Голоса времен. (Электронный вариант) - Николай Амосов

Утром легко добрались. Пешком, пять километров от города. Весь завод и поселок на щепе, слой два метра. Нигде ни кустика. Посёлок: деревянные одинаковые двухэтажные дома и дощатые бараки. Река, на берегу огромные штабеля брёвен, два низких деревянных корпуса лесозаводов, внутрь по желобам из бассейна ползут брёвна. Непрерывный металлический скрежет транспортеров. Этот звук над посёлком до сих пор стоит в памяти.

Электростанция даёт ток в общую сеть на город и лесозаводы. Их в окружности пятнадцать, пилят доски на экспорт: "валютный цех страны". Наш - самый молодой и большой, "стройка пятилетки".

Станция считается временной, поэтому у неё деревянный корпус в четыре этажа и железная труба. Транспортёры на столбах тянутся от корпусов завода, по ним плывёт щепа внутрь станции и дальше, на склад.

В поселке нашли контору. Директор (из рабочих) недоверчиво оглядел - мальчишки, мне восемнадцать, Севке девятнадцать. Но зачислил сменными техниками, иначе, сменный мастер, сменный механик. Можно назвать и совсем пышно - "начальник смены". До нас они все были из рабочих (вот были времена- начальник в 18 лет!).

Выдали пропуски, карточки, талоны на столовую: не шутите, для ИТР (Инженерно-Технических Работников) !, Тут же отсчитали подъёмные и дорожные - около двухсот рублей. Таких денег отродясь не видел. Зарплату назначили - 125 р. плюс "ночные". Маме 50 послал и ещё останется.

Проводили в общежитие, в дом на краю посёлка.

Комната на первом этаже, стены не штукатуренные, пять деревянных кроватей с досками. Стол под газетой, хлеб, кружки, тараканы. Ведро с водой, жестяной таз. Три табуретки, одежда на гвоздях в стене. Следы клопов. Печка, дрова. Уборная во дворе.

Уже живут трое механиков, как мы. Познакомились. Рассказали, где набить матрацы - есть только стружка. Соорудили постели - ватное одеяло из цветных лоскутков немного смущало. Ничего, народ простит.

Потом ходили в столовую. Отличная! Никогда в жизни так не ел.

2. 1932-35 гг. Станция. Смена. Обязанности. Авария. Работа.

Станция. Я вижу её до мелочей, даже с открытыми глазами. Маленькая дверь с улицы в машинный зал, через которую мы вошли в первый раз. Сразу окутал ровный гул турбогенераторов.

В машинном зале на высоких фундаментах две турбины - большая на 5000 киловатт и малая на 1600, куплены старыми. Здесь же распределительный щит. Тут царствовали щитовой монтёр и машинист. Они сидели за столиками и каждые полчаса записывали показания приборов.

В котельной на бетонном полу смонтированы четыре паровых котла. Высота в три этажа, с железными трапами и лесенками. Вверху у водомерных стёкол и манометра сидели водосмотры. Они регулировали поступление воды в котел. Они же давали гудки.

На втором этаже стоял кочегар. Он смотрел за топкой и регулировал подачу топлива. В самом низу, где вентиляторы и насосы, работали два подростка-зольщика, их обязанность - выгребать золу. Главным в котельной был старший кочегар.

Больше всего хлопот доставляла топливоподача. Станция работала на древесной щепе и опилках - отходах после распиловки бревен. Щепа подавалась на станцию к котлам и на склад по ленточным транспортёрам. Они тянулись через заводской двор на высоких столбах. Для работы на складе была команда из двенадцати девушек во главе с их "бригадиршей".

Сменный техник - командир над всей сменой.

Собственно, никаких специальных обязанностей у него не было -обеспечь выполнение графика нагрузок и всё. Топливо не экономили. Щепы - избыток, ею засыпали территорию посёлка. Вся беда в неритмичности. Если завод стоит, всё равно надо давать энергию в сеть. Вот и начинается аврал. Особенно в "часы пик", зимой - утром и вечером, - давай 6000 киловатт и никаких разговоров! Диспетчер из города не даст покоя сначала щитовому монтёру, потом сменному технику, потом и директору.

Всего одну неделю мы стажировались и заступили на свои смены. Не было особых трудностей. Помню только первую аварию ночью. Лампочки начали ярко светиться, машинист кричит:

- Сейчас вырубит!

Это значит, наш участок сети отключился от системы, нагрузка упала турбины идут вразнос и срабатывает автомат, пар закрыт - турбина отключилась. Тут начинается настоящий ад - свет гаснет, предохранительные клапаны на котлах травят пар под крышу со страшным свистом, дымососы останавливаются, пар, дым и искры заполняют всю котельную. Молодые рабочие убегали от котлов на улицу. А ты - командир, за всё в ответе!

Конечно, у каждого рабочего на такой случай инструкция, но нужно, чтобы они не растерялись, сделали всё как положено. И, чтобы, Боже спаси, не загорелась деревянная коробка здания.

В первый раз я тоже испугался, толку с меня было мало, в полутьме заблудился на лестницах, но всё обошлось - ребята дело знали. Потом уже не боялся. Если сравнить с кровотечением при операции на сердце, которые испытал спустя четверть века, такая авария - детская забава.

Освоение профессии прошло успешно и довольно быстро. Через пару месяцев я уже мог заменить любого из рабочих, исключая щитового монтёра и машиниста - они не доверяли мне своих дел.

Кроме нас с Севкой были ещё два сменных техника. Оба они практики, теорий не знали. Дружбу с ними не водил.

Моложе меня на смене были только зольщики. Все звали Колей и на "ты", но уважали. Наверное, за работу, за простоту без панибратства. Не знаю, за что, спрашивать не приходилось.

Смена была хорошая. Старший кочегар Коля Михайлов, почти ровесник, сын эмигранта, поэтому Коля боялся, что чуть-что - арестуют. Щитовой монтёр, Захарин Григорий, забыл отчество, много старше меня. Биография интересная: в 1914 удрал от войны на иностранный корабль, плавал по всему миру. Надоело, обосновался в Штатах, переменил много профессий. Поддался на советскую пропаганду и приехал "строить социализм". Потом проклинал тот день и час, а уж коммунистов поносил: "от и до". Выглядел очень импозантно - лицо как у профессора, комбинезон светло голубой с массой карманов и застёжек, читал английские книжки.

Только один человек на смене меня полностью игнорировал - старик машинист. Еще при Цусиме был машинистом на корабле. Лишь через год мне удалось заслужить его минимальное уважение: я пустил турбину после аварии, когда сам старик спасовал и отказался.

Мне удалось сплотить смену примерно за полгода. Потом до конца не знал забот, мог спокойно заниматься в своей конторке. Для этого не нужно всех гладить по головке и сюсюкать о личных делах. Матерные слова я знал с детства, но практику прошёл на станции. Теперь без употребления лежат эти слова. Вернее, перешли во внутреннюю речь. Очень помогают при операциях и конфликтах.