Дневник тайных пророчеств - Евгения Грановская

– Он умер здесь, в кабинете? – быстро спросил отец Андрей.

Вера Павловна вздохнула и указала мундштуком на кресло:

– Прямо в этом кресле.

Отец Андрей помолчал, обдумывая информацию, затем осторожно спросил:

– Вера Павловна, а с лицом профессора… не произошло ничего странного?

Дьякон заметил, что при этих словах женщина слегка побледнела, а в ее темных глазах мелькнула тревога.

– О чем вы? – хрипло и недоуменно спросила она.

Дьякон Андрей вновь припомнил наставления архиерея Филарета и спросил прямо:

– После смерти у Виктора Павловича потемнело лицо. Я прав?

– Откуда… – Голос Веры Павловны сорвался на сиплый шепот. Несколько секунд она смотрела дьякону в глаза, затем отвела взгляд. – Я не хотела об этом говорить, – прошептала она. – Боялась, что меня примут за сумасшедшую.

Дьякон молчал, ожидая продолжения монолога. Но вместо этого женщина вдруг подозрительно спросила:

– А откуда вы про это знаете?

– Недавно один мой знакомый умер такой же странной смертью. Лицо его потемнело. Стало почти черным. Но к тому моменту, когда приехали врачи, чернота сошла с него.

– Мне это кажется ужасным, – тихо проговорила Вера Павловна, глядя на дьякона расширившимися, блестящими глазами. – Я пыталась рассказать врачам, но они и слушать меня не стали.

– А вы…

– Хватит об этом, – неожиданно оборвала Вера Павловна и сжала виски пальцами. – Не хочу больше говорить о смерти. И об этом чудовище… – Она кивнула в сторону гравюры, изображающей демона, – …тоже не хочу! Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Да, но я…

Вера Павловна закрыла рот дьякона тонкими бледными пальцами.

– Вы слишком красивы для священника, – сказала она своим хриплым, глубоким голосом. – Впрочем, я вам об этом уже говорила.

Вера Павловна приблизилась к дьякону почти вплотную и положила ему на плечи тонкие, удивительно правильной формы руки. От нее шел густой, обволакивающий запах дорогих духов. Приоткрытые губы обнажили полоску белоснежных зубов. Пышная грудь Веры Павловны страстно вздымалась, дыхание было жарким, глубокий голос звучал вкрадчиво.

– Вы не очень спешите? – тихо спросила она.

– А что?

Вера Павловна улыбнулась:

– У меня в баре есть бутылка «Хеннесси». Витя привез ее месяц назад из Парижа. Если хотите, разопьем ее вместе.

Дьякон нахмурился и сухо ответил:

– Боюсь, не получится.

Пальцы женщины, лежащие на плечах отца Андрея, стали горячими – он почувствовал это сквозь ткань подрясника.

– Бросьте, дьякон, – грубо сказала она. – Вы потревожили меня в такой день. Я согласилась с вами встретиться, несмотря на скорбь. Вы виноваты и должны загладить свою вину. – Она улыбнулась. – Как, вы сказали, вас зовут? Андрей? В переводе с греческого это означает «мужественный». Мне кажется, это имя вам очень подходит.

Лицо Веры Павловны было так близко от лица дьякона, что их губы почти касались.

– Я ведь вам нравлюсь? – тихо сказала она. – Не отпирайтесь, я читаю это в ваших глазах. Вы часто задышали. Ваш лоб покрылся испариной. Вы хотите меня, как всякий мужчина. И в этом нет ничего постыдного или греховного. Бог создал женщину, чтобы она дарила мужчине любовь. Никакого другого предназначения у нее нет.

У Веры Павловны был необыкновенный голос, он дурманил и кружил голову не хуже кокаина. Губы ее слегка коснулись щеки дьякона.

– Если вы останетесь, это вас ни к чему не обяжет, – прошептала она. – Я умею любить. Боже, как я умею любить. И если вы останетесь, я буду любить вас!

Голос женщины гипнотизировал дьякона, прокрадывался в его душу и лишал его воли.

– Ну, что же вы молчите?

– Я… Мне нужно идти.

Отец Андрей повел плечами, высвобождаясь из цепких, как у хищной птицы, пальцев женщины. Вера Павловна печально улыбнулась.

– Жаль, – со вздохом сказала она. – Мы бы неплохо провели вместе время. Впрочем, нет так нет. Я выпью «Хеннесси» в одиночестве, как и подобает старой деве.

– Такая красивая дама, как вы, легко найдет себе пару, – сказал отец Андрей, окончательно стряхнув с себя чары женщины.

– Это правда, – кивнула Вера Павловна, ленивым жестом доставая из невесть откуда взявшегося золотого портсигара сигарету. – Но сегодня я захотела вас. Не думала, что вы устоите. Вероятно, я теряю форму.

– Вовсе нет, – тихо отозвался отец Андрей. – Но мне действительно пора. – Он помолчал немного, позволяя атмосфере вернуться в деловое русло, затем сказал предельно вежливо и деловито: – Вера Павловна, у меня к вам просьба.

– Какая? – небрежно спросила она.

