Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции - Станислав Владимирович Дробышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рога, к тому же с выраженным половым диморфизмом, ясно указывают на усложнение поведения и большую общительность раннемиоценовых копытных. Эти животные уже не жили поодиночке, а собирались в стада, благо более открытые ландшафты этому очень способствовали. Более крупные и длинноногие животные лучше друг друга видят. Раньше, когда жирафы были размером с кошку и жили в густых зарослях, да к тому же всё тело было покрыто маскировочными пятнами-полосками, смотреть имело смысл только на мордочку, отчего, кстати, долгое время копытные сохраняли длинные клыки – те нужны были не для охоты, а для выражения богатого духовного внутреннего мира (и вообще общение основывалось больше на запахах и обонянии). Теперь же акцент демонстраций сместился на украшения на голове – рога, хотя саблезубость некоторое время по инерции тоже сохранялась. Невозможно не заметить аналогии с приматами: у обезьян функцию манифестации выполняют клыки, а у человека – мимика, речь и, с некоторых пор, – рукотворные украшения. Переход к жизни в более открытых экосистемах, эволюция размеров тела, рогов и социальности происходили синхронно и очень быстро, практически взрывообразно, так как это была система с положительной обратной связью, то есть одни изменения вызывали другие, а эти вторые снова усиливали первые.
Кстати, в то же самое время по тем же самым американским степям поскакали протоцератиды Protoceratidae. Они эволюционировали даже быстрее и получили узнаваемый облик ещё в олигоцене, если не в конце эоцена. Раннемиоценовые североамериканские Prosynthetoceras texanus, Syndyoceras cooki, Paratoceras tedfordi и прочие были очень похожи на дромомерицид: те же антилопьи пропорции, те же огромные клыки самцов, те же рога над глазами и усиленный затылок, который иногда обретал пару наклонных лопастей наподобие крыла-стабилизатора у гоночных машин. Яркой особенностью протоцератид стал парный носовой рог, раздваивающийся иногда у самого основания, а иногда на вершине длинного черенка. Нюанс же заключается в том, что протоцератиды были родственниками верблюдов, а не жирафов, и все эти узнаваемые черты развили независимо, конвергентно. Очевидно, одинаковые условия диктовали одинаковые решения. Между прочим, мозоленогие тоже развили трёхкамерный желудок, но, вероятно, независимо от жвачных парнокопытных. Судя по тому, что и протоцератиды, и дромомерициды дожили до начала плиоцена, они вполне уживались на одних и тех же пастбищах.
Североамериканские парнокопытные: краниоцерас Cranioceras unicornis (справа), синклаиромерикс Sinclairomeryx riparius (слева), стадо рамоцеров
Жирафы скачут по Северной Америке
Ещё одни североамериканские родственники жирафов – вилороговые Antilocapridae. Именно в раннем миоцене вилороговые достигают расцвета, не снижают темпа во второй половине эпохи и сдают лишь в начале плиоцена. Ранние вилороговые не сильно отличались от своего единственного потомка – вилорога: особенно узнаваемы Paracosoryx wilsoni, Cosoryx furcatus и Merycodus necatus с их простенькими рогами-вилками; у Ramoceros osborni рога давали ещё одно ответвление, а у Merriamoceros coronatus расширялись в зубчатый плоский веер.
Ныне сохранился лишь один вид вилороговых – вилорог Antilocapra americana.
Рожки – рожками, а ножки – ножками. На самом деле, хоть мы и склонны обращать больше внимания на короны, но лапти важнее. Ноги вилороговых достигли идеальной длины и стройности, а спина стала короткой пружиной, что позволило им скакать с невероятной скоростью. Показательно, что современный вилорог – самый быстрый бегун среди копытных (вместе с сайгаком) и уступает лишь гепарду; уже раннемиоценовые вилороги имели принципиально такое же строение ног. Это отличный показатель, во-первых, развития больших открытых степей, а во-вторых – быстрых хищников.
* * *
А вот никаких приматов в это время в Северной Америке уже не осталось: обезьяны со степью оказались несовместимы. В Африке же мы стали двуногими, а после и людьми именно по причине саваннизации и выхода в степь. Возникает логичный вопрос: почему на двух соседних материках всё сложилось столь различно? Разница, во-первых, в положении материков: Северная Америка заметно севернее, да к тому же по краям окаймлена высокими горами, стало быть, саваннизация там шла быстрее, у приматов просто не было времени на эволюцию от древесности к наземности. А в экваториальной Африке, куда без помех проливаются дожди из двух горячих океанов, процесс высыхания затянулся на многие миллионы лет, в Центральной он не закончился и поныне. Между непролазными джунглями и открытой травяной саванной простёрлись миллионы лет разреженных лесов и колючего буша, в которых обезьяны долго и постепенно меняли свои адаптации.
Жирафы приходят в Африку
Люди раннего миоцена – совсем ещё не люди, да к тому же существовало несколько альтернативных ветвей человекообразных обезьян. Одна из них, столь же любопытная, сколь и недоисследованная, – восточноафриканские дендропитековые Dendropithecidae. Они настолько своеобразны, что некоторые приматологи даже выводят их из состава человекообразных и возводят в собственное надсемейство Dendropithecoidea. Во множестве местонахождений обнаружены многие десятки их окаменелостей, в том числе несколько скелетов, но по неведомой причине опубликованы они весьма кратко.
Денропитеки были очень маленькими животными – от 3 кг у Micropithecus leakeyorum, M. clarki и Simiolus minutus до 6 кг у S. cheptumoae, Simiolus andrewsi, S. enjiessi и Dendropithecus macinnesi. Судя по костям рук и ног, передвигались они ещё не совсем как современные человекообразные, а скорее бегали на четвереньках по ветвям, как капуцины или лангуры. Впрочем, возможно, они уже научились поднимать руки выше плеч и иногда могли подвешиваться на ветвях, но, опять же, далеко не как нынешние гиббоны, а скорее как южноамериканские паукообразные обезьяны. Этой важной новацией дендропитеки, видимо, обгоняли наших непосредственных предков. Дендропитеки имели выраженный половой диморфизм, что намекает на не самое простое социальное поведение. Палеоэкологические реконструкции показывают, что дендропитеки жили в сухих горных лесах, где, вероятно, питались больше листьями, чем фруктами, а если и фруктами, то довольно грубоволокнистыми; впрочем, там же росло очень много каркаса Celtis rusingensis, плоды потомков которого сейчас с удовольствием едят как шимпанзе, так и люди.
Судьба дендропитеков видится в двух вариантах. Во-первых, с большой вероятностью они полностью вымерли, не выдержав конкуренции с мартышкообразными, которые сохранили хвост, а потому оказались гораздо более манёвренными и прыгучими в разреженных лесах конца миоцена и плиоцена, а также развили билофодонтию – парные гребешки на молярах, позволяющие гораздо эффективнее разжёвывать листья – единственный оставшийся ресурс в сохнущих джунглях. Во-вторых, какие-то из дендропитеков могли
