Муравьиное масло - Радий Погодин

— У тебя отец — этот военный моряк, да?..

Витька чувствовал себя неважно, на него никто не обращал внимания, а главное — нельзя было выбраться: Мишка почти сидел на нем. Витька попытался его столкнуть, но Мишка небрежно щелкнул его по затылку ладошкой.

— Ну ты, сиди смирно! Видишь, я разговариваю.

Витька поймал быстрый взгляд своей соседки, стиснул зубы и выпрямился.

Мишка с грохотом растянулся в проходе. В наступившей тишине раздался чей-то испуганный смешок… Все смотрели на Мишку… Он вскочил, выставил вперед подбородок, поднял побелевшие от напряжения кулаки. Было в его позе что-то грозное, неотвратимое. Никто в классе не смел драться с Мишкой, не имел права: Мишка уже не раз доказывал это своей наглостью и крепкими кулаками.

— Не смей Витьку бить!.. — крикнул Генька и загородил Мишке дорогу.

Кончак спрыгнул с подоконника, но его сразу же оттеснили Мишкины «хвосты» — Севка и Кешка.

Мишка локтем оттолкнул Геньку и подступил к Витьке вплотную. Он повертел у его носа кулаком, явно наслаждаясь тревожной тишиной и собственным величием. Но вдруг весь порядок расправы полетел вверх тормашками. Витька не побежал, не забормотал: «Я нечаянно… Ну, чего ты?..», как это делали некоторые ребята при столкновении с Мишкой. Он шумно втянул носом воздух; серые, обычно добродушные глаза его стали колючими, холодными… Витька быстро пригнулся и резко снизу ударил в выпяченный Мишкин подбородок.

Мишка отлетел к партам среднего ряда… Со злым удивлением крикнул: «Что, меня?» — и снова бросился на Витьку.

Девчонки завизжали…

Витька присел. Мишкин кулак прошел у него над головой. А в следующий миг Мишка уже лежал боком на парте, держался за живот.

— Аут! — завопил Кончак, вырываясь из ослабевших объятий Севки и Кешки. — Аут!..

Тяжело видеть поверженным того, кто долгое время олицетворял боевую славу класса, но мальчишки быстро пришли в себя от изумления. Они столпились вокруг Витьки, почтительно разглядывали его, подталкивали и похлопывали по спине.

Симпатии девчонок всегда на стороне побежденного. Они сочувственно хлопотали около Мишки, красного от боли и ярости.

— Ребята, выходите из класса! — спохватившись, надрывалась Нинка Секретарева. — Дежурные, чего вы смотрите!..

Витька первый вышел в коридор, стал там у окна.

В палисаднике перед школой томились кучи грязного снега. На участке, отгороженном деревянным заборчиком, где летом юннаты разводили цветы, чернели влажные прогалины.

Витька стоял и думал, почему из таких серых грязных куч бегут чистые ручьи… и что вот он, ни с того ни с сего, нажил себе грозного врага.

— Молодец, Витька! — восхищенно шептал ему в затылок Кончак. — Я всегда знал, что ты себя покажешь… В поддыхало — раз!..

— В солнечное сплетение, — поправил Генька. Глаза его сияли, словно не Витька, а он сам поверг несокрушимого, надоевшего всем Мишку.

Витька приосанился.

— А чего? Подумаешь, Мишка! Да если посмотреть, то каждый… — он не закончил фразы и тут же с надеждой спросил: — А я сильнее его?

— Не в этом дело, — начал было Генька. — Тс-с-с… — Лицо его стало бесстрастным, будто они разговаривали о погоде.

К окошку из класса шел Мишка Жарков. По бокам, как почетный эскорт, шагали сухопарый, с красными веками, Севка и маленький вертлявый Кешка. Они шли лениво, небрежно, и в прищуренных глазах у всех троих был приговор.

Руки у Витьки дрогнули, он поспешно спрятал их за спину.

Мишка остановился в двух шагах, коротко сказал:

— Имеешь!..

Витька даже не сразу понял, что это значит. Он неловко, с какой-то дурацкой улыбкой, переступил с ноги на ногу.

— Чего имею?..

Мишка презрительно скривил губы.

Севка и Кешка засмеялись.

И только когда Мишка отошел, Витька понял, что это значит.

Он крикнул им вдогонку:

— Посмотрим!

— Сказала бабушка, потеряв очки, — бросил через плечо Кешка.

Кончак и Генька недовольно хмурились.

— «Чего имею?» — передразнил Витьку Кончак. — Тоже мне непонимайка!

— Тут надо было, — Генька гордо посмотрел на воображаемого противника, выставил ногу вперед: — Пишите завещанье, капитан…

— Что я, артист? — огрызнулся Витька. — Как ответил, так и ладно.

Следующий урок был — русский.

