Августина лучше всех (СИ) - Васильева Юлия

— Историческая правда — это, конечно, хорошо, но не в рамках образования молодежи. Как знание того, что давно почивший правитель был печальным тугодумом и лишь через десятки лет понял, что такое скопление семей силы на границе опасно не только него, но и для его соседей, поможет укрепить нашу империю? В любом случае Северины не спешили вступать в борьбу за власть много веков назад и уж тем более не могут даже подумать об этом теперь. Спасибо дару земли… — Гесс Биргит иронично поднял бокал с вином.

Нора, ты же понимаешь, что слова своих собеседников я передаю очень приблизительно, поэтому прости меня, если заметишь в них какую-то неуклюжесть. На самом деле и Карл Биргит, и Флор О’Боз отличаются знатным красноречием. Да и остальные гости были вполне светскими людьми, кроме разве что Флоры О’Боз, которая весь вечер вымученно отвечала лишь на придирки матери, отмечавшей, что дочь ест то слишком много, то неправильно…

Но речь не о бедняжке, а о дальнейшем развитии разговора, который вдруг со скоростью мяча для тенниса стал перескакивать с одного края стола на другой до тех пор, пока дело не кончилось катастрофой.

— Остается только надеяться, что следующий король будет дальновиднее своих предшественников и ему не понадобятся десятки лет размышлений, чтобы начать переманивать к нам новых чудотворцев, — поднял бокал Флор О’Боз, и его благожелательная улыбка сделала фразу гораздо более похожей на тост.

— О ком это вы? — поднял брови гесс Биргит.

— Конечно же, об ученых, инженерах и механиках, папа, — вдруг вступил в беседу Марк Биргит с другого конца стола, и с этого момента к разговору прислушивались уже все.

— Игрушки для неодаренных, — фыркнул его отец.

— Молодой человек прав, — возразил Флор О’Боз. — То, что сейчас творит техника, не всегда под силу магии. Не говоря уж, что мало какой гесс выстоит против нескольких вооруженных винтовками людей.

Марк Биргит так же неожиданно обратил внимание на меня.

— А почему бы нам не спросить о винтовках миссу Лакшин? Мая, вы ведь с Иланки, видели бунт в Елизваре?

Все повернулись ко мне… А я оцепенела, словно зверь, пойманный в силок.

Веришь ли, Нора, воспоминания о событиях того дня до сих пор выбивают из моей груди дыхание.

Видимо, я сильно побледнела, потому что даже «лось» Терри, который прежде уделял внимание только вину, бросил на меня странный, какой-то расфокусированный взгляд и вдруг тоже вступил в беседу:

— Бунт в Елизваре был бы подавлен гораздо быстрее, если бы благородные гессы из гарнизона не так массово и не с таким упоением предавались охоте в джунглях. Его вообще могло бы не быть, если бы те же гессы занимались своей службой, а не ездили на Иланку как на курорт.

Марк Биргит прищурил один глаз и вдруг превратился в точную копию своего отца: такой же светлый, тонкий, с презрительной усмешкой на губах.

— Странно слышать это от военного, подавшего в отставку накануне отправки своего полка в… Куда бы вы подумали? На Ила…

— Марк! — оборвал сына Карл Биргит. — Прояви уважение к дому.

В руках у Терри хрустнула тонкая стеклянная ножка бокала.

— Странно слышать это от того, кто вообще не захотел поступить на какую-либо службу… Или не смог? — Тут гесс Ярин зачем-то бросил выразительный взгляд на печать на груди Лигии.

— Вистеррий! — закричала уже крестная, но было поздно.

Уязвленный Марк вскочил и хлопнул руками по столу так, что зазвенела посуда.

— Выбирай выражения или за слова придется отвечать!

— Всегда готов!

— Прекратите оба! — потребовал гесс Биргит, но лица молодых людей выражали лишь гнев и баранье упрямство.

Ох, Нора, хотела бы я ошибиться, но настрой у обоих был такой, что дуэли не миновать.

Гесса Биргит тут же заторопилась домой, на вытянутое лицо Лигии казалось опасно смотреть — или укусит, или расплачется. О’Бозы тоже ушли раньше — вечер был безвозвратно испорчен, и ладно бы только вечер…

И все из-за глупой перепалки!

