ЗАЯЧЬИ УШИ - ВЛАДИМИР КОМОВ

В это время из подъезда вышел парень в рабочем комбинезоне.

— Вы что так торопитесь? — спросил Широков и улыбнулся. — Праздник, брат, не производственная программа, и его не обязательно досрочно встречать.

— Какая там программа! Помогаем новоселам…

— И я говорю — помогаете. Только не знал, что это вы ордер так активно обмываете.

— Да нет. Попросту выручаем друзей… Полы заново циклюем — бугристые, как старая мостовая. Обои переклеиваем — пузыри размером в полногабаритную подушку. Люстру перевешиваем — проводка оказалась чуть не в углу комнаты.

— Ну, а дверь?

— Замок наперекосяк врезан и открывался он… ножом и проволокой. Сейчас за форточки возьмемся — «набекрень» навешены… Короче говоря, грехи бракоделов подчищаем.

— Прости, мороз разгулялся и исказил картину.

— Ничего. А ты чего так поздно? Заложил, видать, малость и шастаешь ночью вместо того, чтобы елку дома наряжать.

— А ты тоже сообразительный. Со второй смены иду.

— Вот и я ошибся, — засмеялся парень в комбинезоне. — Выходит, и мои догадки липовые.

Ничего… Конечно, надо бы халтурщиков и бракоделов заставить так развлекаться.

ПРОСВЕЩЕННЫЙ ПАЦИЕНТ

Терапевт Котиков полулежал в кресле, обхватив голову, и поминутно судорожно отпивал из стакана воду. А давно известная больная Мария Егоровна сидела, развалившись на стуле, и победоносно смотрела на лекаря. В руках она держала исполинский портфель и нежно его поглаживала. Когда женщина ловко вытащила какую-то бумагу, Котиков побледнел, взглянул на гору вырезок, разбросанных на столе, икнул и вовсе повалился на бок…

Наблюдавшая все это медсестра, неслышно вошедшая в кабинет, бросилась к врачу, подложила под голову подушку, дала ему какие-то капли и побежала в соседний кабинет к коллеге Котикова, а затем в процедурную за шприцем.

Когда вернулась с врачом, увидела ту же картину, только застарелая посетительница уже бережно складывала в портфель вырезки.

— Выйдите, пожалуйста, вас через несколько минут примет другой врач…

Только Котиков пришел в себя, его коллега, тоже недавний выпускник института, настороженно спросил:

— Что с тобой, старик? Ты же никогда не болел. Первые разряды по бегу, лыжам и самбо. И вдруг — тяжелейший приступ.

И Котиков, растягивая слова, поведал:

Лечащий врач этой дамы в отпуске… И, видимо, не успел подготовить меня к встрече… Вот она на беззащитного и набросилась… Я — слово, она — два. Я — вопрос, она — дюжину. Я — предполагаемый диагноз, а она — косяк своих. И все точно сформулированные, и все с ссылкой на популярные и специальные медицинские журналы и газету.

Поначалу проявлял терпение и выдержку. А когда она сунула под нос пачку новых вырезок и потребовала в «соответствии с новейшими популярными рекомендациями» переписать еще несколько рецептов, почувствовал под ложечкой жжение, виски сжало, будто меня нокаутировали, а язык вовсе отнялся. Вот тогда она меня и доконала:

— Зря, уважаемый молодой человек, не следите за литературой, живете старым багажом… Лучше, пока не поздно, меняйте профессию. Вы, конечно, извините за грубость, но я весьма просвещенный в медицине человек. Мой лечащий врач, если хотите знать, без совета и согласия со мной даже валерианку не выписывает… Почему вы побледнели?.. Подождите, сейчас найду этот симптом, — и она стала рыться в портфеле. — Сразу же помогу вам.

И когда она вытащила какой-то справочник и том медицинской энциклопедии, я потерял сознание…

В это время тихо отворилась дверь, просунулась голова Марии Егоровны и раздался ее голос:

— Молодые люди, скорее кончайте консилиум, я жду! Мое состояние вызывает опасение, дорога каждая минута! — И резко прикрыла дверь.

«Вот тут-то, — как позже вспоминала сестра, — коллега Котикова тоже рядом с ним грузно опустился и сорвал галстук. Правда, я их обоих скоро привела в себя и черным ходом незаметно вывела из поликлиники на воздух».

РЕЗОНАНС БУДЕТ?

Когда гости ушли, завхоз ведомственной поликлиники Бородулькин спросил у жены:

— Ну, как твое соображение — будет резонанс?

