Корень квадратный из прекрасного - Карсон Маккалерс

ПАРИС: Бар?

ДЖОН: Там ты всегда сможешь подкрепиться.

ПАРИС: О!

ДЖОН: Подожди, я еще не рассказал про детскую ванную комнату. Красива, удобная и прямо напротив ванны - телевизор.

ПАРИС: Отлично! Каждый захочет такую ванную. А где этот дом будет? В Рокланде?

ДЖОН: Не знаю. Ты не любишь Рокланд?

ПАРИС: Раньше любил.

ДЖОН: А что произошло?

ПАРИС: Все дело в моем имени. Ведь меня зовут Парис.

ДЖОН: Я помню.

ПАРИС: Здесь есть один паршивый коротышка, Сонни Дженкинс. Он стал петь: "Парис - для психа имечко, и папа у Париса - псих". Ну, я и вправил ему мозги.

ДЖОН: Молодчина!

ПАРИС: Расквасил ему нос, а пока он соображал, в чем дело, подбил глаз. И только когда у него глаза на лоб полезли, отпустил. Тебе приходилось такое видеть, Джон?

ДЖОН: Да. Но редко.

ПАРИС: А потом вся его шайка стала распевать: Парис - для психа имечко, и папа у Париса - псих". Когда все повторяют одно и то же, это становится похоже на правду, как телереклама. Когда мальчишки запели это, у меня все поплыло перед глазами, и я заплакал,... понимаешь, Джон, заплакал на виду у всех - открыто. Вот что произошло, Джон. Я даже драться не мог. Стоял и плакал.

МОЛЛИ (выходя из кухни): Никогда бы не поверила, что Сонни Дженкинс на такое способен. Окажись я там, я бы его трясла до тех пор, пока у него все зубы не высыпались.

ПАРИС: Мама, ты подслушивала?

ДЖОН: Оставь нас, Молли.

МОЛЛИ: Я много пережила и выстрадала за свою жизнь.

ПАРИС: Это ни для кого не секрет.

МОЛЛИ: Твою мать ничем не удивишь. Я тоже плакала у всех на виду.

ПАРИС: Мама, ты подслушиваешь и читаешь чужие дневники. Я не уважаю соглядатаев. Гадкие люди.

МОЛЛИ: Я не гадкая. Просто хотела узнать, о чем ты думаешь.

(Уходит на кухню).

ПАРИС: Джон, тебя когда-нибудь унижали?

ДЖОН: Да, у меня в твоем возрасте были жуткие прыщи. Я был влюблен в девушку - очень красивую. Но я ее так идеализировал, что не смел поцеловать. Знаешь, когда идеализируешь девушку, очень много думаешь о ее добром имени.

ПАРИС (с умудренным видом): Знаю.

ДЖОН: Однажды вечером мы сидели на заднем сиденье в машине моего приятеля. Они со своей девушкой тискали друг друга, целовались на переднем сиденье, обнимались и все такое. Мой приятель не слишком беспокоился о добром имени с в о е й девушки. А МЫ просто разговаривали о лунном свете, потом я вдруг дотронулся до ее лица. Просто погладил указательным пальцем. Кожа была мягкой, как цветочный лепесток. И Я захотел так сильно, что не смог удержаться.

ПАРИС: Что ты сделал, Джон?

ДЖОН: Обнял ее и поцеловал. Я хотел, чтобы это длилось вечно, - но все кончилось в один миг. Она оттолкнула меня и сказала: "Говорят, это не заразно, - но я боюсь подцепить прыщи".

ПАРИС: Она не смела так говорить!

ДЖОН: И я вынужден был сидеть там, на заднем сиденье - пока мой приятель тискал свою девушку, а лунный свет был такой яркий.

ПАРИС: Ты заплакал?

ДЖОН: Я сдержался, пока не добрался до дому.

Пауза.