– На полке у вашего покойного брата стоит жестяная коробка с нюхательным табаком. Виктор Павлович нюхал табак?

Вера Павловна посмотрела на полку.

– А, вы про этот. Случалось. Особенно после ужина. У Вити были старомодные привычки.

– Могу я ее забрать?

– Валяйте. Мне она уже не нужна.

Дьякон взял с полки коробку и сунул в сумку. Вера Павловна тем временем вставила сигарету в мундштук и закурила.

– Вы славный молодой человек, – сказала она спокойно. – И мне искренне жаль, что у нас с вами ничего не получилось. Если передумаете – звоните. Я буду ждать. А теперь идите. Провожать я вас не стану.

– Спасибо за разговор, – сказал отец Андрей и, распрощавшись с женщиной, зашагал в прихожую.

Оказавшись на улице, дьякон полной грудью вдохнул холодный, бодрящий воздух. Он до сих пор чувствовал аромат духов Веры Павловны, чувствовал будоражащий запах ее тела. И до сих пор видел перед собой ее глубокие, как бездна, гипнотизирующие глаза.

Дьякон вставил в рот сигарету, усмехнулся и пробормотал:

– Еще чуть-чуть, и она бы меня проглотила.

Чтобы окончательно прийти в себя, отец Андрей зашел в ближайший бар и выпил рюмку вермута. Затем заказал себе большую чашку крепкого кофе.

Проходя мимо отца Андрея, посетители бара удивленно косились на него. Вид молодого священника, сидящего за столиком бара с сигаретой в руке, был столь необычен, что люди, миновав столик дьякона, еще долго шушукались у него за спиной. Впрочем, наш герой, погруженный в свои мысли, не обращал на них никакого внимания.

Кофе был почти выпит, когда в сумке у дьякона задребезжал телефон. Звонила Женя.

– Отец Андрей, – взволнованно выпалила она, – я звоню вам, чтобы сообщить несколько новостей. Во-первых, неподалеку от места, где мы с вами обнаружили цифры, я нашла железный прут. Он был испачкан землей. Я отдала прут в лабораторию. Наши химики провели нингидриновый анализ и обнаружили скрытые отпечатки пальцев.

Отец Андрей почувствовал, как вспотели его собственные пальцы, сжимающие телефонную трубку.

– Вы смогли их идентифицировать? – спросил он, скрывая волнение.

– Да. Это отпечатки отца Кишлевского, – торжественно сообщила Женя.

Отец Андрей перевел дух.

– Вы понимаете, что это значит? – снова затараторила Женя. – Цифры на земле начертил сам Кишлевский. И отпечаток обуви на земле принадлежит ему. Это значит, что священник жив! Я нашла врача, который установил факт смерти Кишлевского, и серьезно с ним побеседовала.

– Насколько серьезно? – уточнил отец Андрей.

Евгения хмыкнула.

– В конце беседы ему понадобился валидол. Так вот, сначала доктор Белкин – так его зовут – возмущался и отпирался. Но потом, когда я ткнула его физиономией в результаты анализа, он испугался и заявил, что ошибки случаются у каждого врача, что медицина, и патологоанатомия в частности, наука неточная. Ну, и так далее, в том же духе. Я побеседовала с коллегами Белкина и узнала, что человек он ненадежный да и профессионал неважный. Два года назад лечился от алкоголизма. Начинал как хирург, но потом его вышибли из клиники за пьянство.

Дьякон обдумал слова Жени и поинтересовался:

– И какой вывод вы из этого сделали?

– Рациональный, – ответила она. – Врач, констатировавший факт смерти Кишлевского, ошибся, и бедного священника похоронили живьем. Возможно, падре страдал какой-нибудь болезнью и периодически впадал в оцепенение. Я читала, что такое бывает при нарколепсии…

– Не думаю, что…

– Не перебивайте, дьякон! Дайте мне сутки, и я обязательно все выясню. На мой взгляд, картина преступления выглядит следующим образом. Во время похорон священника сторож Кузнецов увидел на его запястье золотые часы. Дождавшись ночи, Кузнецов выкопал труп и забрал часы. Уж не знаю, какой болезнью страдал Кишлевский, но в этот момент он пришел в себя. Сторож испугался и убежал. Кишлевский встал из гроба и побрел по кладбищу. Заметьте – своими ногами: топ-топ-топ.

– Но перед тем, как уйти совсем, он поднял с земли железный прут и для чего-то начертил на земле букву «А» и несколько цифр, – напомнил отец Андрей. – Можете мне объяснить, зачем он это сделал?

Женя помолчала, затем недовольно проговорила:

– Этого я пока не знаю. Но впереди у нас большая работа. Прежде всего нужно разыскать Кишлевского. Если вам интересно мое мнение, я считаю, что падре не в себе. Возможно, у него временное помешательство. Ну, или шок. Я не удивлюсь, если через два дня мы опознаем Кишлевского в одном из бомжей, ночующих на Павелецком вокзале. Кстати, я пыталась разыскать Петра Каменкова. Он действительно прислуживал в церкви. Но со дня смерти Кишлевского его никто не видел. Дома его тоже нет. Телефон молчит.