Темная сторона света - Диана Чемберлен

«Да, Пол, ты меня убедил. — В тот раз Оливия впервые рассердилась. — Она святая».

После этого муж перестал говорить с ней об Анни, что встревожило Оливию гораздо больше. Она понимала по его насупленному молчанию, что Анни по-прежнему не выходит у него из головы. Пол плохо спал, похудел. За столом он просто гонял куски по тарелке, погруженный в свои мысли. Он невпопад отвечал на вопросы, все время терял ключи от машины, бумажник. Когда они занимались любовью — это были редкие попытки зачать ребенка, Пол оставался таким далеким. И как бы ни были близки их тела, она ощущала разделявшую их пропасть, которую не помогали преодолеть ни ее слова, ни ее ласки.

Тогда Оливия напрямую спросила Пола, спит ли он с Анни. И он не сумел скрыть своего разочарования, когда ответил, что не спит. «Она без ума от своего мужа и дорожит своим браком», — мрачно заявил Пол, и Оливия сразу же поняла, что ее муж браком с ней не дорожит. Судя по всему, платонический характер отношений устраивал Анни, но никак не Пола.

Расставшись с Оливией после смерти Анни, Пол снял жилье недалеко от редакции. Он написал Оливии длинное письмо, извинялся, говорил, что не может разобраться в своих чувствах. Он понимал, что не может теперь получить Анни, но общение с ней показало ему, чего ему не хватало в отношениях с Оливией. Самоуважение, которое Оливия собирала по крохам, долго лелеяла, разлетелось в пух и прах после того, как она прочитала послание мужа.

Следующие несколько месяцев они изредка виделись, когда Пол заезжал, чтобы забрать что-то из вещей. Одежду, инструменты, компьютер. Оливия не сводила глаз с его рук, когда он заворачивал, паковал, увязывал, выносил. Она скучала по его прикосновениям и даже начала ходить раз в неделю на массаж, только бы ощущать чьи-то руки на своей коже.

Пол вел себя дружелюбно, изредка даже улыбался, когда говорил с ней. Оливия цеплялась за это, надеялась, что его улыбка означает, что для них еще не все потеряно, что ей удастся восстановить их отношения, но Пол ни разу не дал ей для этого возможности. Он никогда не задерживался в доме дольше, чем требовалось, если не считать единственного вечера в апреле. Тогда Оливия забыла о стыдливости и упросила его остаться. Он неохотно согласился, а потом она едва не умерла, увидев чувство сожаления в его глазах.

Что стало с человеком, за которого она выходила замуж, который написал томик стихов, посвященных ей, помог справиться с прошлым, заставил ее впервые за долгие годы почувствовать себя в безопасности? Когда-то Пол занимался с ней любовью так, словно не мог представить никого другого на ее месте. Тот Пол еще не встретился с Анни О'Нил.

Оливия хотела, чтобы тот, прежний, Пол вернулся. Она нуждалась в нем.

И вот теперь она стояла у окна в гостиной, спиной к зияющим пустым местам, которые предстояло чем-то заполнить, и смотрела, как мебельный фургон исчезает за дюнами. Они сотни раз занимались любовью, но почему силы природы помогли ей забеременеть именно в ту апрельскую ночь?

Она вдруг почувствовала, как растерянность сменяется решимостью. Как и в комнате у нее за спиной, в ней самой тоже были пустые места. Она заполнит их теми качествами, которые привлекли мужа к Анни. Но сначала ей необходимо узнать, что это были за качества. Она поддалась мгновенному импульсу, пошла работать в приют для женщин. Ничто не остановит ее, она выяснит, чего ей не хватает. Она должна признать очевидное. Одержимость Пола, которую он испытывал к Анни О'Нил, стала ее собственной.

5

Алек проснулся, прижимая к щеке старенькую зеленую футболку Анни. Эта привычка появилась у него после смерти жены. Днем она казалась абсурдной ему самому, но ночью он ничего не мог с собой поделать. Анни надевала футболку, когда по утрам отправлялась на пробежку, и майка давно выгорела и износилась. Но когда Алек вернулся из больницы в ту рождественскую ночь, футболка лежала на стороне Анни на их большой кровати, прикрытой лоскутным одеялом, которое им подарили на свадьбу. В те ночи, когда Алеку все-таки удавалось заснуть, он засыпал в обнимку с футболкой.

Он раздал все вещи жены. Правда, сначала он предложил их дочери, но Лэйси скорчила недовольную гримасу. Она не желала это носить. А с футболкой Алек расстаться не мог. Он не стирал ее, и после всех этих месяцев она впитала его запах, утратив аромат Анни, но футболка все равно его успокаивала.

Этим утром ему предстояло присутствовать на заседании комитета по спасению маяка, поэтому Алек побрился. При этом он старался не смотреть на свое отражение. Ему не нравилось, как изменилось его лицо.

