Комната кукол - Майя Илиш

– Я привел девочку, – сказал мистер Молинье.

Мне вовремя пришло в голову, что стоит сделать книксен.

– Присаживайся. – Леди указала на кресло слева. – Пожалуйста, садись.

Ее голос сочился сладостью, как золотистый мед на булочке, и теперь, при ярком свете, я увидела, как эта женщина прекрасна. Пепельно-светлые волосы были уложены пышными косами вокруг головы – наша директриса носила похожую прическу, но если мисс Монтфорд она придавала строгость, то у миледи смотрелась просто обворожительно. Нельзя было сказать, что леди похожа на брата, но оба были чрезвычайно бледными, без кровинки в лице, и даже губы у них казались скорее лиловато-серыми, чем розовыми. Ей я тоже не смогла заглянуть в глаза – и смущенно потупилась.

Увидев, что мистер Молинье не собирается занимать предложенное кресло, я села за столик и жадно взглянула на крошечные круглые булочки, чувствуя, как потекли слюнки. Я ничего не ела со вчерашнего полудня и могла бы поклясться, что на каждой булочке написано «Съешь меня».

Собственно, чтобы разлить чай по чашкам, нужна была горничная, но, к моему изумлению, леди лично взяла чайник и налила нам чаю. Может быть, она боялась, что служанка разобьет драгоценный фарфор? Запустение, оставившее свой след на всем в этом доме, не коснулось этой комнаты, и я подозревала, что это любимое место леди в Холлихоке и она лично позаботилась о том, чтобы тут в первую очередь все обставили как полагается.

– Пей. И ешь. Прошло много времени с тех пор, как у тебя была возможность утолить голод и жажду. Ты не должна думать, что здесь тебе придется страдать.

Тем не менее я дождалась, пока она ободряюще кивнет, и только тогда принялась за еду. Но стоило мне откусить булочку… Я еще никогда в жизни не пробовала ничего подобного! Булочка была сладкой, как я и ожидала, но в этот момент по всему моему телу разлилось золотое тепло, и я растаяла, как снег на солнце. Чай тоже был необычным, я такого еще не видела: почти бесцветный, без сахара и молока, но его вкус… точно цветочный нектар. Даже если они прямо сейчас выгонят меня из дома и мне придется возвращаться в приют Св. Маргариты пешком, этот кусочек медовой булочки и глоток чая стоили того, чтобы приезжать сюда.

– Спасибо, – пробормотала я, прожевав. Скрепя сердце я сдержалась и не стала сразу набрасываться на следующую булочку. Надо сказать, это далось мне нелегко. – И спасибо за платье.

Я предпочла бы не носить белый наряд, но господам об этом лучше не знать.

– Это…

Но мистер Молинье меня перебил:

– Ешь. И слушай. Тебе нечего сказать, чего бы мы не знали, а чтобы выразить свою благодарность, вовсе не нужно лебезить, мы такое не оценим. У тебя были вопросы. И сейчас ты получишь ответы.

Я почувствовала, что краснею. Моего румянца сейчас хватило бы на нас троих. Я поспешно спрятала лицо за чашкой, осторожно сжимая кончиками пальцев тонкую ручку, точно ожидая, что она в любой момент может сломаться. Как мне и приказали, я молчала.

Леди кивнула, и ее брат продолжил:

– Начну с того, что нужно представиться. Едва ли ты раньше что-то слышала о нас или об имении Холлихок. Меня зовут Руфус Молинье, это моя сестра Вайолет. Три месяца назад мы унаследовали имение Холлихок. Оно было в ужасном состоянии, поскольку предыдущая владелица, наша тетка, была уже стара и не могла следить за выполнением всех необходимых работ. Она избегала общества людей и умерла в одиночестве. В имении кроме нее жила всего одна старая служанка. – Он обвел холодным взглядом комнату, но пока он так неодобрительно смотрел на обои, а не на меня, мне не было страшно. – За последние недели мы приложили немало усилий, чтобы привести унаследованное имение в порядок, но для кое-каких работ нам нужна такая девочка, как ты.

Я быстро училась, поэтому держала рот на замке и не стала спрашивать, зачем им именно сирота. После всего, что я тут увидела, им скорее требовался садовник, но в этом деле я совершенно не разбираюсь, да и едва ли кто-то доверил бы мне столь ответственную работу. Но что еще? Я надеялась получить какие-то объяснения, но не хотела, чтобы меня отчитали за то, что я опять влезла в разговор.

Увидев, что я сдержалась и не задала интересующий меня вопрос, мистер Молинье улыбнулся.

– Ты еще узнаешь, какая работа тебе предстоит. Перед этим нам нужно уладить другой, куда более важный вопрос.