— Вроде, должен, предместкома раскошелится на две южные путёвочки. Не зря же весь вечер он хлестал дармовой коньяк и заедал шашлыком.

Спустя недели две Бородулькин помог одному завателье пристроить вне очереди тещу к массажистке. Резонанс тут же сработал — сама модельерша сшила супруге платье, а дочери пальто.

Через третьи руки раздобыл завхоз билеты на концерт модного зарубежного ансамбля и передал их директору магазина. Тот стал благодарить, а Бородулькин в ответ с шутливой, но с намеком улыбочкой:

— Ни-ни, словами не обойдетесь… По моему соображению, здесь требуется резонанс!

— Что-что?

— Неужто не знаете, что в переводе означает это иностранное слово? Как аукнется, так и откликнется.

— Теперь понятно. Какая номенклатура нужна?

— Ондатровая шапка и два автоматических зонтика.

— Ясно.

Заведующему кассами вокзала Бородулькин достал саженцы для личного садика. Тот не ждал разъяснений и тут же дал указание кассирам:

— В любое время и беспрекословно реализуйте товарищу Бородулькину железнодорожные билеты. Конечно, мягкие, нижние полки.

Ну, а за дефицитное лекарство резонанс действовал, так сказать, по трем каналам: обувная мастерская по себестоимости и в сверхсжатые сроки чинила обувь, знаменитый дамский мастер обслуживал супругу на дому, по первому же ее звонку, а слесарь- сантехник, словно домашний врач, ежедневно заботливо и вежливо проверял, как работают службы в квартире завхоза…

…На профсоюзном собрании так единодушно критиковали завхоза, что он не выдержал и бросил реплику:

— По моему соображению, это пахнет групповщиной.

— Нет, — бросил молодой врач, — здоровой критикой.

— Правда, надо было куда раньше начать лечение, — заметил зубной техник.

— А разве будет… — хотел что-то спросить Бородулькин.

Будет, непременно будет резонанс! — синхронно донеслось из разных рядов. — По всем статьям!

ВСЕГО ДЕСЯТЬ

Как только новый директор Дома культуры Сугробин впервые вошел в кабинет, раздался телефонный звонок.

— Здравствуй. Ты включен в координационный совет по эстетическому воспитанию. Сегодня в четырнадцать ноль-ноль заседание.

— Да я новый. Пять минут всего директорствую…

— Знаю!

— Еще с сотрудниками даже не познакомился.

— Познакомишься. Подождут, не кинозвезды. До встречи…

Сугробин стал просматривать папку, плотно набитую бумагами. Но звонок тут же оторвал от дела.

— Добрый день. Вы утверждены членом жюри по проведению конкурса на лучшее санитарное состояние населенных пунктов. В шесть часов вечера организационный сбор.

Собирался встретиться с участниками самодеятельных коллективов…

— Успеете! Явка без опозданий!

Через несколько минут позвонили из райисполкома и уведомили: «Вы в составе инициативной группы по учреждению местного общества книголюбов».

Директор не успел возразить. Спустя четверть часа, также стремительно и категорично, руководителя очага культуры проинформировали о том, что он зачислен: в бригаду по обследованию подсобных помещений торговых точек, в президиум общества любителей природы и назначен заместителем, на общественных началах, председателя Освода.

Робкие возражения с ходу получили достойный отпор: в одном случае директору популярно разъяснили, что и посетители Дома культуры участвуют в товарообороте; в другом — напомнили, что культпросветработники тоже «уважают ландшафт, пейзаж и другие красоты окружающей среды»; а в третьем — с металлом в голосе внушили, что «в водоемах регулярно купаются и вверенные ему кадры».

Незадолго до обеда позвонили поочередно: из общества «Знание», редакции и милиции. Сугробин безропотно записал в конце большого листа очередные поручения: «Заведующий внештатным отделом районной газеты. Лектор-общественник. Заместитель начальника народной дружины»…

Время уже обедать, а директор дальше первой страницы в объемистой папке так и не продвинулся.

«Вот это оперативность и ритм! — устало размышлял Сугробин. — Вчера утвердили, сегодня приступил. А уже имею девять общественных поручений».

Очередной телефонный звонок, то ли от перегрузки аппарата, то ли от «звукового переутомления» хозяина кабинета, казался куда резче и оглушительнее охранного звонка, что вовремя срабатывает у входа в магазины.

— Вы включены…

Да я же… (И мысленно промолвил: «Десятое поручение. Одно утешение — все же не дюжина»).

— А вы ко всему имеете самое прямое отношение!

— Когда же я буду вгрызаться в свое служебное дело?