Бесы в Париже - Дерек Картун

- Записей не вести, - инструктировал Баум. - И никаких обсуждений с другими. Если кто спросит, чем вы заняты, говорите, что ищете советскую кошку, обученную разгадывать наш шифр.

Все засмеялись.

- А теперь чего я хочу от вас. Марсель, как твои контакты с прессой?

- Неплохо.

- Должники у тебя есть?

- Несколько.

- Попробуешь получить от них кое-какие услуги?

Марсель кивнул, он был немногословен.

- Как ты думаешь, можно устроить, чтобы "Франс суар" и какие-нибудь из дневных газет завтра поместили небольшое сообщение, в котором ничего сенсационного нет: только то, что парень уже сутки без сознания и сообщить некому...

- Да уж и правда не сенсация...

- Но сделать надо!

- Постараюсь...

- Тут стараться мало, дружище, тут надо выполнить. Это самое главное в моем плане, отправная точка.

- Постараюсь, - упрямо повторил Марсель. - Но мне нужны данные.

Баум пересказал ему все, что тому было необходимо.

- Теперь ступай. Особенно важно - завтрашний номер "Франс суар". И во всех его выпусках, ясно?

- Посмотрю, что можно сделать, но вы же знаете, они из последних выпусков такую мелочевку выбрасывают.

После ухода Марселя Баум повернулся к остальным.

- Один парень, некий Гвидо Ферри, лежит в реанимации в клинике Божон. Там снаружи дежурит полицейский из местной префектуры - у того парня бумаги оказались не в порядке. Замените этого дежурного - дежурство пусть будет круглосуточным. Я туда позвоню, а ты, Леон, подъедешь в Божон. Твой помощник пусть посидит у тебя в кабинете на всякий случай. Но жен своих или кто там у вас есть предупредите, чтобы особо не ждали, когда освободитесь неизвестно. Ясно?

Оба кивнули.

- Ну ладно, я вам буду говорить, куда и когда идти и что там делать.

В девять он снова позвонил в клинику:

- Этот парнишка, Ферри, как он там?

- Не вешайте трубку.

Ему был слышен короткий разговор по внутреннему телефону, потом он услышал ответ:

- Все так же, без перемен.

- Он придет в себя?

- Трудно сказать. Шансов поровну.

- Вы могли бы перевести его в отдельную палату?

В трубке помолчали, потом врач спросил:

- Это так важно? Знаете, к нему подключены системы жизнеобеспечения, лучше бы его не двигать.

- Это важно. Не хотелось бы нарушать ваши правила, но, поверьте, для нас это чрезвычайно важно.

- Хорошо, переведем его.

- Спасибо. Да, и еще одно, - будто спохватился Баум. - К нему, наверно, родственники придут, хоть он и без сознания. Позаботьтесь, пожалуйста, о его вещах, чтобы они находились в той же комнате. На случай, если кому-то понадобятся.

Врач, казалось, был удивлен такой предусмотрительностью со стороны властей.

- Конечно, не беспокойтесь, я все сделаю.

Баум перезвонил Леону.

- Давай, приятель, двигай в Божон.

Он подробно объяснил, что тому следует сделать.

- Да, и прихвати пару ребят в другой машине, хороших сыщиков, - пусть поболтаются возле клиники, держи их под рукой. Если никого в отделе нет, вызови срочно, сошлись на меня.

- Хорошо, шеф!

Потом Баум позвонил Руассе домой. "Пусть он считает, что его держат в курсе, - предупреждал Вавр. - На самом-то деле ему знать ничего не нужно, подбрось ему пару пикантных подробностей, и он будет счастлив".

- Шеф сказал, что вы могли бы нам помочь, - говорил теперь Баум. Поэтому я и звоню.

- Как идет следствие?

- Раскручиваем понемногу. Президент готов нам помогать.

- Вы с ним виделись? - Ощущение причастности к истории льстило Руассе.

- Вчера. Президент поинтересовался, с кем мы держим связь в префектуре, и Вавр сказал, что с вами.

- Он так ему и сказал?

- Да.

- Хорошо. Очень хорошо. Так чем я могу быть полезен?

- Спасибо, - сказал Баум. - Есть нечто важное и срочное.

- Что вы имеете в виду?

- Вероятно, лучше сказать это лично, не по телефону.

- Конечно, разумеется, - согласился Руассе, и Баум тут же положил трубку.

Четверо экспертов в своей комнате на нижнем этаже никак не могли взять в толк, с чего вдруг этакая спешка. Погода больше подходила для рыбалки, чем для графологических и ксерографических экспертиз и всестороннего обследования бумажек. Спустившись к ним, Баум особого прогресса в исследованиях не обнаружил: его только заверили, что и фотокопировальная бумага, и конверт абсолютно стандартны, такие продаются в любом магазине.

