Флейтист - Ирина Сергиевская

И я не выдержал и, крикнув: "Паскуда!", хватил Шишляева флейтой по ненавистной башке. Ночной концерт кончился позорно - Шишляев бежал, а я еще долго истерически плакал и требовал к себе жалости, и кричал, что все кругом подлецы и притворщики, и обвинял Дзанни в лицемерной дружбе с подонками... Я даже плюнул в него, правда, символически, и тут же со сладостным ужасом зажмурился, ожидая, наконец, побоев... Дрянь, распоясавшаяся дрянь. А Котьку жалко и стыдно за все.

...Из-вест-ный всем я пти-це-лов...

Было это в три часа ночи. Дзанни после скандала с Шишляевым велел мне одеться и взять с собой флейту. Мы пришли в цирк. Я ждал, что сейчас, здесь, на пустой арене он и расправится со мною за все, но вышло по-другому.

Дзанни посадил меня рядом с собой на барьер. Я осмелился взглянуть в лицо учителя, и оно меня несказанно удивило - ни гнева, ни усмешки, этой ласковой, пугающей усмешки. Лицо Дзанни было торжественно и печально.

- Что с вами? - вырвалось у меня.

- Друг мой, - промолвил он, - я вызвал тебя для того, чтобы открыть мой план в отношении твоей судьбы.

Я понурился. Он неожиданно погладил меня по голове и спросил:

- Как ты думаешь, к чему я готовлю тебя столько лет?

Я неловко пожал плечами.

- Наверно, я буду клоуном?

Он хитро покачал головой.

- "Человек без костей"?

Снова отрицательный кивок.

- "Человек-лягушка"?

Дзанни засмеялся. Я не знал, что думать, и робко предположил:

- "Человек без нервов"?

Он рассмеялся.

- Неужели антипод? - совсем угас я.

Антиподисты мне не нравились. Казалось унизительным ногами подбрасывать различные предметы. Это умел делать даже медведь.

- Мне кажется, я не ошибся, выбрав тебя, - задумчиво сказал Дзанни и встал. - Сейчас мы с тобой поднимемся наверх, под купол, и будем обозревать пустую церковь с высоты. Тебе нравится высота?

Высоты я боялся. Цирк сверху, с крошечной площадки, на которую мы взобрались, казался враждебным, как разверстая хищная пасть. Дзанни подвел меня к самому краю площадки. Я закричал и вцепился в него. Господи, неужели он хочет сбросить меня вниз?!

- Нет, друг мой, - успокоил учитель. - Я просто желаю, чтобы ты почувствовал, в какой стихии тебе придется жить.

- Ни за что! Лучше убейте! - заорал я, вырываясь. - Лучше антипод, лучше что угодно, хоть униформистом!

- Ага! Значит, ты согласен стать обыкновенной лицемерной знаменитостью, согласен жить среди презираемых тобою людей и пресмыкаться перед ними за их дрянные аплодисменты. Ты согласен жить, требуя какой-то свободы, а на самом деле бояться ее, как проказы. Ну что ж, желания твои сбудутся: ты станешь добропорядочным народным артистом, о котором после смерти никто не вспомнит. Ты пошляк, мио каро, и ты трус, мелкий и ничтожный.

- Но что же делать?!!

- Довериться мне.

Он тихонько потянул меня за руку, я вывернулся, сел на корточки и обхватил голову руками.

- У меня в глазах муть... все кружится...

- Это не аргументы, а смехи какие-то! - разгневался Дзанни и, схватив меня за плечи, подтолкнул к краю площадки.

Я дернулся, но Дзанни вдруг отпустил меня. В ужасе, как за спасательный круг, я ухватился за протянутую флейту.

- Играй! - крикнул Дзанни. - Играй гамму!

Дрожащие звуки легко и слабо, как пушинки, полетели в воздухе. Я играл и играл, пока Дзанни не шепнул мне:

- Вот он, смотри...

Я увидел тонкий серебристый луч, протянувшийся от моих ног надо всей ареной к далекому узенькому оконцу. Я опустил флейту. Луч не исчез, но задрожал. Я заиграл вновь - он замер.

Дзанни толкнул меня в спину:

- Иди вперед, мальчик! Не оглядывайся!

Я завороженно шагнул в пустоту. В тот миг черная птица из детских снов покинула меня - я выпал из-под ее крыла, родившись во второй раз под хриплые страшные заклинания Дзанни и веселую скороговорку флейты!

- ...И-и-звест-ный все-ем я пти-це-ло-о-в...

Баста, баста! Это я остановил воспоминания, прогнал их. Развращенный лицедейством, я ловлю себя на том, что даже тайные мои мысли поверяю не себе самому, а каким-то неведомым зрителям. Что ж, да будет так. Переделать себя я не могу. Мой Пигмалион хорошо постарался. Итак-с, почтеннейшая публика, малиново-золотой занавес временно опускается. В антракте оркестр сыграет вам что-нибудь лирическое. Или нет, пусть выйдут слуги просцениума: две одинаковые маски, два Пьеро. Они появятся, щелкая семечки и продолжая начатый за сценой диалог.

1-й ПЬЕРО. ...мемуары покойника?

2-й ПЬЕРО. Нет, это просто поток мыслей. Воспоминания, мысли, нюансы, понимаешь?

