Черта ответственного возраста - Сергей Усков

– Так ведь я не для похвалы, ни за плату работал, а так сказать по велению сердца. По НАПРЯЖЕНИЮ СОВЕСТИ. Я же тоже хочу жить спокойно и правильно. Чтобы ничего не мучило, не саднило, не тревожило. Чтобы только чистая радость вдыхалось вместе с воздухом, – сказал я на одном порыве, удивляясь этому внезапно возникшему радостному импульсу, который подвиг меня именно с горячей сыновней любовью обнять родного человека.

В мартовские праздники мы перевезли мать в её новую квартиру. Надо отдать должное Андрюше: он собрал крепких шустрых ребят, которые славно поработали грузчикам, дружно и весело переместив нехитрый скарб скопившегося имущества. Правда, я два дня упаковывал вещи в специальные мешки и коробки, разобрал крупногабаритную мебель. Мать к тому времени основательно оправилась от ноябрьского кризиса в здоровье. Даже возникала крамольная мысль: зачем затеял переезд? Постепенно сгладятся недуги, потихоньку она будет коротать век в памятной квартире, где по меткому народному выражению «пуп резали».

Однако, эту искушающую мысль я решительно гнал. Не перспектива ли раз и навсегда покончить с одиночеством и запустением вернула надежду, что жизнь продолжается, несмотря на почтенный возраст в восемьдесят три года?

И вот практически через год после переезда матери могу сказать себе, что всё сделал исключительно правильно.

Каждый день после работы я захожу в её чистую светлую квартиру. И мать уже у порога сияет такой замечательной улыбкой, в которой и безграничная радость, и доброта, и совершенная искренность, что любая душевная усталость, ежедневная утомленность, стресс – проклятье запутанного времени – мгновенно исчезают, словно смываю грязь с себя чистой водой. И вижу, что в восемьдесят четыре года можно ощущать себя счастливым, поддерживать физическую подвижность, сохранять ясную голову и редкую душевность, так нужную всем.

2. Божественное дитя

Илья Сергеевич возвращался из дальней поездки, о которой так долго и трепетно мечтал. Нет, он возвращался не из Турции, Египта, экзотичной и шокирующей Азии, благополучной Европы, где на лазурном берегу наконец-то станет возможным отдаться сладкому безделью, отправив проблемы и проблемки в пучину безграничного моря-океана.

Он возвращался из частицы юности с конкретным географическим названием, выныривал в повседневность из уплывающих в неизвестность дорогих воспоминаний и первых ощущений взрослой жизни. Словно тот географический пункт был местом обретения бесценного опыта, когда ты не дома, не в родительском кругу, но также среди родных и близких. Словно тогда отрабатывалось умение находить себя в глазах как будто бы чужих, которые неожиданно становятся близкими.

Илья Сергеевич наружностью совсем не выделялся: среднего роста, не худой и не толстый, в обычной одежде. Внимательный умудренный взгляд и спокойные движения. Все, что могло привлечь внимание, тщательно нивелировано, устранено. И вся его жизнь представлялась как хорошо отлаженная машина, где только смятенная воля, выбросит из колеи, да и то не сразу: запас материальной прочности и подушка безопасности в виде востребованных знаний и опыта основательно смягчат удар судьбы, как следствие душевного смятения. Как раз смятения, которое как будто бы наметилось, он и боялся: стоит потерять веру в себя – и дальше покатишься вниз, как по маслу… Есть время предотвратить это скольжение вниз, но мысли путались, словно заблудились в потёмках.

К тому же в этот незапамятный день у него раскалывалась голова, поскольку естественный мир собственных ощущений был вчера и позавчера изрядно смещен в сторону приподнятого настроя (почти идентичный естественному от собственных мыслей, эмоций, предощущений), и смещен ударным возлиянием алкоголя.

Что он не любил, то и случилось: практически сразу, в русле национальной особенности гостеприимства забил родник с чистейшей сорокоградусной водицей. И самодельная скатерть-самобранка нагромоздила пропасть всевозможных угощений. В довесок жарко истопленная баня, с хлестким и душистым березовым веничком. За таким набором удовольствий проглядывались, словно в тумане, люди и берега, ради чего и приехал.

Однако, с кем намечал встретиться, с тем и встретился. У одних побывал на могилках, что также было очень важно. Это дорогие сердцу бабушка и тетушка с мужем, ушедшим сразу вслед за ней. С другими, как говорится, изрядно пображничал. И теперь, когда приходила трезвость в мысли и чувства, предстояло прийти в себя и упорядочить свежие впечатления, связать их с далекими воспоминаниями. Путешествие во времени как будто начинало помогать установить зыбкую связь с самим собой. Именно потерять эту связь – подобно смерти, это есть начало всех прочих последующих бед.