ПАРИС (желая утешить Джона): У тебя сейчас почти нет прыщей. Вполне приличная кожа. Хотел бы я, чтобы у меня была такая большая борода, как у тебя.

Пауза.

ДЖОН: Я разработал собственную теорию насчет таких случаев.

ПАРИС: О чем?

ДЖОН: О квадратном корне из греха.

ПАРИС: Что?

ДЖОН: Греха оскорбления человеческих чувств. Унижения личности. Квадратный корень из греха. То же самое, что убийство.

ПАРИС: То же, что убийство?

ДЖОН: В этом и есть квадратный корень. Но существует еще большая сила. Война - это квадратный корень из унижения, возведенный в миллионную степень...

ПАРИС: В миллионную степень?

ДЖОН: Когда унижаешь человека - это и есть один из видов убийства. Ты убиваешь его достоинство.

ПАРИС: Я люблю мужские разговоры.

ДЖОН: Я тоже.

ПАРИС: Они лучше, чем разговоры по душам. Разговоры по душам меня смущают.

Молли выходит из кухни.

МОЛЛИ: Обед почти готов. Парис, взгляни на свои гадкие руки.

ПАРИС: Они были еще гаже.

МОЛЛИ: Неважно. Пойди, вымой их перед обедом.

ПАРИС: "Гадкий" - это гадкое слово. Я не хочу, чтобы ты так говорила, мама. (Выходит)

МОЛЛИ: Самое обычное английское слово.

Входит Филипп.

ФИЛИПП: Быть гадким то же самое, что делать гадости. Вы, вероятно, жилец из флигеля?

МОЛЛИ: Джон Такер - Филипп Лавджой. Джон - Филипп.

ФИЛИПП: Вы пробыли здесь вчера вечером довольно долго.

ДЖОН: И многие вечера до этого.

ФИЛИПП: Я работал в этом флигеле.

ДЖОН: Над чем?

ФИЛИПП: Это место, где я сижу на горшке. Мой флигель, мой горшок. Моя собственность.

ДЖОН: Что?

ФИЛИПП: Когда я был маленьким, мама сажала Сестрицу в мою коляску. Считалось, что я с ней гуляю. Вместо этого я всю дорогу орал: "Это моя коляска, это моя коляска!" Дошло?

ДЖОН: Дошло.

ФИЛИПП: Мой нужник, мой флигель, моя коляска, моя жена.

МОЛЛИ: Не будь гадким, Филипп.

ФИЛИПП: Я чувствую себя гадко. Слышу гадости и вижу гадости.

МОЛЛИ: не вини нас, Филипп.

ФИЛИПП: Кого это "нас"?

МОЛЛИ: Меня и Джона.

ДЖОН: Я хочу жениться на Молли.

ФИЛИПП: Ну, так поцелуй меня в зад. Вы уже переспали?

МОЛЛИ: Нет.

ФИЛИПП: Разве ты не собираешься переспать с ним? Ведь надо выяснить!

МОЛЛИ: Что?

ФИЛИПП: Так ли он хорош в постели, как я?

МОЛЛИ: Прошу тебя, Филипп.

ФИЛИПП: "Прошу тебя, Филипп". Как ты ломаешься.

МОЛЛИ: Я ломаюсь?

ФИЛИПП: Ты ведь можешь заниматься этим и в машине, и в канаве, и в поле.

МОЛЛИ: В канаве мне это никогда не нравилось.

ДЖОН: не обращайте на меня внимания.

ФИЛИПП: Я не обращаю на вас внимания. Вы вьетесь передо мной, как комар.

МОЛЛИ: Джон был в школе чемпионом по боксу.

ФИЛИПП: О, крепкий малый - в школе.

МОЛЛИ: Джон четыре года служил во флоте.

ФИЛИПП: И, конечно же, был героем.

ДЖОН: Не совсем. Нас обучали высаживаться на берег и проникать в потайные, опасные и уязвимые места.

