Брысь или приключения одного М.Н.С. - Малышкина Ольга

Заведующая сама привезла его из Петрограда, и в списках воспитанников он не значился. Чтобы кухарка не ворчала, Фаина Карловна предложила кормить мальчика из своего пайка. Она, конечно, предпочла бы сохранить происхождение ребенка в тайне, но дети сами быстро догадались – очень уж Коля был вежливым, а в речи его проскальзывали иностранные словечки, вот и вызывал он у остальных классовую ненависть.

У Васьки я спрашивать не стал, а у Клары поинтересовался, что это за ненависть такая особенная. Выяснилось, что бедные терпеть не могли богатых и наоборот. Получалось, что мой спаситель стал заложником сложной политической ситуации!

Еще Васька пригласил меня на новогодний праздник, но я отказался – неизвестно ведь, как он и другие отреагировали бы на Клару, а без нее я пойти не мог! Поэтому за приготовлениями к веселью, а потом и за самим торжеством мы наблюдали издали, из нашей новой норки. (С наступлением зимних холодов пришлось нам покинуть сокровищницу и перебраться поближе к теплому изразцовому камину, топка которого находилась в подвале, а сам он – в большом вестибюле, или прихожей, говоря «квартирным» языком.)

Сначала-то мы прогрызли отверстие в нижних половых досках и поселились в утеплителе – черном порошке (Клара сказала, что это шлак), а уж потом от любопытства проделали дырку в дубовом паркете. За стеной вестибюля располагался зал, который служил и столовой, и комнатой для игр, и учебным классом, так что мы и туда проделали отверстие. Теперь я часто видел моего Колю и очень переживал, что его не приглашают в общие игры. Впрочем, он и сам не просился…

Глава восьмая, в которой наступают перемены

Кстати, мы с Кларой не только наблюдали, но и помогли кое-чем!

Подслушал я как-то разговор заведующей с воспитателем. Оба сокрушались, что денег, выделяемых на детский дом, так мало, что едва хватает на покупку дров и скудных продуктов, а ребятишки ждут на Новый год чуда, хотя бы крошечного. Некоторые из малышей вообще никогда не встречали праздник у елки, потому что родились в тяжелую годину, когда Людям уж не до веселья было.

Колючее дерево Петр Еремеевич со старшими мальчиками где-то раздобыли. В лесу, наверное. И теперь оно возвышалось зеленой горой в центре зала: огромное, чуть не до потолка, пушистое, пахучее… Чтобы оно поместилось, пришлось отодвинуть ближе к стенам столы и скамьи. В Вовкины «апартаменты» такая елка не пролезла бы, поэтому родители наряжали маленькую, на вкус пластмассовую. (Мой летописец не верит! Еще бы, он-то в квартире Новый год не праздновал, а мне довелось разочек. А…, он не верит, что я хвойные иголки пробовал! Так я же не все время в клетке сидел! Вовка меня каждый день погулять выпускал! Я, между прочим, и мишуры отведал. Ее из меня еле вытащили, так что повторять не советую!)

Дети увлеченно мастерили для лесной гостьи украшения, даже хулиганить и драться стали меньше. Забыл сказать – изнутри «дворец» меня разочаровал. От былого великолепия почти и следа не осталось. Видимо, до того как здесь разместился детский дом, особняк безжалостно разграбили. Однако Фаина Карловна где-то нашла и раздала воспитанникам обрезки ткани, листы бумаги, похожие на старые письма, нитки и пару ножниц, и вскоре на зеленых ветках повисли самодельные снежинки, снеговички и даже целые гирлянды из скрепленных между собой фигурок!

Опять чуть не забыл! Ваську с Кларой я все-таки познакомил, чтобы он не нервничал, когда слышал шорохи по ночам, – это мы шастали по дому и делали добрые дела: утащили у мальчишек мешочек с табаком (или махоркой, как сказала моя подружка. Где они его только достали?! У Петра Еремеевича небось сперли!) и закопали глубоко в снег, чтобы никто не нашел (курить вредно, это я как химик ответственно заявляю!), а заведующей подложили несколько золотых монет из нашего клада, чтобы она смогла купить детишкам новогодние подарки!

Уж не знаю, что там она подумала, когда обнаружила наш сюрприз, но деньги потратила с пользой: на праздничном столе к вареной картошке и соленьям добавились котлеты, а еще каждому ребенку раздали яркие леденцы на палочках и коробочки с ирисками.

– Вот, Клара, что я тебе говорил?! Теперь у детей настоящий праздник!

Клара умилялась, глядя из нашего укромного уголка на счастливые мордашки человеческих детей, но не разрешила мне пожертвовать несколькими ожерельями, чтобы повесить их на елку – вот красотища бы получилась! Аргументировала какой-то ЧК, которая за такое к стенке поставить может. Тогда ни я, ни даже Клара не понимали истинного смысла этого выражения, кроме того, что означало оно что-то очень плохое…

Таинственная ЧК предстала пару дней спустя поздней ночью, когда детишек уже уложили спать и даже самые отъявленные хулиганы утихомирились и видели десятый сон. Предстала она в образе двоих мужчин в черных кожаных куртках, фуражках, штанах-голифе (это мне Клара объяснила необычный фасон), черных высоких сапогах и с такими непроницаемыми лицами, что они тоже показались нам черными. Незваные гости были вооружены.

– Зачем им пистолеты? Они собираются кого-нибудь застрелить? – с опаской спросил я, подумав в первую очередь о нас с Кларой. Вдруг Люди обнаружили наши следы и поняли, что отравленное зерно не помогло?!

– У одного наган, у другого маузер! – со знанием дела пояснила Клара, не ответив на главный вопрос. Видимо, боялась того же, чего и я, но страха показывать не хотела.

Мрачного цвета была и машина, на которой военные подъехали прямо к парадному входу (про нее Васька рассказал, так как лежал на подоконнике и все видел своими зоркими кошачьими глазами).

Фаина Карловна будто ждала ночных визитеров, потому что ничуть не удивилась. Она накинула пальто с потертым каракулевым воротником, повязала на голову ажурную белую шаль, взяла сумочку и шепнула Петру Еремеевичу:

– Сберегите мальчика!

А потом ушла вместе с чужаками.

(К нашему с Кларой великому сожалению, «кожаные» незнакомцы хоть и ждали в вестибюле, но верхней одежды не снимали, а то бы мы понагрызли в ней дырок!)

Я сразу догадался, что речь идет о моем Коле, и побежал его проведать. Спали дети тут же, в столовой. Дрова экономили, а потому топили только одну печь и в большой зал притащили топчаны изо всех комнат.

Петр Еремеевич, постукивая протезом, тоже направился в тот угол, где тихонько посапывал курносым носом мой спаситель. Воспитатель склонился над мальчиком, помедлил, о чем-то раздумывая, а потом тихонько тронул его за плечо и тут же приложил палец к губам – мол, никого не разбуди. Коля спросонья ничего не понимал, но не издал ни звука. Петр Еремеевич что-то прошептал в маленькое ухо, но я не расслышал, так как боялся подобраться ближе.

Мальчик осторожно вылез из-под одеяла, чтобы не потревожить соседа (для тепла дети спали по двое и одетыми), и на цыпочках отправился вслед за воспитателем к выходу. Я спешил за ними, подозревая, что в жизни моего спасителя наступают какие-то перемены…

Глава девятая.

Прощание

В вестибюле Петр Еремеевич велел Коле выбрать из сваленных там горкой детских пальтишек самое теплое. Я понял, что он собирается куда-то увести мальчика, а потому испугался – ведь у Коли, кроме меня, не было никого, кто бы о нем позаботился!