Из «Свистка» - Николай Добролюбов

Но всегда найдутся люди, готовые перетолковать самое бескорыстное дело в дурную сторону. Так и здесь нашлись господа, утверждавшие, что акции шли вовсе не так плохо и что заботливость г. Кокорева об устройстве дела была уже слишком предупредительна. Поэтому, по собственным словам гласнолюбивого г. Кокорева, «многие укоряли его за то, что он оставил за собой много акций и даже видели в этом действие, лишавшее других возможности получить акции». Но давно уже известно, что г. Кокорев все побеждает своим великодушием; на эти укоры (раздававшиеся, вероятно, в конце 1858 и в начале 1859 года) он торжественно отвечал в 21 № «Русского вестника», вышедшем 29 ноября 1859 года (то есть когда уже видно стало, что дело ведется очень плохо, и когда акции стали обещать явный убыток). Отвечал он следующим аргументом: «Я уже сказал, что такую громаду акций я оставил за собой по необходимости, и действительность этого могу подтвердить тем, что я готов половину из них передать желающим, когда угодно». Объявление это при всем своем великодушии могло показаться несколько поздним, и потому г. Кокорев удостоил даже войти в объяснение о том, что «теперь (в конце ноября 1859 года) акции интереснее, чем год тому назад, ибо предприятие уже приблизилось к открытию дороги, а с первым свистком на ней (не о нашем ли «Свистке» думал г. Кокорев?) употребленный на акции капитал будет приносить уже сбор денег…» Из всего этого, очевидно, следовало, что ежели В. А. Кокорев и решается продавать свои акции, то единственно по гуманности своей натуры, по состраданию к меньшим братьям (по карману, кто-то выразился), которым тоже хочет предоставить участие в выгодах, приходящихся на долю его, г. Кокорева!..

Последствия не оправдали гуманных надежд г. Кокорева: с начала нынешнего года акции быстро падали и теперь публикуются 75 рублей ниже пари; но и за эту цену никто не берет их. Дошло до того, что в общем собрании общества, бывшем в конце апреля, положено ограничить цену акций вместо предположенных 500 только четырьмястами рублей («С.-Петербургские ведомости», № 95){73}, и все-таки владельцы акций не знают, куда деваться с ними{74}. Но этих позднейших фактов, конечно, не предвидел г. Кокорев: иначе он, вероятно, не стал бы предлагать так любезно свое великодушие, которое, может быть, и увлекло кого-нибудь и обошлось недешево тому, кто имел неблагоразумие им воспользоваться… Это одна сторона гуманности и гласнолюбия г. Кокорева в деле построения Волжско-Донской железной дороги. Но есть еще другая, за которою давно уже следили мы и о которой только теперь решаемся рассказать, так как дело уже несколько разъяснено разными статьями, появившимися на этот счет в последнее время в газетах. Эта другая сторона уже не в отношениях г. Кокорева к образованной публике, а в деле с рабочими. Трагическая сторона этого дела должна бы даже не позволить ему быть в «Свистке»; но «Свисток» на этот раз берется только указать все шарлатанство, которым обстановлена была трагедия с рабочими, и уступает внутреннему обозрению «Современника» серьезную сторону этой истории{75}. Он бы еще охотнее желал уступить ее уголовному суду; но, к сожалению, сам сознается, что при настоящих наших обтоятельствах такое желание было бы легкомысленно. Обратимся же к истории с рабочими.

Посреди всеобщего благожелательства к предприятию Волжско-Донской дороги вдруг в мае прошлого года появилась в «Самарских ведомостях» статейка под названием: «Небывалое возмущение». Статейка эта была потом перепечатана в «Русском дневнике» (№ 109){76}, и потому, может быть, читатели помнят ее. Но мы все-таки сделаем из нее небольшую выдержку, чтобы удобнее было сличать последующие показания. Вот существенная часть статьи:

Накануне 28 числа апреля прибыл в Самару сверху пароход соединенного общества «Кавказ и Меркурий»{77} «Адашев», буксировавший на трех баржах склад лесного материала, принадлежностей для производства земляных работ по устройству железной дороги между Волгою и Доном, как-то: тачек, чугунных колес и пр., и до 2000 человек рабочих, которые размещались на палубе. Оставив баржи с рабочими людьми в виду города на середине реки, пароход причалил к пристани, запасся дровами, принял пассажиров и в тот же день вечером отправился, чтобы принять баржи и следовать далее. Но на другой день, 29-го числа, в 6 часов утра, командир парохода «Адашев» барон Медем явился к здешнему губернатору и объявил, что означенные работники взбунтовались, не дают подымать якорей, потому будто бы, что их не спускают на берег, где они хотят пьянствовать. Поэтому просил наказать более виновных зачинщиков. Его сопровождал приказчик купца Гладина, молоденький мужчина о тем оттенком в физиономии, которую обычно привыкли называть плутовскою. Разумеется, этому последнему предложен был вопрос, нет ли другой причины сопротивления крестьян и достаточно ли он их содержит? на что приказчик отвечал, что он дает им хлеба по 4 фунта на человека в сутки. Необходимо было удостовериться и разобрать, в чем дело; для этого отправлен был из города полициймейстер с городским ратманом и казаками. Эти лица нашли на трех баржах, как мы уже сказали, до двух тысяч человек, размещенных на палубах; это были крестьяне разных ведомств, набранные в разных местностях и посаженные на баржи в разных пристанях Волги; у них не было образовано ни артелей, ни избрано десятников, одним словом, все было предоставлено произволу наемных приказчиков, привыкших к известному обращению с народом. Рабочие о причине неповиновения командиру объявили посланным, что нанимавший их для работ на железной дороге доверенный купца Гладина Иван Головкин говорил им при найме, что переезд их до Царицына будет продолжаться до 15 апреля, а с этого дня будут получать жалованье. Во время пути он обязался давать им в пищу черный хлеб с постным маслом и солью, при остановках же в городах покупать ситный хлеб. Так он исполнял условие до Самары. Когда же хотели отчалить от здешнего города, рабочие объявили командиру, что они не пойдут до того времени, пока подрядчик не выполнит условия и что если им дан хлеб, то без масла и соли, притом негодный, подернувшийся плесенью и черствый. Хлеб найден действительно такой, как показывали рабочие; он куплен был приказчиком за шесть дней в Нижнем, тогда как можно было запастись более свежим в Казани и других городах. Посланные лица нашли между тем под замком склад весьма хорошего хлеба, и приказчику приказано было тут же удовлетворить справедливую жалобу рабочих – купить масло и соль, выдать свежий хлеб, а испорченный возвратить. Само собою, жаловавшиеся, видя удовлетворение своему делу, нимало не медля согласились продолжать путь и тотчас отчалили. Но этим не ограничивались притеснения со стороны приказчиков. Крестьяне объявили еще полициймейстеру, что они просили спустить на берег хотя одного из них для покупки табаку; но приказчики и этого им не позволяли, желая, чтобы рабочие покупали табак у них по дорогой цене. Так иногда, не разобрав дело, можно дать ему совершенно иной вид. В настоящем случае речь шла о возмущении и о наказании виновных; а оказалось, что не было и тени возмущения.

В этом известии не только не упомянуто имя г. Кокорева, но даже и вообще ничего не говорится против Общества Волжско-Донской дороги, а только рассказывается поведение приказчика купца Гладина. Но г. Кокорев, прочитав самарское известие, немедленно воспылал любовью к гласности и напечатал в «Московских ведомостях» (№ 132) горячее послание{78}. Мы приведем и это послание, но прежде спросим читателей: как же они понимают сущность дела, изложенного в «Самарских ведомостях»? Нам кажется, что тут разногласий быть не может: рабочим назначен был черный хлеб с солью и постным маслом; и того им не давали: масла и соли вовсе не было, хлеб же был негодный, до того залежавшийся, что покрылся плесенью. Рабочие хотели курить, чтобы хоть этим заглушить голод; им и этого не дали. Вообще приказчики были так грубы и бессмысленны, что при первом удобном случае решились даже обвинить рабочих в бунте, зная, без сомнения, чему несчастные за это могут подвергнуться и какой ущерб подобная история может сделать самым работам, на которые везли этих людей… Все это ясно из самарского описания; но посмотрите, как на это смотрит и что из этого делает г. Кокорев. Вот его документец:

В № 109 «Русского дневника» заимствовано известие из «Самарских губернских ведомостей» о том, что плывшие мимо Самары рабочие на Волжско-Донскую железную дорогу не получили в Самаре мягкого ситного хлеба (!!!), что им предлагали е пищу хлеб черствый и только черный (!!?) и что во всем этом уличен на месте приказчик подрядчика Гладина, взявшего на себя земляные работы на железной дороге.