– Тебе нужно будет молчать, – сказала леди. – И это означает не только то, что ты не должна задавать вопросы. Все, что тебе нужно будет узнать, ты узнаешь, а что не нужно… тут тебе и вопросы не помогут. Но мы ждем от тебя обещания: ты сохранишь в тайне то, что мы расскажем. Слуги попытаются выведать у тебя тайны Молинье и Холлихока, но ты должна будешь молчать. Молчи о том, что увидишь и услышишь. Никакой болтовни с горничными, никакого тайного дневника – эти любопытные создания ни перед чем не остановятся. От их взоров нигде не укрыться. А что до писем домой…

– У нее нет дома, – холодно возразил ее брат. – Она сирота.

Я прикусила губу. Это было уже слишком. Я, конечно, не собиралась писать кому-то в приют, да никто от меня этого и не ожидал. Те, кто покидал приют, не возвращались, такова была традиция. Но мистера Молинье это не касалось. И если быть точным, то я вовсе не сирота. Ну, или, скорее всего, не сирота. Я подкидыш. Может быть, где-то у меня есть семья. И эта семья – определенно не брат и сестра Молинье.

– Итак, тебе придется поклясться, – все тем же сладким голосом произнесла леди. – Ты знаешь, что такое клятва? Как в суде, понимаешь?

Я кивнула. Я еще никогда не была в суде, но, несомненно, знала, что такое клятва. Представления не имею, зачем им понадобилась клятва, обещания было бы вполне достаточно, едва ли кто-то мог бы обвинить меня в том, что я когда-то нарушала данное слово. Но я понимала, что для Молинье это важно.

– Клянусь… – начала я, подняв руку.

– Молчи! – рявкнул мистер Молинье. – Ты принесешь клятву тогда, когда мы тебе скажем. И так, как мы скажем. – Это было первое проявление эмоций, которое я заметила в нем. – Мы и так уже выказали тебе доверие, взяв тебя в наш дом. И для тебя же самой было бы лучше, чтобы ты это доверие оправдала.

– Но клятву лучше принести раньше, чем позже, – упрямо возразила я. – Я ведь не знаю, о чем мне нельзя говорить, и если вы вдруг меня выгоните…

Многое должно было случиться, чтобы я начала вот так дерзить джентльмену, но во мне вдруг взыграла гордыня. Я не хотела, чтобы меня шантажировали чувством благодарности – в эту игру мне приходилось играть, сколько я себя помню, пора уже покончить с этим.

В тот момент мне было все равно, что они могут выставить меня за дверь в этом белом платьице. Уж как-нибудь выкручусь. Но брат и сестра вдруг рассмеялись – негромко, но все же. Они смеются надо мной? Или хотят показать мне, что и они живые люди?

– Ну, часть клятвы ты уже принесла, – отсмеявшись, сказала леди. – Твое слово связывает тебя уже сейчас. И поверь, мы приложили много усилий, чтобы найти именно тебя. Ты больше не покинешь этот дом, не бойся. – Это прозвучало почти как угроза.

Я уставилась на свою чашку чая. Внезапно меня охватило чувство покорности, хотя я и не понимала, откуда оно взялось.

– Да, леди Вайолет.

Она опять рассмеялась.

– «Леди Вайолет», – повторила она. – Я рада, что ты выказываешь такое почтение, но это не мой титул. Молинье – не аристократы.

– Прошу прощения.

Я так и знала! Фамилия у них была французская, а все знают, что во Франции аристократов не осталось, всем отрубили головы. И хотя свои имена они произносили на английский манер, меня так просто не обманешь!

– Как же мне к вам обращаться?

– Никак. – Миледи улыбнулась. – Когда нам понадобится, мы сами заговорим с тобой. Этого будет достаточно.

Я чувствовала себя глупо. Может быть, они проверяли меня, прежде чем открыть свою страшную тайну, и похоже, что я все время проваливала эту проверку. Но что же мне оставалось делать, если они не говорили, чего от меня ждут? Кроме того, что я должна молчать, конечно. Раз уж они не хотят сказать, как к ним обращаться, буду называть их по имени. Во всяком случае, про себя. Руфус и Вайолет. Сами напросились!

А потом они назвали меня Флоранс. Я не стала возражать. Пусть называют меня как хотят, все лучше, чем просто «девочка». К тому же было в этом имени что-то благородное. У господ всегда было право называть слуг так, как им вздумается: никто же не мог ожидать, что они станут запоминать имя каждой новой горничной. Я задумалась, была ли я первой Флоранс в их доме, и если нет, то что случилось с предыдущими? Имя мне нравилось – хотя теперь меня уж точно звали как героиню романа ужасов.

– А теперь вставай, – сказал Руфус.

Для меня он уже был просто Руфус, а никакой не мистер Молинье, и уж точно не джентльмен. Сам виноват.

– Встань, чтобы мы могли тебя осмотреть. Со всех сторон. Повернись. Медленно.