Девяносто дней Женевьевы - Люсинда Кэррингтон

Набухшие соски девушки и ее обнаженный половой орган Рики изобразил с особой любовью и тщательностью. На лице красотки застыло выражение легкого изумления, смешанного с любопытством. Это означало, что такая прелюдия была для нее полной неожиданностью, ее еще никогда так не ласкали. Лицо мужчины выражало ожидание и приятное предвкушение. После взгляда на его полуулыбку и кончик языка, видневшийся между зубами, становилось ясно: он точно знает, что собирается делать, и уверен в том, что это доставит его партнерше огромное удовольствие.

Этот рисунок показался Женевьеве необыкновенно эротичным, но не из-за того, что на нем было изображено, а скорее потому, что в нем был намек на то, что должно произойти. Он заставлял зрителя включить воображение. Мужчины, наверное, будут представлять, как ласкают языком возбужденную женскую плоть, как женщина, испытывая невероятное наслаждение, извивается, словно уж, добровольно принимая эту сладкую пытку. Женщины, возможно, попытаются вообразить, какие именно ощущения они испытают, когда их будет ласкать мужчина, который так мастерски владеет своим языком, что, возбудив партнершу, сможет задержать наступление кульминации до тех самых пор, пока она не начнет умолять его облегчить ее страдания. Женевьева представила лицо Синклера вместо лица солдата и, разозлившись на себя, тут же перевернула страницу.

На следующем рисунке была изображена та же пара, однако теперь голова мужчины находилась между бедер девушки. Руками он сжимал ее ягодицы, приподнимая их. Голова девушки была откинута назад, а на лице застыло блаженство. Руками она ласкала свои соски.

— Красиво, правда? — спросил Рики, глядя на Женевьеву. — Как я уже сказал, по размеру оригиналы намного больше копий.

Женевьева бросила на него презрительный взгляд (во всяком случае, ей очень хотелось, чтобы он был именно таким). Она понимала, что должна просто закрыть папку и доходчиво объяснить Рики: подобные пошлые картинки ее не интересуют. Однако Женевьева знала, что это неправда. Ей хотелось увидеть все, и она перевернула страницу.

На третьем рисунке были изображены другие персонажи. Мужчина был похож на офицера. Женевьева поняла, что на этот раз ей не нужно будет напрягать воображение, чтобы поверить в то, что это Синклер. На самом деле она почти не сомневалась в том, что Рики использовал Синклера если не как модель, то как типаж. Высокий стройный черноволосый офицер был так же чертовски красив, как и Синклер. Он был одет в военную форму, которая, вероятно, не отличалась исторической достоверностью, но была очень похожа на гусарскую: обтягивающие бриджи, высокие, до колен, сапоги и короткий, обшитый галуном и застегнутый на все пуговицы жакет с высоким воротником-стойкой. Женщина выглядела более аристократично, чем девушка на первых двух рисунках. Ее волосы были искусно уложены и подвязаны лентой, к которой было приколото широкое развевающееся перо. На женщине было платье с завышенной талией и глубоким декольте, которое подчеркивало ее полные груди, но закрывало все остальное.

На рисунке ничего эротичного не происходило, однако было понятно, что эти двое понимали: скоро все изменится. Женщина смотрела на офицера таким взглядом, как будто бросала ему вызов, делая вид, что сомневается, хватит ли у него смелости прикоснуться к ней. А поза мужчины и выражение его лица ясно говорили о том, что он принимает вызов. И снова Женевьеве с восхищением пришлось признать, что Рики — великолепный художник. Его рисунки вызывали настоящий восторг. Он не только изобразил своих персонажей со скрупулезной точностью, но и смог передать их мысли и настроение. «А может быть, — вдруг подумала Женевьева, — я просто вижу на этом рисунке то, что мне хочется увидеть?» Она заметила, что внизу имелась подпись «Военные маневры».

— Это целая серия рисунков, — сказал Рики. — Что-то вроде комикса-стриптиза. Ты меня понимаешь?

— И главным здесь является стриптиз. — Женевьева вопросительно посмотрела на Рики.

— Вот именно. Ты уловила основную идею. Что ты сидишь как истукан? Страницы сами собой переворачиваться не будут.

Она поняла, что сейчас самое время сказать: меня не интересуют подобные вещи. Если бы мужчина на рисунках не был так похож на Синклера, она не стала бы смотреть дальше. Однако это сходство ее завораживало. Женевьева почти ощущала, что какая-то неведомая сила управляет ею, заставляя делать то, чего ей не хочется. Ей казалось, что она подсматривает за Синклером в замочную скважину. И Женевьева перевернула лист.

На следующем рисунке офицер уже снял с женщины платье, оставив ее почти обнаженной. На ней были только чулки, державшийся на бедрах пояс с подтяжками и туфли на крошечных каблуках и с большими бантами. На женщине по-прежнему были украшения: колье, плотно облегающее шею, и серьги. Волосы были собраны, но лента и перья исчезли.

Офицер (он снял только мундир) прижимал ее к стене. Его губы ласкали один ее сосок, а пальцы дразнили другой. Женщина уперлась руками в его плечи, словно пытаясь остановить его. Хотя ее рот был слегка приоткрыт, она, похоже, не кричала и не звала на помощь. «Судя по выражению ее лица, она, скорее всего, стонет от наслаждения», — подумала Женевьева. Этот рисунок напомнил ей о том, что не так давно пришлось испытать ей самой, когда ее ласкал Синклер. Она почувствовала, как ее бросило в жар и по телу пробежала дрожь, и перевернула лист.

На следующем рисунке офицер был уже без рубашки, а женщина лежала на кровати. Было совершенно ясно, что эти двое собираются заняться любовью и что это будет не обычный половой акт, быстрое и страстное совокупление, а нечто другое. Привязав руки женщины к спинке кровати, мужчина, обхватив руками ее лодыжку, собирался привязать еще и ступни. Уложив ее на кровать, он широко раздвинул ее ноги. Рики изобразил набухший клитор (равно как и другие части женского тела) с особой любовью и тщательностью. По тому, как вздулись брюки офицера, было понятно, что он возбужден и сгорает от нетерпения.

Женщина спокойно наблюдала за тем, как ее привязывают, и не пыталась сопротивляться. Ее, похоже, это даже возбуждало. Женевьева ужаснулась, когда поняла, что, если ее будут связывать подобным образом, это не испугает ее и не вызовет отвращения, потому что это не насилие, а всего лишь любовная игра. «Интересно, что я буду чувствовать, лежа с широко раздвинутыми ногами и глядя на то, как мужчина привязывает к кровати мои руки и ступни?» — подумала она. Она посмотрела на офицера, на его голую грудь и плоский живот. Что-то в его взгляде, в том, как он смотрел на свою добровольную пленницу, напомнило ей Синклера. Офицер едва заметно усмехался. «Он точно знает, что сейчас произойдет», — промелькнуло в голове у Женевьевы.