Страх и сомнение - Виктор Титов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он давно не видел моря и помнил его смутно. То ли синее, то ли серое, то чистое, то ли грязное… Прямо как прошлая жизнь, которая вдруг резко изменилась. Жили же хорошо, никого не трогали. И тут из-за парочки террористов разнесли всю страну. Народ то в чём виноват. Он, Али, в чём виноват. Не успев развить мысль, он услышал рёв мотора над головой и оглушительный свист. Снаряд разорвался неподалёку и отбросил его на несколько метров. Сознание на несколько секунд покинуло Али, но тут же вернулось. Голова затрещала, в глаза полилась кровь. Али застонал и с трудом сел на колени. На руке рваная рана, в голове дыра. Из последних сил он поднялся на ноги и захромал к морю. Раздались ещё взрывы. Снова вой сирен, крики хаос. Где-то прозвучала оружейная очередь. За ней ещё одна. И ещё.
— Ну вот и конец, — подумал Али, ковыляя на автомате, — как же не хочется…
— Запрыгивай скорее! — раздалась команда из остановившегося рядом внедорожника.
Али ухватился за протянутую руку. Не пробил ещё его час. В машине на заднем сиденье был Дима. В чёрных очках, камуфляжных штанах и футболке. На ногах серые пыльные ботинки. За рулём Альберт в такой же одежде.
— Надо было вчера выходить, — посетовал Дима, — предупреждали же.
Альберт не сбавлял скорости на поворотах. Тут и там слышались взрывы и стрельба.
— Давно не были в такой переделке. Сейчас потрясёт, — предупредил он.
Дима и Али пригнулись. Крышу облизала пулемётная очередь. Альберт надавил на газ и едва успел проехать брошенную под колёса гранату. Один поворот, затем второй. Стало поспокойнее. Ребята разом выдохнули.
Дима достал аптечку. Бинты, йод, лейкопластырь. Али походил на перемотанную куклу.
— Сойдёт, — одобрил собственную работу Дима.
Через полчаса показался порт. Внедорожник с визгом остановился и Альберт спешно выпрыгнул из-за руля.
— Быстро на борт и отчаливаем, — скомандовал он, — скоро и здесь станет жарко.
Заревел мотор и небольшая моторная лодка ринулась в море. Али спустился отдохнуть. На нижней палубе было ещё человек двадцать. Кто-то сидел на скамейках, кто-то лежал на полу.
— Ни одной женщины, — подумал Али, — к чему бы это.
Прошло ещё немного времени и взрывы разнесли пирс в щепки.
Глава 9
Жизнь на свалке текла своей размеренной жизнью. Юле стукнуло пятнадцать и она впервые вкусила любовь. Её парень, Андрей, был на год старше и тоже всё своё сознательное время провёл на свалке. Занимался сортировкой, не голодал и одевался сносно. Возможности жить были. Любовь между молодыми вызревала долго и основательно, как плод от ранней весны до поздней осени. Оба курили и пили, и это сближало. Одна из подружек-близняшек умерла от туберкулёза, немного не дотянув до лета. Погрустили, помянули и проводили в последний путь.
Кто-то из ребят нашёл сломанный радиоприёмник и починил. Среди шипения проскакивали слова поздравлений и стремления к лучшей жизни. Верным путём идём, как говорится… Главное, чтобы картошка, водка, да курево не кончались. А люди не тараканы, ко всему привыкают.
— Как думаешь, государство о вас знает? — спросил Дима у Лены. Он снимал на камеру и женщина стеснялась.
— Кому мы нужны, — ответила Лена, — их работа, конечно, о нас заботиться, но откуда у них время, за рубежом же помогать надо? Воровать надо? Детишек своих устраивать надо? Государство — это же не какая-то абстракция, это люди. А им до нас и наших проблем, как нам до крыс. Не мешаются под ногами и ладно.
Пришла голубоглазая Юля. Она только что покрасила волосы в розовый, и оттого была счастлива.
— Красивая… Что хочешь от жизни? — спросил Альберт.
— Со свалки уехать и чтобы дом нормальный был, — ответила Юля.
— А богатого мужа и горы золота? — съехидничал Дима.
— Любимый у меня и так есть. И он хороший. А горы золота? В них ли счастье. От денег одни проблемы. Так, чтобы на пожить хватило и достаточно.
— А вы чего желаете? — спросил Альберт у подсевшего рядом одноглазого хромого старика. Единственный глаз его всё время дёргался, длинные волосы слились с щетиной, глубокий шрам разрезал нижнюю губу.
— Весточку из дома, — ответил старик. — Они где-то там, в городе и совсем про меня забыли. Давно о них не слышал. А мне денег не надо. И жалеть тоже не надо. Просто сообщить, что у них всё хорошо, все живы, здоровы. Хочу хотя бы их почерк увидеть, подержать листок, который держали они…
— Мы здесь как живые призраки, — добавил высокий лысый человек лет тридцати пяти в круглых очках, — Вроде есть, а вроде нет. Застряли между мирами. В этот не берут, а на тот страшно.
— У нас хорошие проводники, — рассмеялся кто-то, — спиртное и табак.
Опрокинули по одной, не закусывая. Пластиковых стаканчиков на свалке хватало и не нужно было ждать своей очереди. Однако спиртное уходило быстро. Ну и ладно. Как любила говаривать Лена.
— Скоро новая одежда приедет, — сказала Юля, уже порядком пьяная, — старые коллекции, которые не распродали, привозят сюда.
— Вы богачи поневоле, — рассмеялся Дима, — мир — ваш дом, просрочка — ваша жизнь. Гуляй, душа, в закромах ни гроша.
Снова зазвучала гитара и баян. Снова в вечернем небе зазвучали песни. Есть тут люди, пусть незаметные и тихие, но есть…
Глава 10
Одиночество. Мы знаем о нём так много, но можем ли описать? Мы одиноки в толпе, одиноки на вечеринках, на работе. Даже дома мы зачастую отдаём больше времени телефону и интернету, нежели любимому человеку. И это не значит, что мы его не любим. Это значит, что одиночество переродилось в замкнутость. И если на первых порах мы буквально кричим, чтобы нас куда-нибудь позвали, поговорили или просто обняли, то со временем это желание затвердевает и превращается сначала в апельсиновую корку, а затем и в роговой панцирь. Теперь хоть сколько бейтесь, всё равно не пробьёте. А кто-то вообще постучится? В мире с сотней человек все друг друга знают, в мире с миллиардом одни лишь знакомые? А в мире с семью миллиардами?
Первое правило колонизаторов разорвать родственные, соседские связи между людьми и превратить