Пляж острых ощущений - Ольга Степнова

— Мне нравятся твои ключицы, твои уши, твои ногти, твои пятки, — я все ждал, когда Элка меня услышит, но она тоже умела уходить «в отключку», когда я произносил длинные, лиричные речи.

— Слушай, а может, тот алкаш этому трупу какой-нибудь родственник?! — вдруг осенило Беду. — И он вовсе не продавал твой пиджак, а просто дал поносить?

— Я слышал, что бабы бывают трех видов — стервы, суки и дуры! — не пробившись к ее сознанию, я попробовал обратиться к подсознанию.

— Слушай, нужно попытаться найти того пьяни… Что?!! Ты назвал меня сукой?!

Скрипач перестал играть. Его заинтересовал назревавший скандал и он замер со смычком, занесенным над скрипкой.

— Нет, дорогая, я хотел только сказать, что открыл новый тип женщины под названием Беда! — Я сказал это громко, чтобы услышал скрипач и его любопытная скрипка. Смычок наконец опустился на струны, став щипать их гораздо бодрее, чем до моего громогласно объявленного «открытия». — В сущности, я только хотел признаться, что очень люблю тебя, несмотря на то, что…

— Нужно обязательно попытаться найти того алкаша.

— На то, что ты абсолютно несносна.

— Нужно найти его, пока не появился труп номер два!

Я залпом выпил холодное пиво.

— Черт тебя побери! — очень тихо сказал я Беде. — За каким хреном ты снова, опять, как прежде и как обычно пытаешься засунуть свой нос в уголовное дело?! Здесь не Сибирск! Твоя криминальная газетенка осталась за тысячи километров! Ты отдыхающая! Жена, блин, новоиспеченная! Дед кучу денег отвалил загсу, чтобы нас зарегистрировали в этом городе в такие короткие сроки! И потом, ты же, вроде, куда-то там устроилась на работу?! А?! Куда? В издательство! Кем? Пиар-менеджером! Вот и пиарь себе все, что под руку попадется! Пиарь, а не суй свой нос, свои локти, ключицы и пятки, которые мне так нравятся, в криминал!!! Не суй! А то оттяпают по самую задницу! — Я все же сбился на крик. Я орал, как умалишенный. Последний раз я орал так только на… Элку.

Скрипка заглохла — куда ей было против семейного скандала.

Примчался официант с огромным прозрачным кувшином, заполненным чем-то белым.

— Желание клиента для нас закон! — с улыбкой провозгласил он. — Хозяин нашего заведения, как казах — казаху, скотовод — скотоводу…

Элка захохотала. Она так хохотала, что слезы брызнули у нее из глаз и ей пришлось стащить с носа очки.

— Ну, ты попал! Пей! — приказала она. — Пей! Не обижай скотоводов.

— Маэстро, музыку! — крикнул я скрипачу. — Желательно вальс Мендельсона.

Скрипач пожал плечиком и — скрипка ему подчинилась, и смычок не подвел, извлекая из струн зубодробильные звуки избитого вальса.

Я встал, набрал в легкие воздуха и одним махом выпил кислое молоко. Это оказался отличный кумыс — свежий, будто и правда только что из кишлака.

— Браво, — сказала Элка. — Теперь могу смело сказать, что это лучший день в моей жизни!

Я плыл по морю на надувном матрасе. Солнце пялилось на меня сверху своим единственным жарким глазом и почему-то совсем не слепило. Я подмигнул ему, но оно осталось величественно-равнодушным и безучастным. Берег был далеко, берега совсем не было видно, но это совсем не пугало меня. Я был счастлив своим одиночеством, своей отрезанностью от мира, своей ничтожностью и беззащитностью перед могучей стихией.

Матрас, кажется, слегка спустил воздух, но это тоже почему-то не пугало меня. Мне было хорошо, тихо, спокойно.

Умиротворение мое вдруг нарушила легкая тряска. Море при этом оставалось совершенно спокойным, матрас, хоть и спущенный, лежал на воде неподвижно, но меня сотрясал легкий тремор где-то в районе плеча. Он категорически не годился для моего ощущения счастья от одиночества, поэтому я решил изменить положение на матрасе и перекатиться на живот. Но руки не двигались, в ногах не оказалось сил, а тряска только усилилась. Я хотел заорать, но голоса не было. Я в ужасе уставился на безоблачное небо; вот она, расплата за счастье — полный паралич, немота и трясучка. «Хорошо, что еще не ослеп», — подумалось мне. Оранжевый солнечный диск вдруг подмигнул мне очкастым глазом Беды и ее же голосом заорал:

— Бизя, вставай! Вставай, черт тебя побери! Посмотри, что про нас написали! Да продери ты шары!

Я открыл глаза и увидел перед собой Элку в шортах и топике, состоявшем из одних только лямок. Элка трясла меня за плечо, трясла сильно и, вероятно, очень давно, потому что успела раскраснеться и даже вспотеть.

