Небесный скиталец - Оппель Кеннет

— Поясните, пожалуйста, «Нимбус-638», Вы просите посадки?

Я положил рядом с кофе миндальный круассан и замешкался, выгадывая время. Байард взглянул на меня и замотал головой, свирепо вращая глазами:

— С какой целью, «Нимбус-638»? — Он вновь начал чиркать в блокноте, но я не успел прочитать, он поднялся, сказав в микрофон, прежде чем отложить его: — Оставайтесь на связи, «Нимбус-638».

— Извини, Мэтт, — бросил он, направляясь в навигационную рубку. Это было небольшое помещение, у одной стены стоял шкафчик для карт, у другой — широкий стол, на котором громоздились всевозможные карты и документы. Мистер Торби изучал один из компасов, а мистер Грантэм склонился над столом и наносил на карту линии и другие пометки, определяя наши координаты. Я быстро расставил чашки с кофе, разложил булочки и поспешил за мистером Байардом, шедшим дальше, на капитанский мостик. Я не хотел ничего пропустить.

— Посадка, — сказал мистер Байард. Я мог только предположить, что он разговаривал с надоедливым орнитоптером, жужжавшим рядом с нами.

Вот последний люк — и я на мостике. Он занимает всю переднюю часть командной рубки — огромный стеклянный колпак с двумя рядами окон, дающих панорамный обзор неба, земли и воды. Я множество раз бывал здесь прежде, и всегда у меня мурашки бежали по коже. Здесь рулевые стояли за штурвалами направления и высоты. Здесь были пульты управления балластом и подачей газа и телеграф в машинное отделение — я знал все приборы и для чего они и воображал, что смогу ими воспользоваться, если случится такая возможность. Мостик был местом людным, и я встал сзади, подальше, чтобы не путаться под ногами, и начал расставлять кофе перед рулевыми и вахтенными офицерами, слушая и затягивая время.

— Какие новости, мистер Байард? — спросил капитан Уолкен, повернувшись к радисту.

— Он просит посадки, сэр.

— С чего это вдруг? — поинтересовался капитан.

— Говорит, что с ним наш пассажир. Точнее, двое. Юная леди и ее компаньонка. Они опоздали на рейс.

— Кто? — капитан взглянул на записку, которую протянул мистер Байард.

Я смотрел на него и ждал, что он скажет дальше. Никогда я не слыхал о таких просьбах. Если пассажир опоздал, значит, ему не повезло, вот и все. Он должен был дожидаться другого корабля. Но капитан фыркнул и улыбнулся.

— Что ж, они, должно быть, очень хотят на борт, да? — бросил он. Его веселость меня удивила, потому что посадка орнитоптера выбила бы нас из графика по меньшей мере на полчаса. Капитан же человек пунктуальный и гордится нашими точными отправлениями и прибытиями.

— Приготовьтесь возглавить операцию, мистер Векслер. Мы останемся на этой высоте, благодарю вас, мистер Кахло. Мистер Байард, пожалуйста, передайте пилоту, что он может заходить на посадку, когда мы развернемся носом к ветру. Потом свяжитесь с начальником порта и сообщите ему, что мы меняем курс для приема орнитоптера. Ветер небольшой; если там приличный пилот, он сумеет сесть с первого захода.

Капитан заметил меня и подмигнул:

— Делали мы вещи и посложнее, правда, мистер Круз?

— Да, сэр, — отозвался я с улыбкой.

— Благодарю за угощение, мистер Круз. Вы, как всегда, удивительно вовремя. Не будете ли вы столь любезны, чтобы отправиться на посадочную палубу и позаботиться о наших опоздавших пассажирах, когда они окажутся на борту?

— Конечно, сэр, — радостно отозвался я. До этого я лишь однажды видел, как садятся на палубу прямо в воздухе, и на это стоило посмотреть. Я раздал остатки кофе и выпечки и поспешил обратно, потому что «Аврора» уже начала медленный, грациозный разворот. Я заскочил в пекарню, кинул поднос и побежал на корму.

Посадочный отсек был перед грузовыми трюмами, ближе к середине корабля. Обычно он использовался как дополнительное хранилище, и вдоль стен выстроилось множество ящиков и коробок. Но середина отсека всегда оставалась свободной на случай, если кому-нибудь понадобится сесть в воздухе. Когда я появился, ребята как раз открывали люк в полу отсека. С бешеной скоростью створки разошлись, и каждая продолговатая половинка поворачивалась на шарнирах, пока не прижалась к днищу корабля. В отсек ворвался ветер. Нам стал виден нижний хвостовой стабилизатор, а прямо внизу — Галф-Айлендс и вода, синяя, как ляпис-лазурь, исчерченная белыми следами кораблей, идущих в порт Лайонсгейт.

