Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 - Примаков Евгений Максимович

Сохранилось письменное свидетельство и самого Ричарда Ченслора о приезде в Москву и встрече с Иваном Грозным: «Перехожу к рассказу о моем представлении царю. После того, как прошло уже 12 дней с моего приезда, секретарь, ведающий дела иностранцев, послал за мной и известил меня, что великому князю угодно, чтоб я явился к его величеству с грамотами короля, моего государя. Я был очень доволен этим и тщательно приготовился к приему. Когда великий князь занял свое место, толмач пришел за мною во внешние покои, где сидели 100 или больше дворян, все в роскошном золотом платье; оттуда я прошел в зал совета, где сидел сам великий князь со своею знатью… Канцлер Иван Михайлович Висковатый и секретарь стояли перед великим князем. Когда я отдал поклон и подал свои грамоты, он обратился ко мне с приветствием и спросил меня о здоровье короля… Мое приношение канцлер представил его милости с непокрытой головой (до того они все были в шапках). Когда его милость получил мои грамоты, мне предложили удалиться; мне было сказано, что я не могу сам обращаться к великому князю, а только отвечать ему, кота он говорит с мной».

Судя по всему, аудиенция прошла успешно. Вернувшийся на родину Ченслор весной 1555 года снова отправляется в Москву, чтобы содействовать учреждению постоянной английской торговли с Россией. Этот визит также дал положительные результаты. Окрыленный успехом, Ченслор возвращается домой с богатым грузом на корабле и с первым русским послом на борту — Осипом Непеей. В бурную ночь у шотландских берегов корабль разбился о скалы. Стараясь спасти московского посла, Ченслор погиб вместе с сыном и большей частью экипажа. Непея спасся и был торжественно принят в Лондоне, где местные купцы устроили в его честь настоящий праздник. Известие об этом событии сохранилось в английских хрониках. Русские летописи того времени также повествуют о том, что Осип Непея был с почетом принят английским королем «в большом своем городе в Луньском» (Лондоне) «да отпустил с Непеею мастеров многих, дохторов и злату и серебру искателей и делателей, и иных многих Мастеров, и пришли с Непеею вместе»[6].

Есть немало и других примеров расширения международных контактов России в этот период. Томас Хернер, прибывший в Москву в декабре 1557 года в составе посольства магистра Ливонского ордена, в своих записках вспоминал: «Фриц Гросс и Мельхиор Гротгаузен отправились в замок (по всей видимости, имеется в виду Кремль) просить канцлера (Ивана Михайловича Висковатого), чтобы исходатайствовал нам аудиенцию у великого князя…»

Как видно из примеров, с созданием Посольского приказа Москва налаживает довольно широкие дипломатические связи. Тот же Ченслор вспоминает: «В то время, когда я был в Москве, великий князь отправил двух послов к королю Польскому по крайней мере при пятистах всадниках; они были одеты и снаряжены о пышностью свыше всякой меры — не только на них самих, но и на конях были бархат, золотая и серебряная парча, усыпанная жемчугом…»

Все это делалось, конечно, с определенным умыслом: продемонстрировать за рубежом богатство и мощь государства Российского, поднять, его международный престиж.

Но не только эту цель преследовал Иван Грозный. Ему хотелось знать и о том, что происходит в зарубежных государствах. Причем его интересовала информация не только официальная, но и, так сказать, «подспудная», секретная.

Сохранилось любопытное письменное свидетельство некоего Михалона Литвина о делах того времени. Вот что он пишет:

«У нас (в Литве) большое число московских перебежчиков, которые, разузнав наши дела, средства и обычаи, свободно возвращаются к своим, пока они у нас, тайно передают своим наши планы… Между московскими перебежчиками, которые в темные ночи убивали людей в Вильне и освобождали пленных своих земляков из темниц, был один священник, который посылал князю своему с договоров, указов и других бумаг, тайно добытых в королевской канцелярии, копии… Хитрый этот человек (Иван IV) назначил награду возвращавшимся перебежчикам, даже пустым и бесполезным: рабу — свободу, простолюдину — дворянство, должнику — прощение долгов, злодею — отпущение вины…»[7].