У нее было злое лицо, злые руки, и даже коленки какие-то остервенелые.

— Вставай! Читай! — тыкала она мне в нос какой-то газетой. — Ублюдки! Уроды! Писаки хреновы!

— Элка, — пробормотал я, блаженно улыбаясь в полусне, — Элка, я так скучал по тебе на драном матрасе! Это только казалось, что мне хорошо в одиночестве. На самом деле мне было страшно, одиноко, мокро, и со мной приключилась трясучка.

— Читай! — приказала Элка и развернула передо мной газету, держа ее пальцами за уголки.

— Ой, не хочу, — отвернулся я от газеты, — не люблю я по утрам газеты читать. Я не английский колонизатор на Самоа.

— При чем тут Самоа, идиот! — взревела Элка так, что я окончательно проснулся.

— Кто идиот? — решил уточнить я.

— И ты тоже, — милостиво объяснила она. — Немедленно прочитай статейку на первой полосе и скажи, что ты об этом думаешь!

Пришлось взять в руки газету и сфокусировать взгляд на мелких газетных строчках. Еще не начав читать, я понял, что газетенка с сильнейшим налетом «желтизны», а большую половину ее содержимого составляет фоторепортаж с нашей свадьбы. На самой большой фотографии был запечатлен я, сжимающий в объятиях девушку в белом платье. Я припал к губам девушки с такой варварской ненасытностью, что лицо у девушки смялось, словно подушка, в которую уронили кирпич. Глаза у нее были выпучены то ли от ужаса, то ли от удовольствия, я же, наоборот, зажмурился так, будто взвод автоматчиков должен был меня вот-вот расстрелять. На заднем плане виднелись ухмыляющиеся, пьяные лица гостей. Зрелище было отвратительным, но еще отвратительнее была подпись к снимку.

«Сазон Сазонов наконец-то женил своего непутевого внука Глеба! Свадьба состоялась в одном из ресторанов, принадлежащих Сазону, и на нее были приглашены самые известные и влиятельные люди нашего города. Пикантность этого события состояла в том, в ЗАГСе непутевый внук расписался с одной девушкой — Эллой Тягнибедой, а в ресторане на крик гостей „Горько!“ целовался с другой — некоей беременной Элеонорой. Как стало известно, скоро у Элеоноры родится от Глеба ребенок! Справедливый вопрос: как смотрит на это законная жена Глеба? Вероятно, очень даже лояльно, так как сама она, как поговаривают, не может иметь детей, и готова принять внебрачного ребенка мужа в семью. Ведь деньгам Сазона Сазонова очень нужны наследники! Некоторым показалось странным, что Глеб решил афишировать свое отцовство на таком мероприятии, как свадьба, но — у богатых свои причуды!»

На второй фотографии я что-то пил из бокала, а подпись гласила: «Внук Сазона Сазонова с трудом избавился от алкогольной зависимости, поэтому пьет теперь только соки!»

Третье фото изображало, как я, роняя столы и стулья, убегаю из зала, а за мной мчится Элка. На четвертом моя маман обнимала незнакомого юношу в бабочке. «Глеб Сазонов в прошлом отчаянный ловелас, — были подписаны фото. — Под видом матери на его свадьбу прибыла дама, в прошлом состоявшая с ним в длительной любовной связи. Несмотря на почтенный возраст, дама хорошо сохранилась, но Глеб Сазонов спасался от нее паническим бегством!»

На пятом фото я выходил из туалета, украдкой поправляя ширинку.

На шестом — Элка сидела на кожаном диванчике в холле и задумчиво ковыряла в носу. Подпись под фотографиями была одна: «Ничто человеческое им не чуждо».

Было и еще одно фото — мы с Элкой на мотоцикле мчимся от ресторана по дороге, ведущей к морю. «Она всегда за рулем, а Глеб, как обычно, всего лишь пассажир. Не значит ли это, что бойкая невестка может оттеснить от руля управления бизнесом и самого Сазона Сазонова? Кстати, Сазон так и не появился на свадьбе своего непутевого внука».

На этом фоторепортаж заканчивался. Под всей этой гадостью стояла подпись З. Михальянц.

— Забавно, — я зевнул, рассмеялся и отбросил газету в сторону.

— Тебе забавно? — Элка топнула изо всех сил босой ногой. — Смешно?! Эти скоты опозорили нас на весь город! Кто пустил журналистов на свадьбу? Кто позволил им пройти в ресторан? Какая скотина нафантазировала, что я не могу иметь детей? Кто сочинил, что Эля беременна от тебя?!!

— Тебе нужно было бы быть поосторожнее со своими розыгрышами, — усмехнулся я. — Видишь, во что это вылилось!

— Убью! Засужу! Засажу! Загрызу!

— Да успокойся ты, — я сел на широкой кровати и с удовольствием потянулся.