Семьдесят пять тысяч - Шолом Алейхем

Коротко и ясно, на чем же мы остановились? На том, что нужно прекратить это дело. Одни советуют так, другие - этак, решено было судиться. А если судиться, нужно адвоката спросить, а спросить адвоката, надо поехать в город. И опять начинается: у какого адвоката спрашивать? Один говорит - у этого, другой говорит - у того. В конце концов спрашивают у обоих, - другого выхода нет. И вот один адвокат говорит противоположное тому, что утверждает другой. А третий и вовсе городит бог весть что! Скверно! Приходится обратиться к четвертому... Словом, должен ли я рассказывать вам, что такое адвокаты? Что адвокаты, что врачи - один черт! Они созданы для того, чтобы говорить друг другу наперекор. Один адвокат говорит, что мы, все четверо, должны подать жалобу на банк и на богача за то, что они не выдают нам билета... Казалось бы, правильная мысль? Но другой адвокат заявляет, что, подавать жалобу должны только двое - я и Бирнбаум, и на одного богача - за то, что он не дает распоряжения банку о выдаче билета. Тоже как будто бы резон! Не правда ли? По третий адвокат спрашивает: что общего у меня с банком? Банк разве знает меня? Или имел со мной дела? Подавать должен Бирнбаум один, и не на банк, а на богача, потому что банк не виноват: ведь сам Бирнбаум совсем недавно просил банк перевести билет со своего счета на счет богача... Опять-таки правильно! Но является еще один адвокат и утверждает, что подавать жалобу должны не я и не Бирнбаум, а священник и мой брат Генех! И это верно, не так ли? Но другому адвокату приходит такая мысль: не надо, говорит он, жаловаться! Давайте посмотрим, откуда в банке взялся билет на имя богача! Бирнбаум передал его. А откуда Бирнбаум взял билет? Получил у Янкев-Иосла, то есть у меня. А я где его взял? У моего брата Генеха. У кого взял билет брат Генех? Одолжил, то есть купил у священника. Он говорит - купил, а священник говорит - одолжил, но не все ли равно? Дело пропащее. Поэтому священник требует билет у моего брата Генеха, Генех - у меня, я - у Бирнбаума, а Бирнбаум у кого? У банка. Но банк заявляет, что не знает никакого Бирнбаума, он знает богача! В таком случае пусть Бирнбаум требует у богача, а богач - у банка. Богач, правда, боится, а вдруг на него будут жаловаться? В таком случае пусть Бирнбаум выдаст расписку богачу, я - Бирнбауму, мой брат Генех - мне, а священник пусть выдаст расписку Генеху. Как вам нравится такая мысль? Что может быть лучше? Нашелся, однако, еще один адвокат, умник, и задает такой каверзный вопрос: откуда, говорит он, мы знаем, что дело кончается на священнике? А вдруг где-нибудь на чердаке прячется еще одна душа, которая завтра встанет, приведет свидетелей с бумагами и начнет требовать: "Билет мой! Где мой билет?" Что же тогда будет? Он будет требовать не билет, а семьдесят пять тысяч! А у кого? Ни у кого другого, как у богача! Правда, у богача есть расписка от Бирнбаума, у Бирнбаума - от меня, у меня - от брата Генеха, а у Генеха - от священника! Пусть в таком случае богач жалуется на Бирнбаума, Бирнбаум - на меня, я - на брата Генеха, а Генех - на священника. Опять, стало быть, скверно! Что же делать? Надо обратиться еще к одному адвокату, к самому Коперникову[7], а от Коперникова - к еще более крупному адвокату, к "золотой стрелке". В общем, побывали у всех адвокатов, ни одного не пропустили, и до того заадвокатили себе голову, что ни о чем другом говорить не могли, только и слышно было: адвокат, адвокат, адвокат... Нет ли у вас адвоката... Тьфу! Папироски, хотел я сказать...

