Медовый месяц у прабабушки, или Приключения генацвале из Сакраменто - Юрий Дружников

— Как зачем? — гордо произнес он. — У меня там корни! Знаете, какой смысл в слове «Абхазия»? В переводе это «Страна Души»!

Разговор этот состоялся прошлым летом. Зимой нас с женой пригласили в Сан-Франциско на концерт московских артистов. Мы опаздывали, машин на хайвее было немного, я давил на газ, внимательно глядя по сторонам и особенно назад, чтобы не прозевать патруль. Стрелка спидометра зашкаливала за 90 миль. Уже оставалось недалеко, когда я услышал вежливый голос с неба:

— Водитель темно-красной «Тойоты», остановитесь на обочине. Прошу вас, сэр, пожалуйста! Только не под мостом, а чуть дальше, на открытом месте, сэр…

Вокруг нас темно-красных машин не имелось, и деваться было некуда. Пришлось съехать на обочину и тормозить. Черный с белым опереньем вертолет сел на высохшую травку поблизости. Прошло еще несколько минут, пока его лопасти перестали вращаться.

— Хорошо бы дежурил Патрик Уоррен, — сказал я жене. — Наш человек! Но это почти невероятно: патрульных на этой дороге уйма.

И тут Патрик Уоррен собственной огромной персоной предстал перед моим окошком, загородив весь белый свет.

— Сожалею, сэр: я не знал, что это вы, и уже ввел номер вашей «Тойоты» в компьютер. Здесь лимит скорости 65 миль. Вы шли девяносто, это, — он пошевелил губами, что-то подсчитывая, — по-русски будет 140 километров в час, но я вам напишу семьдесят пять миль. Все-таки немного дешевле. Казна у нас в Калифорнии пустая, и штрафы на дорогах превысили 250 баксов.

— Но это же грабеж средь бела дня!

— Я сам возмущаюсь, сэр. А что делать? Все мы кормим этих прожорливых бюрократов, чертовщина какая-то. У вас, конечно, есть шанс обжаловать в суде, но времени потратите уйму, а отспорить у полиции трудно. Прошу вас, не гоните. Сегодня на этом участке уже было три аварии, одна со смертельным исходом.

Он вручил мне «тикет».

— Из-за вас, Патрик, — зло сказал я, — мы опоздали на концерт.

Уоррен это понял по-своему.

— Извините, что не могу подкинуть вас в Сан-Франциско: на ту сторону залива мне летать нельзя, там не наша епархия.

Уоррен крепко пожал мне руку ковшом своего экскаватора. В заднее окно я увидел, как вертолет распушил сухую траву и взмыл над хайвеем.

Осенью, зимой и весной я, бывало, встречал Патрика на кампусе. Он выделялся в толпе студентов своим могучим сложением да еще полицейской формой. Видимо, не успевал до занятий заехать домой и переодеться.

— Здрасвюйте! — всегда выкрикивал он и добавлял менее уверенно. — Я уже хорошо говорит русского языка.

Однажды он вбежал ко мне в кабинет сияющий:

— Поздравляю! Луба родил малчик.

Само собой, он хотел сказать «поздравьте меня».

— Молодцы, не теряете времени зря.

— Знаете, где мы его заделали? Луба с доктором точно подсчитали: в Адлере, на аэродромном поле, когда мы не могли улететь. На поле так пахло полынью, что я не мог удержаться. Правда, там еще пахло керосином от самолетов и изрядно несло из соседнего туалета, но я решил не обращать внимания. Произошло это на половике из депутатской комнаты. Подумать только, какие люди ходили по этому коврику! Может быть, Сталин и Берия. И Каганович. И Горбачев. И этот тиран Микоян!

— Главный тиран был Сталин, — усмехнулся я. — А Микоян — мелкий: он был наркомом пищевой промышленности, делал «хат догс».

— Да, конечно, — согласился Патрик. — Все они делали «хат догс». Тепер за два копейка гус там купить нет.

В его понимании российской исторической специфики явно наметился прогресс, я это оценил.

Вернувшись в разгар лета из Европы, я нашел факс от полицейского Патрика Уоррена. Текст начинался словами: «Доводим до сведения всех родных, друзей и знакомых…» Далее факс торжественно сообщал, что Люба опять беременна и ждет второго ребенка. Я позвонил, чтобы поздравить.

— Вы смотрите русские новости? — спросил он. — Там у них продолжаются беспорядки. Грузины с абхазцами воюют. Молдаване ссорятся между собой. Армяне с азербайджанцами конфликтуют. Таджики с афганцами дерутся… В Чечне кошмар. Это надо пре-кра-тить!

— Надо, — охотно согласился я. — Но как?

— Разве я вам не говорил? Собираюсь опять туда.

— С Любой?

— Боюсь, на этот раз нет. Она ведь ждет ребенка.

— Что же вы будете там делать?

— Как что?! — воскликнул Уоррен. — Во-первых, через тетю в Москве Луба узнала, что прабабушка Манико пришла в себя после контузии. Надеюсь, она вспомнит, куда она спрятала трубку Сталина. Во-вторых, я помню в лицо всех, кто нас грабил. Я их найду. В-третьих, у меня есть колоссальная идея: я решил их всех по-ми-рить.

— Да ну?!

— Хватит им дурака валять! Я бы сделал это в прошлый раз, но оказался не готов. Ведь я был их гостем. Поэтому, когда на меня нападали, не мог адекватно реагировать и совершенно не использовал свои значительные физические возможности. И потом, я был без формы, не имел с собой оружия, дубинки, наручников и уоки-токи. Теперь все будет иначе, генацвале!

От этого грузинского слова, произнесенного с калифорнийским акцентом, смех так разбирает меня, что я напрочь лишаюсь дара речи, поэтому остается подвести предварительные итоги.

Уоррены не только растят грузинско-абхазско-русско-американского мальчика, но, как вы слышали, Люба уже опять беременна, о чем поставлена в известность факсами вся Калифорния, особо — президент Рейган с Нэнси и, заказным письмом с уведомлением о вручении, прабабушка Манико.

Но ни Рейгану с Нэнси, ни Манико, ни грузинам, ни абхазцам, ни армянам, ни азербайджанцам, ни молдаванам, ни таджикам, ни чеченцам, ни МИДу России, ни ЦРУ, ни ООН еще ничего неведомо о другом. Ухом не ведет российское учреждение, с любовью называемое в народе Федеральным Агентством Контрразведки, — аббревиатуру, уж извините, при дамах не могу произнести; чекисты, однако, смекнули и быстренько сменили вывеску.

Итак, никто еще не знает, что генацвале Патрик Уоррен сегодня утром вылетел в полной форме из Сакраменто в Москву, а оттуда на Кавказ устанавливать прочный мир. Я добавлю: сначала на Кавказ, а потом…

Т-сс… Об этом пока никому!