Когда Алек спустился вниз, Лэйси и Клай уже сидели за столом в кухне. Они ссорились, но, увидев отца, сразу же замолчали. Эта картина стала для него привычной.

— Привет, — поздоровался Алек, наливая себе чашку кофе.

— Привет, пап, — ответил Клай, а Лэйси что-то пробурчала с набитым ртом.

Трехлапый подошел к Алеку своей подпрыгивающей походкой, и он погладил немецкую овчарку по крупной голове.

— Животных кормили? — поинтересовался Алек, думая не только о собаке, но и о двух кошках, живших к доме.

— М-мм, — промычала дочь, и Алек принял этот ответ как утвердительный.

Он насыпал себе в чашку хлопья с изюмом, взял с полки стопку фотографий и уселся за стол. За едой он просматривал снимки, поднося их один за другим к лучу света, который падал через кухонное окно, украшенное витражом. Творение Анни разукрашивало белую кухонную мебель зелеными, синими и красными пятнами.

Алек смотрел на фотографию, которую он сделал, стоя у подножия маяка. «Твои фотографии становятся все более странными», — заметил Том Нестор, когда Алек заходил к нему в мастерскую, чтобы проявить пленку. Алек прислонил снимок к чашке с кофе. В самом деле, странный, хотя самому Алеку он нравился.

— Папа! — обратилась к нему Лэйси.

— Гм? — Он поставил фотографию по-другому, чтобы посмотреть, как она будет смотреться под новым углом.

— Сегодня утром тебе будет звонить мисс Грин.

— Кто такая мисс Грин? — Алек поднял голову, чтобы взглянуть на девочку, но та быстро опустила глаза в свою миску с хлопьями. С чего вдруг? — Лэйси! Посмотри на меня.

Дочь посмотрела на него большими синими глазами. Они были так похожи на глаза Анни, что Алеку пришлось призвать на помощь волю, чтобы самому не отвести взгляд.

— Так кто такая мисс Грин? — повторил он свой вопрос.

— Мой школьный психолог. Алек нахмурился.

— У тебя проблемы?

Лэйси пожала плечами и снова уставилась в свою миску. Пальцы с обгрызенными ногтями и заусенцами вертели ложку.

— Мисс Грин хочет поговорить с тобой о моих отметках. Клай рассмеялся.

— А чего ты ждала, крошка О'Нил? Ты за все полугодие ни разу не открыла учебник.

Алек положил руку на плечо сына, призывая к молчанию.

— Я думал, что ты получила высокие баллы по всем предметам, Лэйси.

— Только не в этом году.

— Почему ты ничего не сказала мне раньше? Я бы мог помочь тебе.

Она снова пожала худенькими плечами.

— Я не хотела тебя беспокоить.

— Беспокоить меня? — Алек нахмурился. — Ты же моя дочь, Лэйси.

Зазвенел телефон, висящий на стене.

— Вероятно, это мисс Грин, — объявила Лэйси. Ее лицо побледнело, веснушки проступили ярче.

— Ты в полном дерьме, крошка О'Нил, — закатил глаза Клай.

Алек встал и снял трубку.

— Доктор О'Нил? — Женский голос звучал сухо, официально.

— Да.

— Говорит Дженет Грин, школьный психолог.

Алек сразу мысленно представил ее себе. Темные волосы, распущенные по плечам, кричаще-розовая помада на губах, широкая неискренняя улыбка. Слишком холодная, слишком чопорная, чтобы работать с подростками.

— Лэйси предупредила меня о вашем звонке. — Его дочь сделала это в последнюю минуту, но мисс Грин вовсе не обязательно знать об этом. Алек видел, как Лэйси, понурив голову, ест хлопья, и ее длинные рыжие волосы падали словно занавес по обе стороны миски.

— Я живу недалеко от вас, — продолжала Дженет Грин. — Я бы хотела заехать к вам во второй половине дня и поговорить с вами о Лэйси. Вы не против? Тогда вам не придется ехать в школу.

Алек оглянулся. Не вымытая с вечера посуда, засохшие пятна кетчупа на шкафчике рядом с мойкой. Кастрюля, в которой варились спагетти, так и осталась стоять на плите. Одна макаронина прилепилась к внешней стороне, изогнувшись, как вопросительный знак. Рабочий стол завален старыми газетами, письмами, рекламными листовками. Повсюду валялись фотографии маяка, которые он сделал.

— Не могли бы мы поговорить по телефону? — предложил Алек.

— Что ж… Лэйси сказала вам, почему я хотела бы встретиться с вами?

— Дочь говорила, что у нее не слишком блестящие отметки.

— Это так. Видите ли, ее успеваемость резко снизилась. У нее нет ни одной оценки выше тройки, а по биологии и алгебре ее вообще не аттестовали.