Коротко и ясно, на чем же мы остановились? На адвокатах. Господь помог, адвокаты нашли выход, - все-таки адвокаты! В чем же выход? А в том, чтобы я и Бирнбаум, мы оба, прежде всего выдали бумагу и расписались у нотариуса, что мы вообще никакого отношения к билету не имеем, что билет этот прислал мне брат Генех, что взял он его, то есть купил, у священника, чтобы заложить, а я заложил его у Бирнбаума и получил под него двести рублей, - то есть так, как было на самом деле, чистую правду. Казалось бы, просто и хорошо, без фокусов, без штук, - что может быть лучше правды? Так вот, никому это в голову не приходило! Понимаете?.. Однако это еще не все! Это значит, мы, то есть я и Бирнбаум, дадим людям в руки такой бич против себя самих? А что же будет с нашими долями выигрыша? Что мы станем делать, если нам кукиш покажут? Полагаться на справедливость моего братца да на честное слово священника? А то, что мы расписались и выпили вместе? Это чепуха! Лист бумаги стоит грош, а выпивать можно каждый день, была бы водка. Чего же мы хотели, я и Бирнбаум то есть? Гарантии! Чтоб нам гарантировали то, что нам причитается... Понимаете или нет? А вот тут-то и началась самая буча. "Гарантии? А за что им полагается гарантия? Мало того что даром деньги получают, им еще гарантии подавай?" Это, конечно, нас здорово задело. "Ах вы такие-сякие! А за нашу честность! Мало того что вам делают такое одолжение, - ведь мы могли забрать у вас все семьдесят пять тысяч, чтоб ни одна живая душа не знала, - а вы еще в претензии?!" - "Значит, вам надо спасибо сказать, за щечку ущипнуть?" Это говорит мой брат Генех. Я, конечно, не стерпел, слово за слово, полетели оплеухи, как водится между братьями. Словом, уговорили, - дадут нам гарантию. Какую? Расписки? Расписка это дешево стоит! Векселя? Жаль вексельной бумаги. А что же? Наличные деньги! Как моя бабка, царство ей небесное, говаривала: "Из всех молочных блюд самое лучшее - кусок мяса!" Но где же взять наличные деньги? Наличных по нынешним временам ни у кого нет. То есть как сказать? Деньги есть, и много, но у Бродских. "Словом, все это пустые разговоры! Пока мне не выложат гарантии, я подписывать не стану!" - "Какую гарантию?" - "Какую хотите, лишь бы гарантия! Чтобы люди надо мной не смеялись, мол, Янкев-Иосл дурака свалял". Понимаете? Это одно. А мой молодчик, то есть Бирнбаум, опять за свое: люди! Так как он должен выдать такую важную бумагу за своей подписью, то он хочет, чтобы люди высказали свое мнение, и как они окажут, так пусть и будет. "Опять люди! - говорю я. - Ведь уже однажды покончили с этим! На что вам люди?" - "Понимаете, - говорит Бирнбаум, - я хочу, чтобы спросили у людей, а вдруг люди найдут, что мне ничего не причитается, - зачем же я буду зря брать деньги?" Понимаете или нет? Я кричу: "Гарантии!" А он твердит: "Люди!" Гарантии, говорит он, потом. Раньше надо спросить у людей. Опять вы, говорю, заладили с вашими людьми! У меня уже всю голову пролюдило от ваших людей! Лучше иметь гарантию! Гарантия важнее...

Коротко и ясно, на чем же мы остановились? На гарантии. Нам все же уступили, связали друг с другом как следует, расписались со всех сторон, и не где-нибудь, а у нотариуса, сдали все эти бумаги, куда положено, и начали ходить по адвокатам, писать всякие бумажки, трястись что ни день в город, расходовать деньги, платить за ночлег, спать с клопами, лишь бы это называлось "отель" (заезжий дом - им не пристало!), кушать порции жареных тараканов, лишь бы это называлось "розбрат" (тушеное мясо - им не пристало!), потеть, как в парной бане, жариться на солнце, шлифовать мостовые, глохнуть и дуреть от стукотни и трескотни, от шума и гама... А чего ради? Счастье привалило - семьдесят пять тысяч! Конец бы всему этому настал, как моя жена говорит: "Медный грош наяву дороже золотого червонца во сне. Твои семьдесят пять тысяч, - говорит она, - уже семьдесят пять раз мое сердце пробуравили. Готова уступить тебе эти радости, - на что мне все это нужно?.." - "Э! - отвечаю я. - Баба ты, а баба так бабой и остается..." Но чувствую, что она права: что я имею от всего этого? На базар с этим не пойдешь! Только врагов себе нажил: один мне завидует, другой зубами скрежещет, боится, а вдруг я получу деньги? За что это Янкев-Иослу столько денег?.. Понимаете? Что там думать, немало крови стоило мне, покуда довелось услышать наконец, что со всем этим делом покончено. Глаза на лоб вылезли, пока дожили увидеть билет в добрый, счастливый час! Но вы думаете, что так-то просто увидели мы наш билет? Погодите, не торопитесь. Раньше надо было выждать месяц, - а вдруг кто-нибудь недоволен решением. Не знаю, спал ли я хоть одну ночь за этот месяц! Снились мне дикие сны, не раз, бывало, вскакивал я среди ночи и кричал не своим голосом: "Ципойра, я лечу..." "Куда ты летишь? - говорит она. - Что это на тебя за летание такое нашло? Сплюнь трижды и расскажи, что тебе снилось?" - "Интересный сон снился мне, говорю я. - Будто у меня крылья и я лечу, а за мной летят какие-то дикие, странные создания, змеи и ящеры, и хотят меня уничтожить..." Так было однажды. В другой раз мне снилось, что я сижу на огромном надутом мешке. Мешок резиновый, красный, а сбоку на нем написано крупными цифрами: 75 000... Дело происходит летом в субботний день, понимаете ли, люди гуляют, поминутно останавливаются и смотрят во все глаза на меня... И вдруг - тррах! Раздается треск! Лопнул, оказывается, резиновый мешок, и я падаю и кричу: "Ципойра! Лопнул!" - "Бог с тобой! Кто? Кто лопнул? Враги, мои пускай лопаются!.." Так говорит мне жена, будит меня и истолковывает мой сон к добру, как это делают обычно жены.