Штауффенберг. Герой операции «Валькирия» - Жан-Луи Тьерио

23 октября американцы отказались вести переговоры, пока не будут реализованы четырнадцать пунктов президента Вильсона: ликвидация монархии, установление демократического режима правления, реализация права народов на самоопределение. 27 октября Германия капитулировала. Император сбежал в Верховную ставку в Спа. В Киле восстала военно-морская эскадра, моряки двинулись на Берлин, по всей стране начали формироваться советы рабочих и крестьян. Они захватывали улицы и заводы. Вильгельм II уехал в Нидерланды и отрекся от престола в пользу принца-наследника. Но все было тщетно. 9 ноября социалист Шейдеман срочным порядком объявил в Берлине о создании республики, чтобы не дать спартаковцу Карлу Либкнехту возможности опередить себя и провозгласить советскую социалистическую республику. 11 ноября было заключено перемирие. Оно было очень суровым по отношению к Германии, потерявшей, в частности, весь левый берег Рейна.

Парадоксально, но уже не в первый раз в истории армии гибнут ради того, чтобы вражеские солдаты не топтали священную землю отчизны. Но политики, а не военные, запросили перемирия. Армия еще готова была сопротивляться, пусть и в течение всего нескольких недель. Звездные иерархи вышли на сцену во всем белом. Они смогли убедительно доказать угрозу революционных событий. Фронт так и не был прорван союзниками. Рухнул именно тыл. Родился миф об ударе кинжалом в спину… Он продолжил отравлять политическую жизнь Германии в течение последовавших двадцати пяти лет, тем более что внешне все говорило в его пользу.

В Штутгарте все думали примерно так же. Последние месяцы 1918 года стали кошмарным сном. В начале октября все уже заговорили о мире. Умеренность стала уже не модной. В своих записках Дули отметила: «После стольких лет траура, после такого количества пролитой крови мир станет позором». Клаус был потрясен. Он рыдал. Однажды вечером он заявил: «Моя Германия не может умереть, и пусть она даже погибнет, но она возродится еще более великой и прекрасной. Бог существует. Он этого не допустит».

Королевству Вюртемберг суждено было пасть вместе с остальной Германией. Вильгельм II не верил в то, что оно смогло бы уцелеть. В обстановке всеобщей катастрофы его единственной заботой было избежать кровопролития. Он решил, что история сделала крутой поворот, что время монархий прошло. 2 ноября, несмотря на гнев Альфреда, он отказался последовать совету своих адъютантов установить пулеметы в окнах дворца, чтобы не допустить в него революционеров. Из старого замка Штауффенбергам было все прекрасно видно. «Перед дворцом, — написала графиня фон Штауффенберг, — послышался сильный шум, словно рычание. Толпа ревела, раздавались гневные речи». 8 ноября генерал-губернатор дал понять, что не может больше отвечать за поведение своих войск. 9 ноября комитеты рабочих и солдат во главе с красногвардейцами штурмом взяли дворец. Король незадолго до этого объявил о созыве конституционной ассамблеи для того, чтобы «на фоне глубокого отчаяния перед угрозой голода и иностранной оккупации наш народ смог быть защищен и высказался по поводу желаемой им формы правления». Напрасный труд. Под окнами старого замка шатались опьяневшие от злости женщины с растрепанными волосами, расхристанные мужчины, размахивавшие красными флагами или черными знаменами анархистов, солдаты в рваных мундирах с оружием в руках. Королевская гвардия сложила оружие безо всякой попытки оказать сопротивление. Сановники разбежались в поисках убежища. В 11 часов над дворцом был водружен красный флаг. Флаг королевства Вюртембергского, «золотой фон с тремя полуветвями в венке», канул в Лету. Чернь заполнила коридоры дворца. В нем оставались только самые преданные люди, в первых рядах которых был Альфред. Будучи до конца предан своему господину, он при поддержке придворного врача и канцлера фон Нейрата смог помешать разъяренным людям трогать короля. В обстановке, ставшей еще истеричнее из-за отчаянно вывших гудков заводов и из-за начавшейся всеобщей стачки, звонков трамваев, которые не могли проехать по забитым народом улицам, королю все же удалось покинуть дворец на двух больших каретах. До трагедии, которая случилась в доме Ипатьева, дело пока не дошло. Но кортеж был осыпан оскорблениями и плевками. Несколько близких королю людей сопровождали его в изгнание. Среди них был и обер-гофмейстер граф фон Штауффенберг. Свиту короля составляли также первый адъютант майор фон Ром и военный министр генерал фон Гравениц. Было видно, как подлинной седой бороде монарха текли слезы. Он вел себя очень благородно. Просто сказал: «Я не сержусь, но обидно уезжать таким вот образом, когда вся армия меня предала». Ночью экипаж въехал в ворота замка Бебенсхаузен. Король был спасен. Как позже сказал наследный принц, «обер-гофмейстер был единственным, кто не потерял голову в эти минуты страданий. Он был самым надежным».

