Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сборник

Выслушавши все это, я так возрадовался, что так бы и упал ему в ноги. Не знал, как благодарить Бога за такую ко мне милость. О чем скорбел, чего желал, то теперь неожиданно получаю. До глубокой осени еще с лишком четыре месяца, и потому я могу в это время воспользоваться безмолвием и спокойствием, удобным к внимательному чтению «Добротолюбия», для изучения и достижения непрестанной молитвы в сердце. И так я с радостью остался до времени жить в указанной мне землянке. Мы еще более разговорились с приютившим меня простым братом, он стал рассказывать мне свою жизнь и свои мысли.

«Я был, – говорил он, – в деревне своей не последний человек, имел мастерство, красил кумач, да синил крашенину, и жил в довольстве, хотя и не без греха: много обманывал по торговле, божился понапрасну, ругался поматерну, напивался и дрался. Был в нашем селе старый дьячок, у которого была старинная-престаринная книжка о Страшном Суде. Он, бывало, ходит по православным да и читает, а ему за это дают деньги; хаживал и ко мне. Бывало, дашь ему копеек десять, да вплоть до петухов [12]. Вот я, бывало, и слушаю, сидя за работой, а он читает, какие нам будут муки в аду, как изменятся живые и мертвые воскреснут, как Бог сойдет судить, как Ангелы в трубы затрубят, и какой огонь, смола будут, и как червь грешников будет есть.

В одно время, когда я слушал это, мне стало страшно, я подумал: «Уж муки мне не миновать! Постой, примусь душу спасать, может быть, и отмолю мои грехи». Подумал-подумал, да и бросил мой промысел, избу продал и, как был одинок, пошел в полесовщики с тем, чтобы мир давал мне хлеб, одежду да восковые свечи на богомолье.

Вот так и живу здесь более 10 лет, ем только по разу в день, и то один хлеб с водой; каждую ночь встаю с первыми петухами и до свету кладу земные поклоны. Когда молюсь, затепливаю по семи свечек перед образами. Днем же, когда обхаживаю лес, ношу вериги в два пуда на голом теле. Поматерну не бранюсь, вина и пива не пью, и не дерусь ни с кем, баб и девок отроду не знаю.

Сначала мне так жить было охотнее, а под конец нападают на меня неотступные мысли. Бог знает, грехи-то отмолишь ли, а жизнь-то трудная. Да и правда ли в книжке-то написана? Где, кажется, воскреснуть человеку? Иной уже умер лет сто или больше, его уже и праха-то нет. Да и кто знает, будет ли ад, нет ли? Ведь никто с того света не приходил, кажется, как человек умрет, да сгниет, то так и пропадет без вести. Может быть, книжку-то написали попы да начальники сами, чтоб устрашить нас, дураков, чтобы мы жили поскромнее. И так и на земле-то живешь в трудах и ничем не утешишься, и на том свете ничего не будет, так что же из этого? Не лучше ли хоть на земле-то пожить попрохладнее и повеселее? Такие мысли борют меня, продолжал он, и боюсь, не приняться бы опять за прежний мастеровой промысел!»

Слушая это, я жалел о нем и думал сам себе: «Говорят, что одни ученые и умные бывают вольнодумцами и ничему не верят, вот и наша братия – простые мужики, какие замышляют неверия! Видно, темному миру попущено ко всем иметь доступ, а на простых-то, может быть, он нападает и удобнее. Надо сколь можно умудряться и укрепляться против душевного врага Словом Божиим».

Итак, чтобы сколько можно помочь и поддержать веру в том брате, я достал из сумки «Добротолюбие», отыскал 109-ю главу преподобного Исихия, прочел и начал ему растолковывать, что воздержание от грехов ради страха мук неуспешно и неплодно, и невозможно душе освободиться от мысленных грехов ничем иным, кроме хранения ума и чистоты сердца. Итак, все это приобретается внутренней молитвой, и не только, прибавил я еще, ради страха адских мук, но даже и ради желания Царства Небесного, если кто станет совершать спасительные подвиги, то и это святые отцы называют делом наемническим. Они говорят, что боязнь муки – путь раба, а желание награды в Царствии – путь наемника. А Бог хочет, чтоб мы шли к Нему путем сыновним, то есть из любви и усердия к Нему вели себя честно и наслаждались бы спасительным соединением с Ним в душе и сердце.

Сколько ни изнуряй себя, какие хочешь проходи телесные труды и подвиги, но если не будешь иметь всегда Бога в уме да непрестанной Иисусовой молитвы в сердце, то ты никогда не успокоишься от помыслов и всегда будешь удобопреклонен к греху, при малейших даже случаях. Примись-ка, брат, беспрестанно творить Иисусову молитву, ведь тебе это можно и удобно в таком уединении; ты скорую увидишь пользу. Не будут и помыслы безбожные приходить, откроется тебе и вера и любовь к Иисусу Христу, узнаешь, как и мертвые воскреснут, и Страшный Суд покажется тебе так, как истинно он будет. А в сердце-то будет такая легкость и радость от молитвы, что ты удивишься и не будешь уже скучать да смущаться спасительным житием твоим.

