Песня Песней Соломона - Жанна Гайон

16 Отметим здесь, что наша Невеста далека от того, чтобы впасть в явный грех, и даже отказывает себе в невинных радостях. Эта душа, которая невыразимо любит Бога, приобрела слишком изысканный вкус, чтобы продолжать довольствоваться земными благами. Те, кто оставляют Его, позволяют себе быть виновными в преступлениях против Него. Они ищут Его только ради своих удо­вольствий, и, когда Он убирает эти удовольствия, они продолжают поиски в другом месте. Однако Бог никогда не покидает тех, кто ищет Его только ради Него Самого, кто благоговеет перед Ним больше, чем желает получить от Него выгоду, и кто бесстрашно любит крест. Отступление и отпадение людей объясняется тем, что в своих первых лишениях они желают компенсировать страдания, причиняемые Богом, чувственными удовольствиями, которые поначалу кажутся невинными. По этой причине я в своих трудах,

которые Он мне позволил написать, всегда активно настаиваю на том, что человек должен быть готов к страданиям, не ища утешения даже если они грозят смертью. Этот вопрос мне представляется одним из наиболее важных, потому что каждый человек, подходя к этой черте, либо разворачивается и возвращается к прежней жизни, желая вернуть утерянное удовольствие, либо (что гораздо хуже) идет на поводу у своих чувственных наклонностей. И так как его любовь к Богу была нечистой, материалистической и всецело корыстной, то, перестав ее испытывать, он погружается в чувственное наслаждение. Поскольку такие люди, как выразился Св. Франциск, любили Бога исключительно ради удовольствий, а не ради Его Самого, то, утратив их, они обращаются к утехам без­законным. И поскольку они уже познали вкус духовных наслаждений, то теперь не могут обходиться без развлечений, и в результате им приходится заглушать постоянные угрызения совести еще более разнузданной вольностью. Если бы они любили Бога чистой любовью, то Он никогда не допустил бы их до подобного падения. Позвольте мне также добавить, что поначалу, когда человек погружен в радости и небесные утешения, он считает себя сильным, однако на самом деле он настолько слаб, что малейшие происшествия сбивают его с толку и приводят к тому, что он совершает ты­сячи ошибок. После первого же очищения или испытания, названного Иоанном Креста ночью чувств, он больше не подвер­жен этим слабостям и может спокойно идти, не запачканный, как прежде тщеславием и своекорыстием. Я имею в виду Божий поря­док и Божью волю; если же человек уклонится от них, то все будет обстоять совсем иначе. Тому, кто окажется в таком состоянии, не миновать больших страданий и, что гораздо ужаснее, - неверия, поскольку у него не будет силы, позволяющей избежать всего этого. По правде говоря, это - самый опасный период всей духовной жиз­ни, потому что с прекращением внутренней поддержки человек обращается к внешним источникам удовлетворения, и, хотя пона­чалу ему тяжело, в дальнейшем этот путь становится все более и более легким. Для многих духовных пилигримов это путь разруше­ния, и потому я постоянного указываю на него в своих трудах. Я го­ворю только о начале ночи чувств, когда опасность еще не грозит, а не о том времени, когда она уже в полном разгаре. Итак, после смерти плотского «я» человек твердо укрепляется в Боге и не может найти в творении ничего, что могло бы его удовлетворить. Ему не грозит падение, если только он не уподобится Люциферу. Если че­ловек оставляет Бога после Достижения такого состояния, то он заслуживает презрения. Вкусив радость невыразимого Единения с Богом, он не может извлекать какое-либо удовольствие из внеш­них источников, поскольку теперь чувственные удовольствия выг­лядят настолько безвкусными в сравнении с небесными радостями, что это только усиливает его мучения. Участь такого человека - в аду. Получив на небесах божественную силу и будучи теперь изгнанным, он должен либо вернуться к Богу, что очень непросто, либо стать хуже самого сатаны. Подобный человек (хотя найти такого трудно), на мой взгляд, становится самым распутным из людей, и степень его порочности тем больше, чем сильнее он ощущал Божественную благосклонность. Мы вряд ли увидим нас­только падшую душу. Однако среди тех, кто только вошел в ночь чувств, кто еще не умер для себя и не утвердился в Боге, много душ, уже не имеющих радостей, которые они искали больше, чем Бога. Теперь они ищут удовольствия, которого больше не находят в Нем. Однако удовлетворение от этого удовольствия настолько слабое, что им приходится прибегать ко всяким излишествам с целью выз­вать у себя хоть какие-то эмоции. Если человек в таком состоянии обратится и вернется к Богу, то это будет чудо, ибо, поскольку он, вкусив Божьих благ, оставил Его, то у него нет больше стимула к возвращению. Он все это уже знает, и на него это больше не действует. Таков, на мой взгляд, смысл слов Св. Павла: «Ибо не­возможно однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и сделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, (Евр. 6:4-6). Но если человек твердо стоит на началь­ной ступеньке, то на последующих этапах он чувствует себя еще более устойчивым. Упасть в таком состоянии настолько сложно, что для этого требуется гордость самого дьявола и злонамеренный умысел, на который человек теперь абсолютно не способен. Тем не менее, это, конечно же, возможно, и я предполагаю, что некоторые люди, подобно непокорным ангелам, были сброшены с небес в ад. Однако после такого падения возвратиться к Богу очень сложно. Мне это кажется почти невозможным, но не по причине противле­ния Бога, Который снабжает каждого человека всеми необходимы­ми средствами спасения, но вследствие греховности человека, в которой он укрепляется и утверждается. Можно сказать, что поте­ря такой души для Бога более болезненна, чем потеря миллиона других, и Его былая любовь к ней теперь соразмерна Его гневу. («Оправдания», I. 417.)