Клаус от всего этого пришел в отчаяние. Он не понимал, почему власть сдалась черни без борьбы. 15 ноября он отказался от празднования своего дня рождения. Когда все кругом рушилось, он не хотел ничего праздновать. А матери сказал, что это был «самый грустный в его жизни день рождения». Ему было всего 11 лет. Он только что увидел конец мира. Но это было только начало.

Красная опасность

На глазах убитого горем сына Альфред развил бурную деятельность. Он получил неограниченные полномочия от Вильгельма II на проведение переговоров с Вюртембергской республикой по поводу отречения короля. Тот согласился отказаться от трона и своих имений в Штутгарте и Людвигсбурге при условии, что его супруге будет выплачиваться рента в 100 000 марок, что ему оставят его личное состояние и что земли дворянства не будут экспроприированы. У нового правительства голова была занята другим, и ему не хотелось озлоблять крестьян, которые по большей части были арендаторами крупных аристократических поместий и которым не понравилось бы, чтобы их хозяев, к которым они уже привыкли, сменили новые владельцы. Граф фон Штауффенберг очень умело провел эти переговоры. 30 ноября дело было сделано. Король официально отказался от трона, сохранил свое имущество, аристократия тоже ничего не потеряла. Они просто стали подчиняться общему праву, отказавшись от привилегированного положения.

Эти события не могли скрыть растущего страха имущего класса. В Берлине власть находилась в руках реформаторов из СПГ во главе с Фридрихом Эбертом. Совет народных комиссаров назначил выборы в Учредительное собрание на 19 января. Эберт хотел основать правовое государство, рехтсшат, а вовсе не социалистическую республику. Придерживаясь марксистских взглядов, он отнюдь не верил в светлое будущее и не желал кровавых разборок. Но так думали далеко не все. Левое крыло СПГ составляли независимые социалисты из НСПГ, а также спартаковцы, руководимые Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Они опасались того, что у них украдут их победу. В конце декабря революционные матросы из Фольксмарине (народный флот) отказались покинуть королевский замок и конюшни в Берлине. Хуже того, они там закрепились, а также заняли общественные здания, управление полиции, радио. 6 января восстание спартаковцев достигло своего апогея. Вопрос стоял ни более ни менее, сообщал печатный орган этого движения газета «Красное знамя», как о «передаче всей власти советам рабочих и солдат, которые каждые три месяца будут переизбирать своих депутатов в центральный комитет». Остаткам старой императорской армии с помощью добровольцев удалось подавить революцию. Кровь была пролита обеими сторонами. С пленных офицеров срывали обмундирование, их линчевали перед Брандебургскими воротами. Со своей стороны, и силы правопорядка потеряли контроль над собой. 15 января 1919 года Роза Люксембург и Карл Либкнехт были убиты. В Берлине был восстановлен порядок. Но какой ценой? Ценой десятков погибших! Ценой зарождения дикой взаимной ненависти между социал-демократами и коммунистами, которые стали называть своих политических оппонентов «социал-предателями». Этой ненависти суждено было иметь очень тяжелые последствия! Что же касалось большинства населения, то у людей остался стойкий страх перед большевистской угрозой, замешанный на чувстве антисемитизма в связи с тем, что многие из бунтарей были евреями. Тревога была тем более сильна, что, казалось, добрая половина Германии была охвачена огнем. В Дюссельдорфе была разоружена полиция, в Бремене Совет рабочих и солдат провозгласил Социалистическую республику, в Гамбурге деловые кварталы города подверглись грабежу, бургомистр Дюссельдорфа был взят под стражу, в земле Рейн-Вестфалия было объявлено о национализации шахт, в Вильгальмсхавене восстали военные моряки.