МОЛЛИ: Звучит прямо-таки сексуально.

ФИЛИПП: И что вы делали, проникнув в потайные, опасные и уязвимые места?

ДЖОН: Дрались.

МОЛЛИ: Филипп тоже был в армии - но недолго.

ДЖОН: А что случилось? Вас ранили?

МОЛЛИ: Нет, нет! Он подцепил свинку.

ФИЛИПП: Я подцепил свинку, то есть женился на Молли.

МОЛЛИ: Как ловко ты играешь словами.

ФИЛИПП: Я отступил в самое потайное, опасное и уязвимое место в мире.

ДЖОН: Наверняка в какой-нибудь бар или ресторан.

МОЛЛИ: Бар "Клевер" и ресторан в Бруклине.

ФИЛИПП: Вот именно, детка. Молли, где яблочная водка?

МОЛЛИ: Неужели ты...?

ФИЛИПП: Будь я проклят, если нет. Я сам ее гнал. Все 300 галлонов. На этом яблоневом саду можно разбогатеть. Где она?

МОЛЛИ: Я ее выпила.

ФИЛИПП: Триста галлонов? (Уходит на кухню).

МОЛЛИ: Я ее спрятала, но уверена, что он ее найдет.

Входит Парис.

ПАРИС: Что на обед?

МОЛЛИ: Клюквенный мусс, свинина в вине с овощами и пудинг.

ПАРИС: Свинина в вине с овощами - этим можно проверять, жив я или умер. Если тарелку со свининой поднесут к моему носу и я не подскочу, значит, можно заколачивать гроб, я и в самом деле умер.

МОЛЛИ: Когда родился Парис, мне ужасно хотелось свинины. Очень трудные роды.

ПАРИС: Джон, ты играешь в шахматы?

МОЛЛИ: Орала часов восемь. А когда устала орать, как все действовало мне на нервы.

ПАРИС: Их выточил мой дедушка. Очень трудно,

МОЛЛИ: Золотые и серые тени струились по стенам как волны. Мама Лавджой прикрыла лампу абажуром. Мне было так больно, что вся комната наполнилась болью. А потом...

ПАРИС: Перестань, мама, это ужасно.

МОЛЛИ: Рассказ про страдание окончен, малыш. Разве можно быть таким неженкой?

ПАРИС: Я не неженка, Просто мне стыдно.

МОЛЛИ: Стыдно?

ПАРИС: Стыдно! Не понимаешь? Когда я слышу слово "страдание" или "родовые муки", у меня начинаются судороги.

МОЛЛИ: Но ведь это было, Парис. Это действительно со мной было.

ПАРИС: Какая разница? Все равно стыдно.

МОЛЛИ: Это касалось и тебя, Парис Лавджой, не забывай.

Филипп, как всегда был неподражаем. Он восседал посреди комнаты и накачивался виски.

ПАРИС: Король может передвигаться только на одну клетку, а ферзь как угодно. Почему?

ДЖОН: Потому что ферзь защищает короля. Король - главный в игре.

ПАРИС: Я знаю, что главный. Когда королю объявляют мат, игра кончается.

МОЛЛИ: Когда все кончилось, Мама Лавджой приготовила роскошный обед из свинины с овощами. Я не могла есть, но Парис знал, чего хочет, стоило только поднести его к моей груди.

ПАРИС: Замолчи, мама!

ДЖОН: Хватит, Молли.

МОЛИ: Инстинкт. А мне это показалось чудом.

ПАРИС: Ты вывела меня из себя. (Уходит).

ДЖОН: Молли, почему его назвали Парисом?

МОЛИ: Это было неизбежно. Мы с Филиппом ехали в Ричмонд, ночевали в мотеле "Стратфорд Армс", чтобы встретиться с Мамой Лавджой до родов. Мама Лавджой уже назвала его Филлипом Ролстоном Лавджоем IV.