Свинцовый шторм - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это все Мульдер, — заметил я. — На барже было навалом этого добра, кстати, и мои приборы.
— Там они не залежатся, — небрежно обронил Гарри. — Фанни все барахло сплавляет Куллену. Помнишь Джорджа?
— Еще бы.
— Изворотлив, как угорь. Мы уверены, что Мульдер крутит с ним всякие делишки, но это очень трудно доказать.
— А я почему-то считал, что мы, налогоплательщики, платим вам как раз затем, чтобы вы доказывали то, что трудно доказать.
— Это не моя работа, Ник, не моя. — Эббот подошел к окну и с явным неодобрением посмотрел на безоблачное небо. — Меня отстранили от криминальных дел.
— И чем же ты теперь занимаешься? Выдаешь талоны на парковку?
Эббот пропустил насмешку мимо ушей.
— Я сообщу в Службу розыска об украденных вещах, Ник, обязательно. Но сомневаюсь, что там ими займутся. Я имею в виду, что еще есть случаи грабежей сирот и вдов, а те, знаешь ли, не имеют страховок, в отличие от богатых владельцев плавучих средств.
— Я тоже. Моя бывшая жена страховку не продлила.
— Ты дурак, — заявил Эббот.
— Мелисса загуляла, как тут упомнить обо всем? Кроме того, — я пожал плечами, — Джимми Николе должен был присмотреть за «Сикоракс».
— Джимми с ноября в больнице, — сказал Гарри, объяснив мне наконец, почему «Сикоракс» оказалась без присмотра. — Эмфизема. Слишком много курит. — Поглядев на свою сигарету, Эббот пожал плечами и стащил еще одну виноградинку. — Как твои дети?
— Они навещали меня в другой больнице. — Я старался понять, почему Эббот намеренно уходит от более животрепещущей темы. — Ты собираешься предъявить обвинение Мульдеру? — требовательно спросил я.
— Не знаю, Ник, не знаю. В этом есть что-то не то, а?
— Ради Бога! Он украл все мои приборы!
— Нет доказательств. Но если хочешь, можно предъявить ему обвинение в нападении. — В голосе Эббота не было энтузиазма.
— Почему ты не арестуешь его?
— Он ведь тебя засек, — резонно заметил Эббот, — а не меня.
— Короче говоря, ты умываешь руки?
— Я же сказал, меня отстранили от криминальных дел. Я пришел поговорить с тобой в частном порядке. Во имя нашей дружбы.
— Премного благодарен.
— Но будь я на твоем месте, я бы не настаивал на обвинении, — продолжал Гарри как-то беззаботно. — Будь уверен, Беннистер прикроет Фанни. Он наймет ему лучшего адвоката, а тот так замутит воду, что в результате суд выразит тебе сочувствие по поводу медали и заставит оплатить судебные издержки. — Он покачал головой. — Овчинка выделки не стоит, Ник. Забудь об этом.
— Что значит — забудь? Я должен предъявить кому-нибудь иск, если хочу найти деньги на починку «Сикоракс».
Эббот мотнул головой в сторону двери.
— Там полно писак, которые с радостью выпишут тебе чек. Пресса, Ник. Они пытаются прорваться к тебе уже несколько дней.
— Не пускай их сюда, Гарри, ради Бога, не пускай! И все-таки я хочу подать на Мульдера в суд.
Эббот тяжело вздохнул, огорченный моим упрямством.
— Ну, если ты так настаиваешь, Ник. Если настаиваешь. Я пришлю к тебе адвоката. — Он подошел к двери и остановился. — Ты знаешь, твой отец очень гордился тобой, Ник. Действительно гордился. — Не дождавшись моего ответа, он пояснил: — Твой орден Крест Виктории.
— Его заработали двое других, — заметил я, — а я просто не подчинился приказу.
— Все равно, Ник, орден — это орден. Он может изменить всю твою жизнь.
— Я не собираюсь менять свою жизнь. Просто я хочу вернуть его.
— Кого? — нахмурился Эббот.
— Орден, Гарри. Этот чертов Мульдер уволок его вместе со всем остальным. Он был в моей сумке.
Эббот вздрогнул, будто только сейчас понял, в какую передрягу я попал.
— Прости, Ник.
— Теперь тебя ясно, почему я хочу предъявить иск этому гаду?
— Если это утешит тебя, ему будет чертовски сложно продать его. Любой коллекционер сразу определит, что он краденый. Я думаю, Фанни не знает, куда с ним толкнуться. Он имеет дело только с Кулленом, а Джордж не захочет даже дотронуться до этого ордена.
— Замолви словечко, Гарри.
— Хорошо, Ник, я попробую. — Эббот кивнул на прощание и вышел.
