Преступные камни - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Емельян такой душка! Я в полном восторге от него. И умница, и галантный, и внешне очень даже…
— Да, он симпатичный, — согласилась с ней Тоня.
— А где вы познакомились?
— Около института.
— Он работает в твоем НИИ? — немного напряглась мать. Она знала, что научные сотрудники этого учреждения получали очень и очень скромную зарплату.
— Работал когда-то.
— А сейчас где?
— На вольных хлебах, — нисколько не погрешила против истины Тоня. А так как тема разговора была больно щекотливой, она решила ее сменить: — Мама, а чем ты мясо приправляла? У него был такой пикантный вкус…
— Ты мне зубы не заговаривай, — не дала увести разговор в сторону Люся. — Про мясо я тебе все расскажу, когда замуж выйдешь. Надо же будет Емельяна чем-то кормить…
— Мама, перестань!
— И не подумаю, — отрезала та. — Он тебе еще не сделал предложения?
— Нет.
— Почему?
— Но между нами ничего нет… Мы просто приятели.
— Только моя непутевая дочь может приятельствовать с приятным мужчиной в полном расцвете сил! Я бы на твоем месте давно его в постель затащила.
Антонина порывисто встала, чтобы уйти, но Люся рванула ее за руку.
— А ну, сядь! — приказала она. — Что за привычка убегать, когда мать с тобой разговаривает?
— Да ты не разговариваешь, а болтаешь глупости! И пошлости…
— В занятиях любовью никакой пошлости нет и быть не может!
— Хорошо, мама, как скажешь! — Тоня посчитала за лучшее согласиться. — А теперь можно я пойду? Руки помыть хочется…
Люся пропустила ее просьбу мимо ушей.
— А замуж не хочешь? — спросила она веско.
— Ты же знаешь, что я мечтаю о семье.
— Тогда иди не в ванную, а к Емельяну, бери его под руку и тащи…
— Сразу под венец? — усмехнулась Тоня.
— Сначала в постель, а то под венец он может сразу не согласиться.
— Мам, Емельян совсем не тот, кто мне нужен.
— Вот еще глупости! Это совершенно точно твой мужчина! С бородой, как и было предсказано. А не какой-то там рыночный торговец!
— Да уж лучше торговец, чем бомж.
— А бомжи-то тут при чем?
— Емельян — бомж. Он живет в траншее теплотрассы возле нашего НИИ, — выпалила Тоня и тут же пожалела об этом.
— Ты привела ко мне в дом бомжа? — вскипела Люся. — Да как ты посмела? А что, если у него чесотка или лишай?
— Нет у него ни того, ни другого.
— А вши?
— И вшей нет… Уже нет.
— Какой кошмар! Как тебе в голову взбрело с ним связаться?
— Он хороший человек. И очень интересный. Между прочим, он действительно кандидат наук.
— Да хоть доктор! Он бомж, отброс общества!
— Мама, нельзя быть такой категоричной. Мало ли какие обстоятельства привели его к подобной жизни. Сейчас такое время, что любой из нас может оказаться на обочине…
— Только не я.
— Хорошо, ты исключение, — согласилась Тоня. Она действительно не представляла себе, что может сломить Люсю. — Но не все такие сильные и, уж извини за откровенность, ушлые, как ты. Некоторых обманом выселяют из квартир. И что остается этим людям? Только бродяжничать…
— Это он тебе про квартиру напел?
— Нет, он ничего не говорил о том, что привело его к той жизни, которую он сейчас ведет. Наверное, ему неприятно об этом вспоминать…
Антонина замолчала. Но не потому, что ей нечего было добавить, просто мать перестала ее слушать. Она сидела с задумчивым видом и беззвучно шевелила губами. Наконец ее диалог с самой собой был закончен, и Тоня услышала:
— Знаешь, что я подумала, доча? А может, иметь мужа-торговца не так уж плохо?
И, похлопав Антонину по плечу, покинула комнату.
Когда матушка скрылась, плотно прикрыв за собой дверь, Тоня схватила бутылку шампанского, нацедила себе в фужер граммов двести и залпом их выпила. Это был неслыханный поступок, поскольку она практически никогда не пила. По праздникам только, да и то все торжество сидела с одним фужером, а тут, как заправский алкаш, хлопнула убойную для нее дозу. И мало того, что хлопнула, так и еще налила и приготовилась отправить вслед за первым, но тут по квартире разнесся громкий крик, и Тоне пришлось отставить хрустальный бокал и выбежать в прихожую, чтобы узнать, кто кричал…
* * *
События, предшествующие тому моменту, как обнаружилась пропажа перстня, пронеслись в голове Антонины за считаные секунды. А мать за это время успела обозвать Емельяна «безмедянником» и бросить обличительное: «В твоих карманах нет ни копья!»
— Возможно, я нищ, — с достоинством парировал он. — Но у меня осталось главное — человеческое достоинство, и перстня вашего я не брал.
— Как же, не брал ты! И ведь как быстро сбылось гадание. Только час назад воск твоей свечи приобрел форму перстня, и вот он уже у тебя!
— Ваши обвинения крайне оскорбительны для меня, поэтому я вынужден покинуть ваш дом… — И решительно направился к выходу. Но уйти ему не удалось.
— Кеша! — гаркнула Люся сразу после того, как услышала заявление Емельяна. — Не пускай его!
Иннокентий прогалопировал к двери и закрыл ее своим пусть и не мощным, но довольно крепким телом. А тут к нему еще и братья присоединились.
— Да как вы смеете? — возмутился Емельян. — Выпустите меня немедленно!
— Решил сбежать с моим бриллиантом? Не выйдет!
Емельян вывернул карманы пиджака. Но Люся только хмыкнула:
— Меня на это не купишь! Может, ты его в трусы спрятал? Или вообще — проглотил. А завтра слабительного напьешься и — вуаля — бриллиантик вышел! Был Емельян бомжом, стал миллионером.
— То есть, пока бриллиант не найдется, вы меня не выпустите? — уточнил тот.
— Естественно.
— А может, милицию вызвать? — предложила Тоня.
— Сами разберемся, — отрезала Люся.
— Да, сами, — неожиданно согласился с ней Емельян. В следующую секунду Тоня поняла почему: — Я как личность, не имеющая документов, не хотел бы попадаться на глаза представителям правоохранительных органов.
— Ну и что вы предлагаете? Всех обыскивать и сделать промывание желудка?
Люся сначала задумалась, а потом энергично кивнула:
— Да, это мысль. Только не всем, как ты сказала, а Емельяну, Соне, Марианне, Льву и Эдуарду. Члены моей семьи вне подозрения.
— Но мы тоже… — взволновался Эдик. — Тоже члены… В смысле, братья.
— Я вас сегодня второй раз в жизни увидела. Мне вы — никто!
— Ты, курица, нам тоже никто, — вышел из себя Лев. — Так что не надейся, что мы тебе позволим… — Он развернулся к старшему брату и грозно молвил: — Кеша, уйми свою бабу, иначе…
— Не смей называть ее бабой, — вступился за супругу Иннокентий. — И