Мистер Риддихофф потянул рычаг, и с лязганьем по потолочному рельсу поползла улавливающая трапеция. Металлическая конструкция высунулась из люка и повисла в воздухе. Пилот орнитоптера должен подлететь прямо под брюхо корабля, сбросить скорость до минимума, чтобы только двигатель не заглох, и в точно выбранный момент зацепить крюк своего посадочного устройства за улавливатель.

— Сильно важные, должно быть, пассажиры, — сказал мистер Риддихофф, — раз капитан затеял всю эту суматоху.

Я смотрел вниз, на трапецию. Такая крошечная для самолета. Хорошо, если пилот опытный, но вообще-то эти портовые летчики — настоящие сорвиголовы и привыкли проделывать еще и не такие трюки.

Жужжание орнитоптера нарастало. Нагнувшись, я уже мог видеть, как он приближается со стороны хвостовых стабилизаторов «Авроры». Он, казалось, почти не движется, крылья еле взмахивали, и я думал, что он попадет с первой же попытки. Но когда орнитоптер был уже в считаных футах от улавливающей трапеции, он дернулся и нырнул, и я услышал перепуганный визг пассажиров, когда машина резко снизилась и заложила крутой вираж.

— Ветерок налетел, — спокойно отметил Риддихофф.

— Не повезло, — сказал я. — Смотрите, он снова заходит.

Должен признать, этот орнитоптер был шустрой машинкой, и то, как он ловко маневрирует, произвело на меня впечатление.

— Надеюсь, на этот раз он попадет, — отозвался мистер Риддихофф. — Я еще не завтракал.

— Я бы порекомендовал яйца по-флорентийски со шпинатом, — сказал я.

— Что, вкусные были?

— Потрясающие. Ну что, продолжаем?

Орнитоптер опять приблизился, подлетая под брюхо «Авроры», устремившись, точно канадская казарка, прямиком к люку. Его крюк скользнул по трапеции и защелкнулся с громким, радующим сердце клацаньем, и я услышал, как остановился двигатель, и крылья тотчас замерли. «Аврора» даже не вздрогнула, приняв дополнительный вес.

— Есть! — выкрикнул Риддихофф и потянул на себя рычаги. Трапеция медленно втащила болтающийся на ней орнитоптер в люк и, скользнув по рельсу, поставила его на пол посадочного отсека. Женщина на заднем сиденье попыталась встать и, стаскивая кожаный шлем, заговорила таким недовольным тоном, будто случилась невесть какая катастрофа.

— Возмутительно! — заявила она. — Неслыханно опасно и безрассудно!

И бедный пилот повернулся на сиденье и напрасно пытался объяснить.

— Мне очень жаль, мисс Симпкинс, но я не властен над ветром. Небольшой порыв отбросил меня, как раз когда мы подошли в первый раз. Это обычное дело, мисс, — совершать стыковку в воздухе не с первого захода.

Мисс Симпкинс хмыкнула и надменно окинула взглядом посадочный отсек. Это была видная женщина не старше тридцати, с жесткими чертами лица, но сейчас она казалась сильно перепуганной. Волосы ее растрепались и буквально встали дыбом. Тушь потекла от слез и ветра, а вокруг обоих глаз образовались глубокие красные круги от защитных очков. В общем, она была похожа на сумасшедшую. Я придвинул к орнитоптеру трап, но, на ее взгляд, недостаточно быстро.

— Поживее, мальчик, помоги мне выбраться отсюда! Эта штука совершенно не приспособлена для полетов!

«Неплохо, — подумал я, — все это тявканье и хлопанье крыльями в то время, когда ей следовало бы извиниться за то, что своим опозданием она выбила нас из графика».

— Добро пожаловать на борт «Авроры», мадам, — сказал я, подавая ей руку.

— Вы?…

— Мэтт Круз, мадам, юнга.

— Позаботьтесь теперь о мисс де Ври.

Я повернулся к пассажирке на среднем сиденье. Это была девочка примерно моих лет, не старше пятнадцати. Она стащила шлем и пригладила свои длинные волосы цвета красного дерева. Лицо ее было бледным, и, похоже, она немного задохнулась от ветра, но в глазах горел счастливый огонек. Я сразу понял, что не она визжала, когда орнитоптер спикировал к земле. Она казалась взволнованной.