На следующий день я выдвинул обвинение против Френсиса Мульдера в нападении и грабеже. Адвокат сочувствовал мне, но не строил никаких иллюзий. Мульдер, по его словам, исчез и вряд ли вернется в Англию, пока ему угрожает судебный иск. Он считал, что у меня крайне мало шансов вернуть орден, а уж возместить затраты на ремонт — и того меньше.
— Предположим, мы предъявим иск Беннистеру за ущерб, причиненный катеру? — спросил я.
— Нам придется доказывать, что Мульдер действовал по его приказу. — И адвокат покачал головой в знак того, как мало надежд он связывает с этой идеей.
После его ухода я долго лежал, уставясь в потолок, словно хотел найти там хоть малейшую трещинку. Боль предательски подкралась ко мне. Когда я задерживал дыхание, она, казалось, отступала, но стоило только сделать вдох — и она снова была тут как тут. Я чувствовал себя так, словно лежу на каменистом дне. Послышался вой сирены, и за стеной прогрохотали носилки. Сколько же мне еще здесь торчать? Врач сказал, что после выписки я буду по-прежнему хромать, но не уточнил, когда эта выписка состоится.
Я закрыл глаза и снова увидел «Сикоракс». Вот она валяется на склоне холма, истерзанная, без мачт, с гниющим корпусом. Фанни Мульдер должен был возместить ущерб, но сбежал. Я мог бы наказать его с помощью закона, но закон — слабое оружие. Конечно, если он объявится, у него найдутся средства на ремонт яхты, но реально я мог рассчитывать только на себя. Я подумал о своем небольшом счете в банке. Можно было бы залатать корпус и сделать фанерную крышу. Если б у меня было дерево, я мог бы поставить новые мачты, а украденный свинец заменить чугунными болванками. Но на это уйдет столько времени, что навигация закончится, а «Сикоракс» так и не будет готова выйти в море до начала зимних штормов в Ла-Манше.
Да и когда они начнутся, она не будет готова полностью. Я не смогу купить блоки и лампы, винт и паруса, обшивку, провода и инструменты. На это нужно целое состояние, а я располагал всего несколькими сотнями фунтов. Одна только плата крановщику сожрет половину моих денег. Я даже не могу позволить себе купить высокочастотный передатчик, не говоря уж о выдержанных дубовых досках для замены прогнившего каркаса. Мне придется продать ее за бесценок, и в лучшем случае мне дадут за нее сотен пять. Конечно, можно еще толкнуть журналистам свой рассказ о случившемся, но на это я не пойду.
Таким образом, я стоял перед выбором: либо продать себя, либо продать «Сикоракс». Ни то, ни другое меня не устраивало, но яхта — это игрушка для богатого человека, а не мечта нищего героя, значит, нам придется расстаться.
Скрипнула дверь, и я открыл глаза.
У кровати стоял высокий человек и смотрел на меня. Я должен был сразу узнать его, но не узнал, потому что его лошадиная челюсть была куда тяжелее, чем на фотографии, волосы не такие блестящие, а загорелая кожа какая-то неровная. Только через пару минут до меня дошло, что передо мной тот самый Энтони Беннистер, но Энтони Беннистер без традиционного грима и воздушной прически — творения услужливого гримера. Он выглядел старше, чем я думал. Но вот он улыбнулся, и моментально все эти недостатки улетучились под воздействием его очевидного и непостижимого обаяния.
— Капитан Сендмен? — Его такой знакомый голос таил в себе надежность и доброту.
— Черт возьми, кто вы такой? — Я не желал поддаваться его обаянию и решил с самого начала выбить его из колеи.
— Меня зовут Беннистер. Тони Беннистер. — Позади него толпились медсестры с глупыми восторженными лицами. Еще бы, сам великий Тони посетил их больницу! Вся сцена напоминала королевский визит, но Беннистер улыбнулся им извиняющейся улыбкой, прикрыл дверь, и мы остались вдвоем. Великолепно сшитый твидовый пиджак сидел на нем безупречно, но когда он поворачивался, я обратил внимание, что его рубашка вздулась у пояса. — Мне кажется, нас волнует одна и та же проблема, — произнес он.
Я с удивлением заметил, что Беннистер нервничает. Мне представлялось, что такие люди идут по жизни с небрежной и несокрушимой уверенностью.
— Моя единственная проблема — яхта, — я боролся с нелепым желанием воспользоваться его славой и богатством. — Которую растащил ваш бур.
Он кивнул, готовый взять на себя всю ответственность:
— Это моя вина, но меня уверили, что яхта заброшена. Я был не прав и приношу свои извинения. Насколько я понимаю, вы хотите вернуть ей прежний вид?
Он меня полностью обезоружил. Я не собирался присоединяться к толпе его некритичных поклонников, но он вызвал у меня симпатию. Беннистер оказался честным, а это качество я ценю превыше всего. Вдобавок ко всему я чувствовал себя польщенным тем, что в моей палате находится такая знаменитость. Мой воинственный пыл угас.