Боги войны в атаку не ходят (сборник) - Олег Тарасов

Пошло относиться к той, с которой может навеки свести судьба, нехорошо.

— Начинаем стратегическую операцию «Здравия желаю, дорогой тесть!» — ленинским жестом Гоша вознёс перед собой короткую худую руку, и чтобы пощадить молодого парня, быстро посерьёзнел: — И учти, Гена, я сподвигнут к содействию исключительно альтруизмом!

— Это почему?

— Генеральский зять в общежитии! Ты себе это представляешь?

Фалолеев отрицательно покачал головой.

— И я в этом клоповнике за десять лет ни одного добытчика блатных бикс не встречал, — согласился валторнист и тонким, прозрачным пальцем указал на кровать артиллериста. Место освободится, и не факт, что здесь поселится нормальный человек.

Фалолееву признание в незаменимости откровенно польстило, тем более что за небольшой срок их знакомства Гоша раскрылся вовсе не пошляком, а скорее как шутник с добрым сердцем и непонятным пока Фалолееву жизненным разочарованием. Но почему юбилей генерала Минякина откроет дорогу к его дочке, всё же оставалось непонятным. Музыкант без запинки принялся втолковывать:

— Генералу будут подарки! Знаешь, сколько тут барахла дарят? Это в стране с материальными ценностями перебои, а генералу понатащат коробок целый грузовик, потому как в самой захудалой подчинённой части своему «благодетелю» скинутся, подсуетятся, из кожи вылезут ради этого. Если не вылезут сами, то их потом вытрясут наизнанку силой! — задорно сверкнул круглыми очками всё знающий Гоша. — Слушай хохму: просыпается генерал после юбилея, ещё не протрезвел как следует, голова шумит, во рту жажда. Но генерал первым делом не в туалет — опорожниться, не на кухню — водички глотнуть, в себя придти, а в зал — к подаркам! Осмотрел коробки, перещупал, погладил, да и запел с такой душевной тоской: «К сожаленью, день рожденья только раз в году!» А потом зарыдал горько и сквозь слёзы говорит: «Если бы раз в году! Юбилей, он, сука, раз в пять лет!»

— Ну, юбилей, подарки, — спросил Фалолеев ликующего Гошу. — Мы при чём?

— При том! Я такой поздравительный балаган видел не раз. Адъютанту или какому особо приближённому лицу скомандуют всё добро на хату везти, чтобы по пьяни не упёрли. Машину с подарками отправят домой, а мы сзади пристроимся. Я насчёт машины договорюсь, с тебя только пузырь за эксплуатацию. Подарки разгрузят, занесут любимой генеральше, ну а дальше твоё молодое дело. Повод позвонить в дверь найдёшь сам. Заглянешь, то да сё! Папенька, мол, ваш, как его по отчеству, ну, пусть Иван Иваныч — дражайший Иван Иваныч по делу прислали-с! Может, сам какую коробку втащишь — для антуража. Главное, сразу деваху в оборот брать — ля-ля-ля! Тополя! Поразить, заболтать, завлечь! Понимаешь?

— А вдруг её мать будет на пороге стоять? — словно напуганный ребёнок, вопросил лейтенант.

— Мать-перемать! Она в коробках будет ковыряться, как голодная мышь! — глаза Гоши, удалённые линзами, от негодования приблизились к стёклам. — Ты что предлагаешь? Второго пришествия ждать?

— Какого пришествия? — непонимающе уставился Фалолеев.

— Это я так, — огорчение охватило музыканта лишь на миг и, затем вновь став прежним Гошей — напористым, заводным, он взмахнул по-дирижёрски: — От тебя будет нужна импровизация! Потрясающее соло!

— Импровизация, — лицо артиллериста почти детской гримасой выразило неподдельные терзания. — Я привык по расчёту действовать. Как математик.

— Привык к расчётам! Математик! — Гоша фыркнул от души, мол, что за дети непонятливые пошли? — Могу и я, конечно, с тобой заглянуть, для поддержки, но знакомиться-то к дочке лезешь ты!

— Ничего я не лезу! — вспылил Фалолеев, лёг на кровать и повернулся лицом к стене. Он со стороны представил себя назойливым, заискивающим слюнтяем, околачивающимся в поисках сладкого варианта с женитьбой, и ему стало стыдно. Шут с этой генеральской дочкой! Своим умом продвинется в службе!

— Ничего, ничего! — приободрил его Гоша, легонько хлопнув по плечу. — На то и бастионы супостатские, чтобы их брать.

Всё же и после намёка на примирение Фалолеев боялся показать соседу своё пылающее лицо, детскую обиженность. Гоша неожиданно встал посреди тесной комнаты и сказал:

— Вот получится у тебя всё — знаешь, какую песню на свадьбе спою?

