Разрешенная фантастика – 3 - Андрей Мансуров

Он сразу понял.

– Идёмте. – зажёг от фитиля масляной коптилки с помощью длинной лучины запасную коптилку. Провёл женщину за дверь тамбура. Поставил коптилку на полку над слесарно-столярным столом. И показал:

– Вот. Всё оно прямо здесь, в отсеке, значит, с АГВ. Чтоб и тепло, и не воняло. Ну, стену-то я сам сложил, уже потом, когда мы тут, так сказать, надолго зависли. Стали «выживать». Получается – тут же и кухня. Вон в том отсеке. Опять же – свежий воздух идёт через ватный фильтр – и к АГВ, и сюда… Поэтому смотрите: вот так отодвигаете эту крышку, а когда всё закончите – снова задвигаете. Вытяжка замаскирована кусками бетона – там, наверху. Яма глубокая, пять метров. Сам копал. С запасом. Потому что мы не знали. Сколько «выживать» придётся. Похоже, что ещё долго. Помощи ждать… Неоткуда.

Она, оглядывая мощный штабель разнокалиберных дров у двух стен «служебной» комнатёнки, большой АГВ на сто сорок литров, и стоящую рядом печь-буржуйку с соединённым вверху общим дымоходом, и площадкой с отверстиями для кастрюль-казанов, и мешки с крупами и мукой у четвёртой стены, тоже сразу согласилась. Покивала:

– Ваша правда, Шавкат. Неоткуда.

Шавкат сказал, что в первый день ей сторожить не надо. Потому что она и устала и расстроена. Тамилла сильно и не протестовала – он пояснил, что на разведку и добычу ходит раз в три дня, а потом, значит, отсыпается.

Поэтому какое-то время обе женщины просто лежали: Гуля – глядя на него, Тамилла – отвернувшись к стенке. Шавкат, уже разжёгший маленький костерок в печи под АГВ, оглядев внимательно батареи с водой, (Сам отрезал ножовкой и забил деревянными пробками ту ветку, что вела когда-то наверх, в Дом.) убедился, что нигде ничего не пропускает, и воды в расширительном бачке хватает. После чего ушёл в предбанник, и прикрыл за собой дверь. Здесь, конечно, холодней, чем в жилой комнате, но всё-таки – и не так страшно, как сейчас будет на улице.

Ночью там опускается до минус тридцать. И это – сейчас, в конце лета. Зимой – …рен его знает, что будет. Прошлой, когда тучи были иссиня-чёрные, и день лишь чуть-чуть отличался от ночи, стояло минус пятьдесят пять.

Он плавно выдвинул и развернул перископ. Медленно повёл тубусом по дуге.

То, что он занимался привычным делом, не мешало думать о Тамилле.

Насчёт отца…

Да, с Рашидом Саидходжаевым он пересекался, конечно, по работе пару раз. Но не очень хорошо помнил, как тот выглядел. Лицо, вроде, то. Вот только худоба…

Впрочем, кто знает: как он сам будет выглядеть – без волос, неизбежно выпадущих года через два, и на последней стадии истощения: вдруг и родная жена не узнает?..

Сама Тамилла, похоже и правда – бывшая балерина. Такие подробности закулисной жизни и специфику работы в театре может знать лишь человек, действительно долго проработавший в театре. И – именно в балете. Вот только…

Может ли помешать то, что она – балерина, тому, что она ещё и… Подстава.

Если «девица» – подсадная утка, хитро заброшенная к ним, её сообщничков сейчас будет заметно. Поскольку на небе ни одной звезды, а достать прибор ночного видения сейчас нереально, придётся им, чтобы атаковать якобы «уснувших», «поведшихся», идиотов, использовать фонари. Потому что, разумеется, ни от одной звезды, или луны, света нет. Потому что нет на небе ни звёзд, ни луны. Всё то, что вдохновляло чёртовых поэтов и музыкантов, скрывает сейчас серо-монолитная, непроницаемая пелена не то – туч, не то – облаков. И ночью не видно без фонаря, или хотя бы факела, ни зги.

А вот сам он сумел разжиться прибором ночного видения. Да – взломал склад оружия законспирированного филиала СНБ, где работал один из его защищаемых в своё время «клиентов», и взял всё, что могло понадобиться – и оружие и патроны в том числе.

Так что – никто, если только он выделяет тепло, незамеченным не останется!

Но напрасно он вертел во все стороны хитро замаскированный раструб: ни единого шевеления, или проблеска от желтизны человеческого тепла не обнаружилось. Неужели?..

А он уж было приготовил в тамбуре оба своих пистолета, и Калашникова с двумя запасными магазинами. С трассирующими пулями. Ночью лучше стрелять из АК, потому что иначе – совершенно невозможно разглядеть, попадаешь, или – всё без толку…

В два ночи разбудил жену. Та поворчала, что «можно было бы и в первую ночь подключить эту… Не девочка, чай, не развалится!» Однако на вахту заступила. Шавкат знал, что на бдительность жены вполне можно положиться: она почти не выходила из их подвала, и не нахваталась той дозы, которую неизбежно получал при своих «экспедициях» он. И зрение у неё ещё не так подсело. Да даже волосы – почти не вылезли.

Да и вообще – красавица она у него! Порода чувствуется! Даже после двух родов фигура – загляденье!

Не то что эта… селёдка. Ещё и с пятном.

Утром его разбудил запах подгоревшего бекона: никак Гуля на радостях открыла предпоследнюю банку армейской тушёнки. Не китайскую, со всяким сбоем и ливером, а – именно старинную. С мясом. И, разумеется, как всегда бывает, когда на кухне две хозяйки, пища… Слегка подгорела. Потому что «не углядли!».

Поели от души. На первое Гуля развела горячей водой суп. Из муки. На второе – тушёнка с отжатой и посоленной вермишелью.

От супа Тамилла отказалась, поморщившись:

– Спасибо. Можно, я его не буду? Мы с отцом только его и ели в последние дни. Вот здесь, – провела рукой по горлу, – стоит!

Но зато со вторым расправилась быстро: видно было, что соскучилась по мясному. Причмокивала. Руки чуть подрагивали – ложка так и сновала от общего котелка ко рту. Затем девушка, ложку уже облизывая, припомнила Гуле и вчерашний «блин»:

– Ах, прелесть какая… Спасибо. Наелась на два дня… А можно спросить: как у вас получается такой… Не твёрдый, и не мягкий – а в самый раз! – блин из вермишели?

– О! – Гуля не хотела, конечно, показать, но Шавкат видел, что ей приятно, что оценили её профессионализм даже в столь диких для готовки условиях. – Я просто ставлю определённую порцию воды и всыпаю туда порцию вермишели. По объёму. Вон там – мерная баночка. Получается, что ни промывать, ни сливать лишнюю воду потом не надо. Ну, или надо слить совсем чуть-чуть. Главное – всё время мешать, чтоб не подгорело. А в «блин» она формируется уже потом – в вон той бадье.

– А-а, понятно. А мы с отцом… – Тамилла снова на секунду помрачнела, – Вермишель не варили. У нас её не было. А были только рыбные консервы, да мука. Но консервы кончились. А мука…

– Да, я прикинул. Её вам хватило бы месяца на два. А вот что бы вы стали делать потом?