1-й ПЬЕРО. А почему он все время говорит, что уже умер?

2-й ПЬЕРО (раздраженно). Откуда я знаю! Может, он хочет быть естественным? В таком случае, он хочет невозможного.

1-й ПЬЕРО. Чем сидеть на кухне в зимней шапке, как идиот, взял бы да и записал мысли на бумагу, отнес бы в популярный журнал...

2-й ПЬЕРО. А я бы на месте главного редактора нипочем не напечатал! Во-первых, это дремучий лжеромантический бред, во-вторых, гнусный поклеп. У нас нету безработных! А насчет "слуги народа" - вообще свинство.

1-й ПЬЕРО. Действительно, чего на старика обижаться? Я лично никогда не обижаюсь.

2-й ПЬЕРО. Как, и у тебя были случаи?

1-й ПЬЕРО. Еще бы. Я как-то решил в Париж смотаться. И деньги были. Ну, пошел на комиссию. Там такая комиссия есть - отбирает, кого пустить за границу не стыдно.

2-й ПЬЕРО. Но ты чист перед любой комиссией! Что с тебя взять: у тебя даже начальное образование незаконченное!

1-й ПЬЕРО. ...В комиссии тоже старик председателем был. Ну, это, я тебе доложу, среди всех "слуг народа" - самый что ни на есть слуга! Прицепился он ко мне: зачем тебе в Париж да зачем, разве в любезном нашем отечестве уже смотреть нечего? Я бы ни за что не раскололся, да этот дед манерами меня взял, я с детства уважаю интеллигентное общество, а он мне руку подал и курить разрешил. Я и не сдержался. "Как, - говорю, - разве вы не знаете, зачем в Париж ездиют? А по всяким таким домам походить!" И подмигиваю дедуле.

2-й ПЬЕРО. Не пустили дурака. Так и надо - чтобы не позорил отечество.

1-й ПЬЕРО. Ты сам дурак! Меня из-за валюты не пустили. Старик по секрету признался: не хватает валюты. Один наш дорвался до одного парижского домика, а расплатиться - не хватило. Ну и скандал. Так что я на "слуг народа" не обижаюсь. У них работа адская.

2-й ПЬЕРО. Да-а, это вам не на флейте всякие сюсюрандо высвистывать...

(Удаляются, щелкая семечки и сплевывая шелуху).

"ОВУХ" - Организация по Ведению, Учету и Хранению "Дел", сиречь Книга Жизни. Химера, рожденная моим воображением.

Уже тогда, в возрасте Керубино, я подозревал, что все, происходящее со мной, кем-то предрешено, записано на бумаге и вложено в папку с надписью "Дело". Мысль эта лишала иллюзии свободы выбора. Но по юношескому легкомыслию я все же верил в расположение ко мне Судьбы.

С тех пор как Дзанни открыл мне тайну своего знаменитого предка Чезаре, я сделался Флейтистом под куполом цирка, восьмым чудом света, о котором никто так и не узнал.

Тайна номера покорилась мне сразу, и Дзанни неправ, считая, что ходить в воздухе - удел избранных. Он Черный Моцарт, этот Дзанни, он гений-эгоист! А весь секрет заключается в том, чтобы уметь сделать первый шаг над бездной. Всего лишь один шаг!

Но не радуйтесь, сеньоры, не ликуйте, мадам и мсье. Здесь есть маленькая деталь, которая разрушит иллюзию ваших беспредельных человеческих возможностей. Учтите - первый шаг в пустоте может стать последним. И я уверен, это охладит желание следовать за мной.

Если мужество вам все же не изменит, то задайтесь вопросом: способны ли вы явить собою зрелище божественной красоты, как это с блеском удается птицам, бабочкам и фантастическим существам - эльфам? Не слышу ответа, сеньоры! Смелее! Я уступаю вам свое место. Вот мой кафтан, шитый серебром. Вот седой парик с черной лентой. Вот, наконец, флейта. Вперед! Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!

...Вы замираете у края площадки. Вы подносите к губам флейту. Тонкий, нежный звук пронзает воздух и возвращается к вам невидимой лунной дорожкой. Вы ступаете на нее и идете вперед над тьмой зала, над землей. Вот он, воздушный корабль, - это вы сами. А звук флейты - парус. Дальше Вселенная...

Ага-а, слабо, сеньоры! Вот я каков, Флейтист под куполом цирка! И конечно, я слукавил, говоря о доступности моего ремесла. Я все время спорю с Дзанни. Я - строптивый ученик. И даже когда он прав, мне хочется опровергнуть его.

Дзанни, Дзанни... Я до сих пор не знаю, кто ты на самом деле - дух, гений, безумец? Ты, не боявшийся смерти, так жалок, униженно хитер, почтителен с людьми, волею непонятной судьбы поставленный вершить суд над нами. Страстная лапа "ОВУХа" чудится мне в этой расстановке сил. Аппарат Судьбы меньше всего учитывает, кто гений, а кто ничтожество. У него иные критерии. Сидит там, в недрах канцелярии, какой-нибудь заспанный тупой клерк в нарукавниках и царапает тупим пером но бумаге, пишет наши жизни, а за спиной его уходят в бесконечность полки с "Делами".