Что сосед играет на какой-то изогнутой вкривь и вкось, словно устроенной из кишок, трубе, лейтенант видел на фотографиях, но что он может петь, было неожиданностью. А неожиданность вышла очень приятная и даже душещипательная: сверхсрочник, словно пионер, вытянулся в струнку и запел звонко, чисто: «Мы желаем счастья вам! Счастья в этом мире большом!..»

Фалолеев не поверил своим ушам, неужели всё это выдаёт маленький Гоша? Забыв обиду, он повернулся. Гоша с очень серьезными глазами допел строчку и улыбнулся взросло, обнадёживающе:

— Твоя задача, жених, на юбилей в наряд не попасть.

В день генеральского торжества неугомонный Гоша проиграл Фалолееву «сбор». Тот заупирался было, но музыкант его обнадёжил:

— Наши там поют и танцуют, так что растворимся в дружеской атмосфере!

Раствориться в дружеской атмосфере юбилея Фалолееву не пришлось — уличный часовой при гостинице военного совета на провокации не поддался: прочитав фамилию лейтенанта в удостоверении, он полистал особые списки, покачал головой: «Такого нет».

— Конечно, нет! — взялся демонстрировать импровизацию сверчок Гоша. — Его только что пригласили — он племянник Минякина.

Забыли в списки включить ввиду малого чина! Понимаешь?

Часовой пояснения прекрасно понимал, даже посочувствовал насчёт дискриминации малых чинов, но преградить лейтенанту путь его рука не дрогнула.

Фалолеев остался сидеть в синем «Москвиче» возле хозяина Миши, нанятого в персональные водители за бутылку водки (тот изо всех сил копил водку на скорую свадьбу дочери. Один ящик водки по справке из ЗАГСа — даже не курам на смех, а на смех земляным червякам, которых эти куры едят! Купить у спекулянтов, куда там — заводский флакончик белой тянул на двадцать пять рубликов!) и просто ждать, куда кривая приключения выведет. Упитанный Миша, в звериной мохнатой шапке, в куцей овчинной дохе и унтах, беспечно откинулся назад и сделал вид, что спит. Фалолеев, в простой шинели, в сапогах, стал замерзать уже через десять минут.

— Может, печку, — со значением кивнул он на панель.

— Так стоять неизвестно сколько — выпалим весь бак, — не открывая глаз, отозвался Миша.

Фалолеев всё понял, протянул трёшку:

— На бензин. Заводи.

Из гостиничных ворот с продолговатой коробкой под мышкой выбежал взбудораженный Гоша, сел на заднее сиденье, размашисто хлопнул дверью. Миша тут же пробудился и от откровенного вандализма Гоши едва не схватился за сердце. Радостный музыкант оборвал его нерождённые причитания:

— Всё по плану! Сейчас поедем! — Гоша стукнул Фалолеева по плечу. — Класс! Я коробку из кучи урвал, всё по-настоящему, без бутафории!

— Что там? — потянулся было к коробке Миша, но тут массивные половинки гостиничных ворот распахнулись и оттуда, ослепляя засаду дальним светом, выехал «уазик».

— Он! — напряжённо вглядываясь сквозь замерзшее стекло «Москвича», опознал Гоша и скомандовал: — Мишель, не отставай!

«Уазик» к месту назначения домчался быстро. В центре, на улице Горького, зарулил во двор опрятной сталинской трёхэтажки, остановился у второго подъезда. Разгрузкой подарков руководил высокий крикливый майор, на красных петлицах которого извивались змеи.

Пока коробки вынимали из «уазика», упитанный Мишель, ещё до свадьбы дочери готовивший из себя образцового тестя, всё-таки решил разведать, что же дарят генералам на юбилеи. Поскольку для конспирации свет в салоне Гоша включать запретил, он притянул коробку к себе и принялся, как слепой, ощупывать её со всех сторон, втихомолку подковырнув какую-то скрепку.

— Небось, магнитофон японский, — поделился Мишель своими догадками и вздохнул очень печально: — Почему я не при лампасах?

Опустевший от генеральского добра «уазик» сорвался с места, и кандидат в женихи почувствовал, как в районе пупка у него что-то сжалось. Будто сам не свой, он ухватил коробку и резко рванул её из Мишиных рук. Миша, как видно, не имел привычки молниеносно расставаться с добром, хоть со своим, хоть с чужим, и лейтенант процарапал себе скрепкой палец, сгоряча оставив этот факт без внимания.

— Вперёд, бог войны! — толкнул его в спину разгорячённый Гоша, и пока они оба покидали салон, даже выпалил бодрящую лекцию: — Жизнь устроена гораздо проще, чем тебе мерещится! Голову на отсечение — сидит сейчас его дочь одна-одинёшенька и страдает: «Где же мой жених-красавец!» А ты тут, всего лишь зайти боишься. Ты же такой парень — любая невеста облизнётся!