Глава 2

Ст. 1. Я нарцисс Саронский, лилия долин!

О, Боже! Мой Жених мягко укоряет меня за то, что жажду отдохнуть на ложе из цветов, не обретя прежде покоя с Тобой на мучительной постели креста. «Я нарцисс Саронский, - говорит Он, - цветок, который ты не найдешь, отдыхая на ложе. Его можно сорвать только на поле сражения, труда и страданий. Если ты позволишь Мне укорениться в тебе, то тебе надлежит быть полностью уничтожен­ной. Если ты найдешь Меня, то тебе придется вступить в сражение и испытать трудности».

Ст. 2. Что лилия между тернами, то воз­любленная моя между девицами.

Этими словами Жених указывает на успехи Своей возлюбленной, поскольку она подобна лилии - очень чистой и милой, источающей пред Ним неж­ный аромат. В то же время другие девицы, вместо того, чтобы быть послушными и уступчивыми, разре­шить Его Духу питать их, подобны непроходимым зарослям терновника, который ранит всех, кто пыта­ется приблизитъся к нему. Таковы холодные и увлеченные собственными желаниями люди. Они отказываются направляться к Богу, что является при­чиной страданий посвященной души, находящейся среди этих людей, ибо они делают все возможное, чтобы сбить ее с верного пути. Однако, как лилия сохраняет свою совершенную чистоту и аромат даже в окружении терновника, так и эти души сохранены Женихом в условиях противления, которое они встречают со стороны тех, кто предпочитает руководствоваться только своей волей и своими делами.

Ст. 3. Что яблоня между лесными деревья­ми,

то возлюбленный мой между юношами.

В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для

гортани моей.

Какое удачное сравнение! Возлюбленный видит, как его Невесту гонят религиозные люди, не пони­мающие ее переживаний. Она обращается одновре­менно и к ним, и к своему Возлюбленному. «Как яблоня между лесными деревьями, то возлюблен­ный мой между юношами», - то есть, между теми, кто в глазах Божьих наиболее прославлен, - будь то святые на небесах или праведники на земле. «И по­тому не удивляйтесь, что я сижу в Его тени и поко­юсь под Его защитой. Я нахожусь в тени крыл Того, с Кем хочу слиться в едином порыве, и хотя я еще не получила того, что так желаю обрести, я могу ска­зать, что Его плоды (то есть, кресты, боль и униже­ние) сладки для гортани моей. И это не плотская сладость, ибо плотской орган находит эти плоды горькими и негодными. Это - сладость сердца, од­нажды поглотившего их. Мои вкусы совпадают со вкусами Возлюбленного, поэтому для меня эти пло­ды более желанны, чем все другие удовольствия».

Ст. 4. Он ввел меня в дом пира, и знамя его

надо мною - любовь.

Возлюбленная Царя после восхитительных сви­даний с Ним кажется своим подругам опьяненной и вне себя. И это действительно так, потому что, от­ведав самого лучшего вина Жениха, она больше не может удерживать в себе величайшую страсть. Хо­рошо понимая это, она умоляет своих подруг не удивляться тому, что они видят ее в таком необыч­ном состоянии. «Мое опьянение, - говорит она, - простительно, потому что мой Царь ввел меня в Свой божественный дом пира и поднял надо мною знамя любви. Впервые, когда Он одарил меня та­кой исключительной милостью, я была настолько слаба, что скорее предпочла бы крепости этого превосходного вина сладость божественного молока, и потому Он согласился показать мне действие этого вина, позволив немного выпить его. Но теперь, когда Его благодать и собственный опыт сделали меня мудрее и сильнее, я больше не могу довольствоваться малым. Я пью Его крепкое и чистое вино с такой неудержимостью, что Он поднимает надо мною знамя любви».