть, а не тебя.

– Не тычь мне, сопляк! – тут же взвился Терёхин. – Я задал вопрос. Отвечай.

– И ты мне не тычь, – парировал я и, глядя на раздувающиеся ноздри следователя, добавил: – Обзывать пока не буду.

– Говори зачем тебя ищет Тейлор, щенок!

– А он меня ищет? – искренне удивился я, вновь пропустив оскорбление мимо ушей.

– Ищет! Причём так ищет, что даже посол США в наше министерство звонит. Зачем?

– Понятия не имею, – ответил подследственный, поражаясь находчивости продюсера, и предположил: – Может быть автограф хочет?

– Прекратите паясничать, Васин, – рыкнул следователь, ударив кулаком по столу. – Вы вляпались в дурно пахнущую историю! Знаете, какую? Мы вас подозреваем в шпионаже в пользу Соединённых Штатов.

– Америки? – невинно моргая своими невинными глазёнками, попробовал уточнить опасный шпион.

– В пи#@#@, – погорячился я, ибо разговор принимал совершенно идиотский формат и мне категорически не нравился.

– Что? Что ты сказал?! А ну повтори! – цедя сквозь зубы и одновременно скрежеща зубами потребовал психически больной собеседник.

– Я говорю: в пи#@#!! – негромко повторил пионер и от такого ответа башню у следователя полностью оторвало.

Ругаясь и визжа, он позвал к себе в помощь белобрысого Стёпу, они меня быстро скрутили и под удивлённые взгляды иногда попадающихся по пути людей выволокли сначала в коридор, а потом потащили куда-то вниз по лестнице.

«Это они меня на расстрел что ль вести собрались? Или в какую-нибудь камеру пыток, если таковая тут есть. Совсем что ли с ума сошли?! Беспредельщики какие-то. Нет, я конечно себя не оправдываю. Зря я не сдержался и матом ругнулся. Виноват. Был не прав. Вспылил. Но не расстреливать же меня за это?! – с негодованием думал я, спускаясь в подвал здания, а когда увидел куда именно меня тащат, добавил: – Или расстреливать?..»

Глава 5

– В натуре камера, – произнёс я, когда за мной захлопнулась входная железная дверь во всамделишную камеру предварительного заключения. Если честно, я до последнего думал, что это всё спектакль с целью запугивания подозреваемого. Думал, что в любую секунду, в любой миг, вот-вот меня остановят и вернут для продолжения прерванной беседы. Оказалось – нет. Оказалось, что возвращать меня никто никуда не собирался, а собирался закрыть тут.

Кроме меня внутри никого не оказалось, однако сам факт того, что такая фигня произошла, говорит о том, что следак не боится ни ножа ни х#@, ибо как не крути, а устроил он беспредел. И за что? За то, что я права стал качать? Ну извините, конечно, но у гражданина СССР есть не только обязанности, но и права и я абсолютно не понимаю, почему различных правоохранителей дико бесит, когда гражданин просит поступать с ним по закону. Я сделал что-то запрещённое? Я – преступник? Окей. Пусть так. Но имею я право знать в чём я виноват? Имею. Имею я право не помогать следователю шить липовое дело, которое будет основано на моих показаниях? Разумеется, имею право отказаться от самооговора. Также, как и имею право на адвоката! Но... Адвоката мне никто предоставлять не спешит и скорее всего никакого адвоката вообще не будет. Почему? Да потому, что адвокат положен подозреваемым в преступлении. А я не подозреваемый. Нонсенс! Не преступник, а сижу уже три минуты тут вообще хрен знает за что. Бред? Конечно бред! Но факт есть факт – я тут и ничего с этим сейчас не поделаешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Прошёл к синей деревянной лежанке, сбитой из досок, которая занимала половину помещения и, присев на край, осмотрел обстановку. А обстановка, естественно, была мрачная и буквально кричала: «Оставь надежду всяк сюда входящий». В глаза бросились окрашенные серым стены, покрытые пупырчатой «шкурой», о которой говорят, что если по ней провести лицо, то на выходе ничего не останется, бетонный серый пол, не менее серый очень высокий потолок, до которого даже с лежанки в прыжке достать практически не реально. Окна в камере не было, зато под потолком находилось небольшое – сантиметров пятнадцать в диаметре, закрытое решёткой отверстие, которое вероятно служило вентиляцией. Кроме того, над железной дверью с окошком, тоже под потолком висел электрический фонарь в стеклянном зарешеченном плафоне, который своим тусклым жёлтым светом освещал площадь со сторонами два с половиной на три с половиной метра. Слева от двери находился туалет, типа сортир, времён нашествия Мамая, а рядом с ним, раковина с краном, также допотопных времён. На этом весь интерьер казённого дома заканчивался.