Далее, как мог, я растолковал ему, как начать и как продолжать беспрестанно Иисусову молитву, и как заповедует о том Слово Божие, и поучают святые отцы. Он, по-видимому, как бы изъявлял на то согласие и поуспокоился. После этого я, расставшись с ним, затворился в указанной мне ветхой землянке.

Боже мой! Какую я почувствовал радость, спокойствие и восхищение, как только переступил за порог этой пещеры или, лучше сказать, могилы. Она представлялась мне великолепным царским чертогом, исполненным всякого утешения и веселия. С радостными слезами благодарил я Бога и размышлял: «Вот теперь-то уже, при таковом покое и тишине, надо пристально заняться своим делом и просить от Господа вразумления».

Итак, начал я, во-первых, читать «Добротолюбие», все по порядку, с начала до конца, с великим вниманием. В непродолжительном времени прочел все и увидел, какая мудрость, святыня и глубина в нем содержатся. Но как в нем писано о многих и разных предметах, и разнообразными наставлениями святых отцов, то я и не мог всего понять и свести в одно место всего того, что хотелось мне узнать, в особенности о внутренней молитве, дабы почерпнуть из того способ к изучению непрестанной самодействующей молитвы в сердце. А этого очень хотелось, по заповеди Божией через апостола: ревнуйте о дарах больших (1 Кор. 12, 31) – и еще: Духа не угашайте (1 Фес. 5, 19). Думал, думал, как быть? Ума моего не хватает, понятия тоже, растолковать некому. Начну докучать Господу молитвой, авось Господь и вразумит как-нибудь. После этого я целые сутки ничего не делал, как только был в непрестанной молитве, не переставая ни на малейшее время; мысли мои успокоились, и я заснул.

Вот и вижу во сне, будто я в келье покойного старца моего, и он толкует «Добротолюбие» да и говорит: «Сия святая книга исполнена великой мудрости. Она есть таинственное сокровище разумений сокровенных судеб Божиих. Не по всем местам и не каждому она доступна, однако ж по мере каждого разумевателя содержит таковые наставления, для мудрых – мудрые, для простых – простые. А потому вам, простякам, должно читать ее не тем порядком, как расположены в ней книги святых отцов одна за другою. Там этот порядок богословский, а неученому человеку, хотящему научиться из «Добротолюбия» внутренней молитве, должно читать его следующим порядком: во-первых, прочесть книгу Никифора монашествующего (во 2-й части); потом книгу Григория Синаита всю, кроме кратких глав; Симеона Нового Богослова о трех образах молитвы и слово о вере; и затем книгу Калл иста и Игнатия. В этих отцах содержится полное наставление и учение о внутренней молитве сердца, понятное для каждого. А если еще понятнейшее наставление о молитве желаешь видеть, то найди в 4-й части образ молитвы вкратце святейшего Патриарха Каллиста Константинопольского». Я, как будто держа в руках мое «Добротолюбие», начал отыскивать сказанное наставление, но никак не мог вскоре найти оное. Старец сам, перевернув несколько листов, сказал: «Вот оно! Я тебе его замечу», – и, подняв с земли уголь, подчеркнул оным на поле книги, против найденной статьи. Все, что старец говорил, я внимательно слушал и старался как можно тверже и подробнее помнить.

Проснулся я, и так как еще не рассветало, то лежал и повторял в памяти все виденное мною во сне и что говорил мне старец. Наконец, начал размышлять: «Бог знает, душа ли покойного старца является мне или собственные мысли так подстраиваются, ибо я часто и много думаю о «Добротолюбии» и о старце?» С этим недоумением я встал, начинало уже светать. И что же? Вижу на камне, который был вместо стола в моей землянке, разогнутое «Добротолюбие» на том самом месте, которое указывал мне старец, и подчеркнутое угольком, точно так, как я видел во сне, даже и самый уголь лежал при книге. Это изумило меня, ибо твердо помню, что с вечера книги тут не было, она, свернутая, лежала у меня в головах, и также верно знаю, что прежде никакой заметки на показанном месте не было. Этот случай уверил меня в истине сновидения и в богоугодности блаженной памяти старца моего. Вот я и принялся читать «Добротолюбие» по тому самому порядку, который указал мне старец. Прочел раз, прочел то же и в другой, и это чтение распаляло в душе моей охоту и усердие, чтобы все прочтенное испытать на деле. Мне понятно и ясно открылось, что значит внутренняя молитва, какие средства к достижению оной, и что от нее бывает, и как она наслаждает душу и сердце, и как распознавать сию сладость, от Бога ли она, или от естества, или от прелести.