Хочется верить, что к утру горячие головы остынут, родители найдут управу на своих сыновей и ничего непоправимого не случится.

С любовью и надеждой,

твоя Августина

Письмо 5

Доброе утро, Нора!

У меня сейчас действительно утро, и оно действительно доброе. Как в детских сказках, когда с восходом солнца все ужасы ночи растворяются на свету.

Теперь мне кажется, что вчерашний вечер был лишь кошмарным сном, внезапной вспышкой ярости, которые случаются у перебравших вина молодых мужчин. Не будет никакой дуэли, потому что вспылить легко, а вот на трезвую голову сделать все приготовления для ритуала вероятной смерти… Тут уж требуется решимость иного рода.

Тем более что утреннее вторжение, ради описания которого затеяно это письмо, вполне подтвердило мои надежды.

Я как раз вносила последние штрихи в безобразие, которое теперь вынуждена называть прической, когда в дверь моей комнаты постучали. Или вернее будет сказать, поскреблись.

На пороге я обнаружила довольно помятого Терри, сложившего огромные ладони в просительном жесте.

— Спаси меня от этой женщины, пожалуйста!

Не успела я удивиться и бестактно спросить, кого еще он успел довести до белого каления, как из-за угла появилась Гусма с перекинутым через плечо белым полотенцем и длинным бритвенным лезвием, зажатым в руке…

— Что бы ты ни натворил, разбирайся сам, — заявила я и с притворным испугом попыталась закрыть дверь.

Мы с Терри некоторое время поборолись за власть над створкой, причем я даже побеждала, потому что не стеснялась пользоваться ногой, обутой в холщовую домашнюю туфельку, и тут раздался хорошо знакомый мне звук.

— Грм-грм, — произнесла Гусма, скрестив руки под грудью, и, уставившись на испугавшегося не на шутку Лося, задала витавший в воздухе вопрос.

— Что она говорит? — Терри застыл, уже не пытаясь отжать бедную дверь плечом.

— Спрашивает, какого… кхм… ну, допустим, черта ты забыл в комнате ее незамужней воспитанницы, — перевела я, благоразумно заменив слово «хозяйки».

Гесса как пружиной вытолкнуло из проема. Видимо, с такой точки зрения свое вторжение он до сих пор не рассматривал.

Гусма не упустила момент и тут же схватила покусившегося на мою честь за ухо. Как дворового мальчишку — не очень-то и вырвешься, разве что без уха.

Все вынужденно успокоились, и я наконец смогла узнать подробности этого противостояния.

Оказалось, крестная велела дворецкому проследить, чтобы молодого гесса привели в порядок хотя бы внешне. Камердинера у Терри не было (зачем он, когда в полку есть денщики?), всех лакеев и даже самого мастера Клини Лось послал подальше (Гусма не постеснялась предположить, куда именно), поэтому няня взяла дело в свои бесстрашные руки.

На мой вопрос, как же так получилось, она лишь ответила, что мастер Клини (дворецкий) очень умный человек. Настолько умный, что уже начал учить иланкийский.

Вот, значит, чем закончилась попытка нянюшки поменять распорядок работы слуг!

— Что смешного? — с беспокойством спросил Терри, несколько минут терпеливо слушавший наш разговор на незнакомом ему языке.

— Придется бриться, — без всякого сочувствия сообщила ему я. — С чего вообще ты начал отращивать бороду?

— Весь полк начал… — смутился Лось.

И я тоже смутилась, вспомнив, что эрландские военные, расквартированные в Елизваре, единственные во всей империи отпускали бороды. Уж не в подражание ли княжеским раджитам? Или так мужчины приспосабливаются к иланкийскому климату? Теперь весь день я буду мучиться догадками по поводу тайных свойств густой растительности на лице…

Но главное в другом. Терри собирался с полком на Иланку. Так что же такого страшного он натворил?

— Тогда тем более бриться, — безапелляционно заключила я, пока мысли не успели отразиться на моем лице.

— А если она меня прирежет? — Лось скосил глаза на Гусму, но не двигался, боясь за свое ухо.

— Будешь сопротивляться — обязательно.