Видно, Грозный внимательно прислушивался к перебежчикам, очень ценил разведывательную информацию, помогавшую ему правильно ориентироваться в вопросах внешней политики, жаловал даже тех, кто возвращался «пустым и бесполезным» (на всякий случай, на перспективу), не говоря уже о тех, кто приносил настоящие секретные сведения из-за рубежа. Жаловал щедро, по-царски. Далеко смотрел Иван, мечтал утвердиться на Балтике, выйти дальше на Запад, даже породниться с английской королевой Елизаветой I или хотя бы с ее племянницей Мэри Гастингс.

В 1565 году на территории Кремля строится отдельное учреждение, которое в различных документах того времени именуется Посольной палатой. Посольской избой или Посольским приказом. «Но оно остается очень близким к государю учреждением, — отмечает В.О.Ключевский, — как бы его собственной канцелярией по иностранным делам: выезжая из Москвы, царь берет с собой его или, скорее, его отделение вместе с управляющим им дьяком. Из описи царского архива времен Грозного и из посольских книг его отца и деда видно, что при московском дворе еще до Ивана III накопился значительный запас дипломатических бумаг, потом все более увеличивавшийся; эти бумаги хранились в ящиках, которые по роду дел назывались «немецким», «волошским» или обозначались именами дьяков, при которых велись дела. Уже при деде Грозного в конце XV века дипломатические документы передавались казначею для хранения в его приказе вместе со всякой домовою казною государя. С этим в связи надобно поставить и то, что в конце XV и во весь почти XVI век дипломатические поручения очень часто возлагались на казначеев… Другим важным дельцом по дипломатическим делам является в XVI веке печатник (т. е. хранитель царской печати). Этим объясняется тесная административная связь двух столь различных учреждений, как Казенный двор и ведомство иностранных дел».

Итак, процесс создания и становления централизованных государственных структур, начатый при Иване III, оставался еще в зачаточном состоянии и через сто лет, при его внуке Иване Грозном. При нем оформился Посольский приказ, но еще не было дипломатов-профессионалов. Дипломатические и разведывательные задания выполнялись одними и теми же людьми, разницы не было. А назови их казначеями, печатниками — это не важно. Чаще всего это были люди разносторонние, крупные личности, выдающиеся фигуры своего времени, о которых мы расскажем в последующих очерках.

3. Судьба царского любимца

Нелегко складывались судьбы многих российских разведчиков. Несмотря на большие заслуги перед Отечеством, многие из них подверглись необоснованным репрессиям, знакомым современному читателю по 30-м да и более поздним годам нашего столетия. Но еще при Иване Грозном была пущена в ход зловещая схема: огульное обвинение в государственной измене — казнь — запоздалая реабилитация. Список жертв открывает имя Ивана Михайловича Висковатого.

25 июля 1570 г. царские опричники вывели на московскую рыночную площадь, прозванную в народе «Поганой лужей», около ста осужденных на смерть. Все они были сановниками — старшие приказные чины, дьяки и подьячие. Всех их Грозный заподозрил в измене и заговоре против трона. Палачи разожгли огромный костер, повесили над огнем чан с водой, соорудили распятия. Грозный появился на месте казни в окружении стрельцов, дал приказ согнать на площадь всех, кто попадет под руку на улицах города. «Поганая лужа» быстро заполнилась народом. Началась церемония казни. Первым был Иван Михайлович Висковатый. Его пытались заставить публично признаться в «преступном заговоре» против царя и просить о помиловании. Но самолюбивый и твердый Висковатый отрицательно покачал головой, произнеся сквозь зубы последнюю фразу: «Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!». Грозный махнул рукой, и Ивана Михайловича распяли на кресте из бревен, расчленили живого у всех на глазах. Так закончил свой земной путь первый дьяк Посольского приказа, первый руководитель дипломатической службы царя. По свидетельству историков, Грозный любил его «как самого себя».