- Чудно! - обрадовался Баум. - Вот это я и хотел услышать! Теперь пусть один из вас принесет мне десяток листов такой бумаги и пачку таких конвертов.

- В воскресенье? Альфред, ты что, шутишь?

- Я бы и хотел пошутить, да не до того. Мне все равно, где вы их возьмете, хоть магазин ограбьте. Но мне они нужны к вечеру, понятно?

Старший из специалистов поскреб в затылке.

- Завтра я бы первым делом...

- Завтра - поздно!

- Черт, Альфред, да я просто ума не приложу, где их взять!

- И я не знаю. - Голос Баума прозвучал сухо. - Но вот что скажу. Это маленькое дельце, дружище, может быть, самое важное поручение за все двенадцать или сколько там лет, что ты здесь работаешь. Усвой это, пожалуйста. Мне безразлично, как вы будете действовать, но эти вещи нужны сегодня, а если вы боитесь, что не справитесь, так сразу и скажите, я пойду и сам все достану.

- Ладно, шеф, - сказал старший. - Мы как-нибудь это устроим.

- Вот и умник - Баум отправился в архив, где попросил досье на некоего Александра Антуана Вэллата, государственного служащего. Получив в руки серую папку - в точности такую же, как та, что терзала его мысли уже несколько дней, - он расписался за нее и унес к себе. Там он минут пятнадцать внимательно читал. Но не найдя ничего интересного для себя, вернул ее в архив.

- Ну и скучные у вас клиенты, - сказал он дежурному. - Сто лет ничего любопытного не читал.

- Мы стараемся изо всех сил, Альфред. Не может же каждое досье походить на бестселлер.

Вернувшись к себе, Баум достал из кармана ключ и, повернув его в замке серого сейфа, отодвинул тяжелую дверь и вытащил из самой глубины две папки, с виду точно такие же, как та, что он отнес в архив. Он провел еще четверть часа, тщательно изучая материалы, и, казалось, остался доволен тем, что прочел, возвратил их на место и старательно запер.

Пора было идти в Елисейский дворец.

- Надеюсь, что вам не только из-за нас пришлось прийти на службу в воскресенье.

Вэллат будто не расслышал дружелюбной реплики. Коротышка из ДСТ был в его глазах не более чем посредником, получающим приказы от кого-то повыше рангом, как он сам получал приказы от президента. Если бы ему стало известно, что этот самый посредник только что ознакомился со всей его подноготной, которую многие годы копили в папке секретные службы, и ему бы передали слова Вавра насчет верхних эшелонов власти - на них, мол, давно следует посмотреть свежим взглядом, - то, без сомнения, он отнесся бы к Бауму несколько серьезнее. А уж если бы он узнал, что его досье содержит мельчайшие подробности одной его юношеской любовной истории, отнюдь не с девушкой, а с на редкость красивым мальчиком, тогда, возможно, лед бы растаял и Вэллат перестал бы демонстрировать глубочайшее чувство собственного достоинства. Что касается Баума, то он не придавал значения такого рода мелким уколам. Папка содержала исчерпывающие сведения о семейной жизни Вэллата и кое-каких его интрижках на стороне, но столь ярких эпизодов в ней больше не отмечалось. Тем не менее, подумал Баум, трудно тебе было бы, приятель, сохранять величественный вид, если бы ты знал, что собеседнику твой самый тайный грех известен, а ты его секретов не ведаешь.

- Я получил то, что вас интересует, - произнес Вэллат, открывая средний ящик стола. Он вынул целлофановую папку, в которой лежало несколько листков бумаги. Верхний он протянул Бауму.

- Это состав комитета обороны. Крестиком я пометил тех, кто присутствовал на июньском совещании. Этого достаточно?

- Вполне. Я вижу, вы указали должность каждого и его функции. Это очень полезно.

- Вот даты двух последних встреч и предполагаемая дата следующей, а также, как видите, адреса. С тех пор как нынешний премьер-министр занимает этот пост, они проходят на улице Матиньон. - Он протянул второй листок.

- Так встречи проходят не в президентском дворце?

- Только если сам президент присутствует - это бывает не всегда.

Он протянул через стол еще один листок.

- Здесь все, что вы хотели знать о протоколах. Только двое ведут записи: секретарь министра обороны и я. Если президент сочтет официальный протокол недостаточным, он может прибегнуть к моим записям. Они не перепечатываются, а просто хранятся в моем личном сейфе. Протоколы секретаря министра обороны размножаются: с текста снимается восемь фотокопий - по числу постоянных членов комитета. Но только четверо из них получают протоколы, в которых записаны принятые решения.

- Это почему же?

- Потому что это наиболее важные сведения, их следует знать лишь этим четверым.