Прежде всего хотелось основательно выспаться. Ведь сон – еще одна вотчина для отдохновения души. Поэтому Илья Сергеевич взял обратный билет в купейный вагон скорого поезда, где под заветный стук колес можно вволю отоспаться. Убаюкать беспокойство, выстроить мысли в стройный ряд, отыскать и вытащить нечто вроде душевной занозы, что исподволь саднит, доставляет беспокойство и грозит пустить гнойные метастазы во всем теле, во всей субстанции Я, где личность не отделена от сущности.

Вышагивая по узкому коридору пустого вагона, Илья Сергеевич с издали заметил, что в его временном пристанищу – четырехместном купе – уже кто-то есть. Он невольно скривил губы, точно проглотил кисло-горькую пилюлю. До отправления поезда двадцать минут, которые придется провести лицом к лицу с каким-нибудь неприятным субъектом, каких сейчас пруд пруди. Он мысленно посетовал, что не прогулялся по вокзалу, дабы убить время.

Провожающих Илья Сергеевич отпустил, так как на противоположный перрон подъехала электричка в нужном обратном направлении. А следующая будет лишь через два часа.

С предощущением неприятного знакомства, он втиснулся в узкую дверь – и точно отпрянул назад. Купе на треть заполнено сумками, саквояжами, в центре которых восседала юная мамаша с годовалым на вид ребеночком.

– Здравствуйте, попутчики. Куда путь держите? – спросил Илья Сергеевич, с надеждой, что попутчиками они будут ненадолго.

– До Екатеринбурга.

– И я туда же, – сказал Илья Сергеевич с тайной досадой, представив как мамаши утишивают капризное дитё и заключив, что выспаться уж точно не придется.

– Вы не волнуйтесь, мы вам не причиним неудобств.

– Разумеется. Неудобства нам будет причинять сам вагон. – Попробовал сострить Илья Сергеевич, по возрасту годящейся в отцы.

Девушка чуть напряглась, соображая: какие неудобства может причинить непосредственно вагон? Шевельнув бровями, улыбнулась.

– Мы колесим почти с месяца после рождения сынули. Привыкшие к тесноте и сложностям. Так, Тема? – Она обернулась к малышу. Тот радостно закивал и расплылся в простодушной улыбке, глядя на которую нельзя не улыбнуться.

У Ильи Сергеевича потеплело в сердце. Он словно уловил волну душевного тепла, исходящую от крохотного человечка, еще не твердо стоящего на тонких ножках. Словно раскрыли дверь в свежий неиспорченный мир.

Тёма, не спуская с большого вежливого дяди искрящихся радостью глаз, что-то сказал на своем детском наречии.

– Рад с вами познакомиться! – перевела симпатичная мама. – А ну-ка Тёма, скажи «Привет!»

– Пилипиит! – звонко сказало дитя, и все троим снова стало весело.

– Привет, – настойчиво поправила девушка-мама. – Скажи привет, как мы говорим.

– Пилипиит, – чуть насуплено повторило дитя.

– Пусть будет пилипиит! – Илья Сергеевич встал на сторону малыша. – Очень мелодичное сочетание звуков. В эту пору идет взаимное обучение. Он все равно скажет когда-нибудь «Привет», но прежде своим «Пилипиит» что-то тоже донесет до вас.

Девушка серьёзно восприняла слова, снова мило призадумалась. Её слова лаской коснулись ушей малыша:

– Что же ты хочешь донести до меня Тёмушка?!

Мамочка, гибкая и стройная, словно метнулась ухватить волну радости: набросилась на сынишку и стала в каком-то неописуемом порыве тискать, мять, целовать. Он, заливаясь смехом, закрывался ручонками, слегка ударяя ими по пухлым губам. А эти губы целовали его пухлые щечки, носик-пуговку, милые глазки, алый смеющийся ротик. Она ничуть не смущалась выказывать восторг, какай-то пик материнского блаженства.

– А папочка где? – спросил наобум Илья Сергеевич, глядя на выражение неистовой любви.

– А папочка у нас военный! Он уехал на сборы на два месяца. Мы – едем к моим родителям на это время. Батальон размещен в небольшом городке под Нижним (Нижний Новгород – прим. автора). На Новый год ездили к его родителям – это под Москвой. Мы с Тёмой задержались там также на два месяца, теперь – к моим едем… «Мы едем, едем, едем в далекие края. Веселая компания…»

– Своего дома, значит, нет? Такого дома, полного домашнего тепла, чтобы никуда не ездить, чтобы всё и все под рукой, – пояснил Илья Сергеевич