Витька, не глядя на Валю, собрал свой портфель и пересел на старое место, к Кончаку.

Мария Григорьевна, как только вошла и положила на стол журнал, тут же назвала Витькину фамилию. Она долго рассматривала его, и Витьке казалось, что в глубине ее серых глаз спрятались лукавые смешинки; наверно, кто-нибудь уже наябедничал ей.

— Иди к доске.

Урок Витька знал, отвечал хорошо, только немного глухо.

— А теперь забери свой портфель и отправляйся на то место, куда я тебя посадила.

— Не пойду… — Витька отвернулся к доске, забубнил упрямо. — Вы меня неправильно пересадили… Мы с Кончаком с первого класса дружим, а вы дружбу разбиваете.

Мария Григорьевна положила руки на журнал и тем же ровным тоном, каким задавала вопросы, повторила:

— Иди… И не пререкайся… А потом, чтобы я больше не слышала этой клички — Кончак. Ковалика зовут Левой.

— Все равно не пойду, — уперся Витька.

Мария Григорьевна поднялась, проговорила задумчиво:

— Ну что ж, может быть, мне уйти… У тебя сегодня воинственное настроение.

Витька смутился, растерянно посмотрел на ребят.

Кончак делал ему знаки, — не валяй, мол, дурака.

Генька кивал в сторону Валиной парты…

Витька заметил круглые, выжидающие глаза Мишки и аккуратный Валин пробор: она по-прежнему сидела на самом краю скамьи и, наклонив голову, смотрела в тетрадь… «Чего доброго, маму вызовут», — тоскливо подумал Витька, взял свой портфель и поплелся к Валиной парте.

«Все равно к Левке пересяду», — успокаивал он себя и даже не стал ничего доставать из портфеля.

— Запомни, — предупредила его Мария Григорьевна, — теперь ты будешь сидеть здесь все время; я предупрежу всех учителей. — Она стала объяснять урок, а Витька проклинал сегодняшний день и угрюмо посматривал на свою чистенькую робкую соседку. «Вот грымза, маменькина дочка, это из-за тебя все…»

Валя задвигалась: наверно, у нее заболела спина от неудобного сидения.

Витька вырвал из тетради листок, крупными буквами написал: «Сиди и не шевелись!»

Валя прочитала записку, замигала ресницами и отвернулась.

Витька погрузился в свои мрачные мысли: «Мишка не зря сказал: «Имеешь»; наверно, сегодня будет ждать после уроков…»

Вдруг Витька заметил перед собой Валину руку с аккуратно подстриженными ногтями. Рука подвинула ему тот же листок бумаги и, словно испугавшись чего-то, быстро отдернулась назад.

«Послушайте, за что вы меня ненавидите?.. Я вам не сделала ничего плохого…» «Вы» и «Вам» было написано с большой буквы.

«То-то, — подумал Витька, — запела!» Потом он стал соображать, что́ бы ответить позаковыристее… Он ломал голову, вспоминал разные непонятные заграничные слова и вздыхал потихоньку… «Генька вот сразу бы выдумал что-нибудь такое…». Витька посопел, почесал за ухом и наконец приписал под Валиными ровненькими строчками:

«Презираю девчонок!»

Валя прочитала, и лицо ее стало таким обиженным, будто она хотела сказать: «Но ведь я же не виновата, что родилась девчонкой». А Витьке было наплевать. Он сразу проникся к себе уважением, нахмурился, скрестил руки на груди и просидел так до самого звонка.

На всех переменах Мишка шушукался с Кешкой и Севкой. Они многозначительно поглядывали на Витьку, а после уроков первыми побежали в раздевалку.

— Наверно, опять драться надо, — сказал Витька Кончаку, — как ты думаешь?..

— Факт, — уверенно ответил Кончак. — Как дважды два… Ты только не теряйся… А если что, мы рядом будем…

— На случай провокации, — пояснил Генька и взял Витькин портфель.

На крыльце толпился почти весь класс. Некоторые мальчишки были серьезны, как бы подчеркивая тем самым важность момента. Другие толкались, спорили и смеялись. Девочки кучками ходили по палисаднику. Всем известно, что девчонки не меньше мальчишек любят смотреть драки.

Когда Витька, Кончак и Генька вышли на крыльцо, все смолкли, расступились. Витька шел, как по коридору, а в конце этого коридора, расставив ноги, набычив голову, стоял Мишка.

Витька не хотел драться. Он решил обойти Мишку, не задевать его. «Может, уладится?» — шевелилась в голове трусливая мысль.

Дорогу Витьке преградили ухмыляющиеся Севка и Кешка… Генька и Кончак стояли позади, а за ними теснилась настороженно-любопытная ребячья толпа. Витька оглянулся, понял, — отступать нельзя, да и некуда…

— Ну, ты… — подошел к нему Мишка, — может, прощения попросишь? Я добрый…