Говорящий свёрток – история продолжается - Дмитрий Михайлович Чудаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телохранитель — горностай по кличке Лётчик — никак не отреагировал на эту песнь. Борщи и баллады мало трогали его. Он смотрел вдаль, и думал о том, что его родной поселок, его дом, и его любимая нора, в которой он играл все детство, как и большая часть волшебной страны — внезапно оказались под водой. Теперь только рыбы и русалки могли поплавать в его комнате, с удивлением посмотреть на себя в подводное зеркало, и посидеть, свесив хвост, за его подводным рабочим столом.
Глава 5. Спуск.
Их воздушное путешествие продолжалось всю ночь, при серебристом свете луны, который далеко растекался по водной глади. Огнёвки неустанно толкали вперед летучий корабль, и тоже освещали дорогу своим горячим трепещущим светом. Наконец, уже под утро, показался характерный пятизубый профиль Горы Эхх, на вершинах которой полыхали костры фениксов, переселившихся сюда в спасении от наводнения. Где-то пониже, в запутанных складках каменистого склона, был спрятан вход в узкий туннель, соединяющий сказочную страну с надземным миром.
Найти этот вход путешественникам оказалось не так-то просто. Им пришлось изрядно полетать вдоль горы, время от времени меняя высоту, и тщательно осматривая каждый закоулок. Наконец, при ярком свете Огнёвок, Лётчику удалось разглядеть между камнями узкий темный провал — вход в пещеру, а если быть точным, то скорее выход. Ведь вся Волшебная страна представляла собой одно огромное, просто невероятных размеров, подземелье, заботливо сочиненное, сконструированное, слепленное, собранное, сотканное, сложенное из тысяч нежных и трепетных деталей умелым волшебником Ха-Ха.
Воздушное судно плавно причалило к скале, путешественники выбрались из корзины и перебрались на плоские камни возле темного входа в туннель. Дульчибелла сидела в миниатюрной клетке, которую нёс горностай Лётчик, а Попугай в этот раз отправился в путешествие, что называется, “на своих двоих”, причем в данном случае имелись в виду скорее ноги, чем крылья. Фенелла парила вокруг, освещая вход в туннель. Остальные Огнёвки пропели им нежное “Удачи!”, и отправились в обратный путь, помогать оставшимся на Лунном холме.
С собой у путешественников был запас лунного желе, из которого Попугай выдумал четыре колеса, две оси, и небольшую платформу. На этом самодельном транспорте им предстояло теперь спуститься по железной дороге, с тем чтобы добраться до греческого селения Диакофта, где на платформе около станции стояла, гордо поблескивая старинными формами, давняя добрая знакомая Попугая, паровозиха французского происхождения, Мадам Гортензия.
Насколько было известно Попугаю, лунное желе невозможно было использовать вне Волшебной страны — то есть выдумавать из него, силой Попугайской мысли (а также силой мысли любого, кто освоил это нехитрое мастерство) всевозможные предметы. Однако сейчас они всё ещё находились во владениях Волшебника Ха-Ха. Здесь желе ещё работало, а однажды выдуманные предметы становились уже самыми обыкновенными предметами, и значит — полагал Попугай — их вполне можно было использовать и за пределами Волшебной страны. На практике, впрочем, это предположение еще никто не проверял.
Фенелла освещала дорогу. Попугай и Лётчик с трудом протащили платформу через узкий туннель, и не без трепета собрали и водрузили свою самоходную конструкцию на рельса проходившей в скале железной дороги. Пока вроде бы всё шло по плану: выдуманные колеса, надежно закрепленные выдуманными болтами, крепко держались на выдуманных осях. Но долго ли продержатся выдуманные элементы выдуманной конструкции в обычном мире — этого, признаться, наверняка никто сказать не мог. Тем более, следовало поторопиться.
Железная дорога — по которой, казалось, еще совсем недавно Мадам Гортензия доставила Пенелопу, Саймона, и Питера ко входу в подземную страну — шла отсюда, из горного туннеля, почти всё время вниз, по наклонной. Поэтому, Попугай рассудил, что при движении обратно в деревню Диакофта, они обойдутся и без тягловой силы.
Попугай, Фенелла, и клетка с Дульчибеллой разместились на подвижной платформе. В задней её части Попугай предусмотрительно выдумал себе крепкую жёрдочку, на которой теперь чувствовал себя вполне привычно. На платформе также были предусмотрены ручки, за которые мог держаться Лётчик, крепления для миниатюрной клетки Дульчибеллы, и маленькая жердочка для Фенеллы. Лётчик уперся сзади, немного поднатужился, толкая и постепенно разгоняя платформу, а когда она в достаточной мере ускорилась, ловко запрыгнул вслед. Весело грохоча, платформа побежала по рельсам.
Уклон в этой части дороги был небольшим, временами почти сходил на нет, и платформа поначалу разгонялась несильно. Время от времени она почти останавливалась, и тогда Лётчику приходилось повторять свой разгонный маневр. Но вскоре впереди показался свет, а ещё через несколько секунд платформа выскочила из туннеля, и побежала вниз с горы, неожиданно стремительно набирая ход. Дульчибелла легонько взвизгнула, и покрепче вцепилась в клетку. Попугай же сохранял видимое спокойствие. Крепко держась за свою жердочку, он широко расправил крылья, работая как тормозной парашют (такие обычно используют, когда приземляющемуся космическому аппарату или самолету нужно поскорее сбросить скорость). Платформа постепенно замедлила ход. Теперь Попугай мог управлять скоростью её разгона. Чуть складывал крылья, или распускал, на особенно крутых склонах — активно работал крыльями, создавая обратную тягу.
Попугай наслаждался. Во-первых, он наслаждался своим, прямо скажем, гениальным конструкторским решением — ведь он придумал, а затем и выдумал, эту жердочку не на ровном месте, а как раз с полным расчетом на то, что им предстоит скатиться вниз с очень крутой горы, и что его широкие мощные крылья позволят удержать нужную скорость и избежать катастрофы.
Во-вторых, это большое наслаждение, управлять движением машины собственной конструкции, ощущать при этом силу своих мускулов, и вообще чувствовать себя в прекрасной физической и форме и соответствующем настроении.
Встречный ветер наполнял его крылья, и грешно было в такой момент не исполнить хорошую звучную песню, что он, собственно говоря, и сделал, сочиняя на лету:
Из лунной моркови фондю,
Из лунной моркови хамон,
Как только я их откусю —
Волшебный привидится сон…
Из лунной морокви пельмень,
Из лунной моркови тефтель,
Ондатра изюбр и олень
Танцуют и пляшут в метель…
Его скрипучий голос далеко разносился по окрестностям, и это поющее,
