Дай мне шанс - Сьюзен Льюис

ПРОМЫШЛЕННИКИ, БИЗНЕСМЕНЫ,

ГРУППЫ ГРАЖДАН И ОБЩЕСТВО

ОКРУГА ЛОС-МАРТИРЕС В ЦЕЛОМ

ПРИГЛАШАЮТСЯ НА ПОХОРОНЫ ПРЕСТУПНИКОВ,

ОРУДУЮЩИХ В ЭТОЙ ЧАСТИ СТОЛИЦЫ,

КОТОРЫЕ НАЧНУТСЯ СЕГОДНЯ И ПРОДОЛЖАТСЯ

ДО ПОЛНОГО ИСТРЕБЛЕНИЯ.

Он вспомнил ее гнев и огорчение, когда она требовала объяснить, почему виновные уходят от наказания и почему это никого не волнует.

— Неужели, черт побери, эта тема не заслуживает первой полосы? — кричала она, и ее карие глаза яростно сверкали. — Если они не американцы, не евреи, не французы, не британцы, то и за людей не считаются? И ты, Том Чамберс, мог бы оказать мне здесь поддержку. Один Бог знает, как она мне нужна!

— Эй, у тебя она есть, — заверил он. — И еще у тебя есть шанс напечататься. Я слышал, ты получила первую полосу в «Нью-Йорк таймс» в завтрашнем номере. Ты знаешь?

От такой новости она умолкла и посмотрела на Тома в изумлении, потом глаза ее засияли.

— Ты дурачишь меня? — все же спросила она подозрительно.

— Позвони им. Сегодня вечером редактор на месте. Я говорил с ним по дороге сюда.

— И уговорил его, — с упреком сказала она.

— Нет, это ты его уговорила. Точнее, твой материал! Это великие новости, дорогая! Ты станешь известна в Лондоне, Париже, Торонто, ты заработаешь имя.

Она взглянула на него, глаза пылали, потом появилась улыбка, по которой он понял, как сильно ей хочется поверить ему.

Рейчел отвернулась, а он встал у нее за спиной, обнял и привлек к себе. Он знал, как близко к сердцу она принимает те трагедии, о которых пишет, и как старается выставить на всеобщее обозрение несправедливость и коррупцию.

Через некоторое время Чамберс ощутил ее напряженность. Рейчел подняла голову, и они одновременно посмотрели на свое отражение в затемненном стекле. Ее гладкая смуглая кожа, точно так же как и неумная страсть, указывала на происхождение: у Рейчел были американские и креольские корни. Густые волосы черного дерева, подрезанные покороче скорее для удобства, чем ради стиля, увеличивали ее глаза и подчеркивали огонь, горевший в них. Но взгляд все равно оставался уязвимым. Ее скулы, высокие и гордые, королевский росчерк ноздрей, яркая наполненность губ, изящная чувственность тела все сильнее захватывали его в плен, Чамберс не мог этого отрицать.

Подняв руку, она коснулась его глаз, которые видели множество трагедий и страданий — он всю жизнь боролся с несправедливостью. Она любила его больше всего на свете и знала, насколько он предан бедным людям, как переживает из-за их мучений. Он единственный, перед кем Рейчел могла излить свою ярость и беспокойство, будучи уверена, что ее поймут. Он всегда оказывался рядом в моменты безнадежности и бессилия, его меткое слово и злой юмор способны были рассмешить ее даже в самые тяжкие минуты.

— Я говорил и с Франсиско, — добавил он. — Он пытался связаться с тобой и сообщить, что готов предоставить тебе внутреннюю полосу в завтрашнем номере «Эль-Темпо». С материалом за твоей подписью, если хочешь.

Ее темные глаза сузились.

— Почему бы мне не хотеть этого?

Том молчал.

— О Боже! — простонала Рейчел, когда до нее дошло.

Он кивнул.

Она замотала головой в отчаянии:

— Эта страна не христианская, это варварская страна.

— Поэтому я и хочу, чтобы тебя здесь не было к концу недели, — сказал он.

— Что-то случилось? — тревожно спросила она.

— Со мной пару дней назад связались представители картеля «Кали», — сообщил он. — Обещают помочь выйти на одного человека, который не намерен возвращаться в ряды «Толима». Утром я лечу в Кали. Я хочу, чтобы в следующий четверг ты встретила меня в Картахене. Если у этого парня есть что-то стоящее, то я попробую получить это сразу. Если нет, я подумал, что мы могли бы провести некоторое время вместе, только ты и я.

Она склонила голову набок, его предложение явно заинтересовало ее, глаза загорелись.

— И что мы будем делать? — поддразнила она.

Он взялся за пуговицы ее рубашки и начал расстегивать.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он.

Она не мешала ему, и когда ее рубашка упала на пол, обвила руками его шею.

— Я мечтала о тебе вчера вечером, — призналась она.

Его брови поднялись.

— Ты хотела вот этого? — улыбаясь, поинтересовался Том. — Ты мне расскажешь?

Ее глаза затуманились, когда его губы оказались очень близко к ее рту.

— Это было ужасно странно, даже извращенно, — предупредила она.

— Я готов даже от звука твоего голоса, — сообщил он. — Так что мы делаем?

Встав на цыпочки, она прошептала ему в ухо.

Его глаза на мгновение расширились, потом он крепко привлек ее к себе.

— Пришло время воплотить мечту.

Воспоминания об их последнем вечере были слишком болезненны. Страсть сопровождала их, но не была главной. Были сумасшедший смех, безумие, невероятная близость и нежность. А теперь жить с постоянной тяжестью вины за то, что такого больше никогда не случится. А все потому, что когда происходило самое страшное, он был в Кали и думал только о том, как бы поскорее забить последний гвоздь в гроб Эрнана Галеано! Гроб, который был уже заказан.

Сообщение, полученное им, не оставляло времени для сомнений: гринго должен отказаться от расследования, связанного с деятельностью некоторых колумбийских бизнесменов и политических деятелей, и убираться из страны немедленно. Вот тогда-то Чамберс и совершил самую большую ошибку.

Оглядываясь назад — на недели, месяцы, годы, — Том никак не мог понять, почему он не сделал того, что они требовали, и не убрался тотчас, немедленно. Нельзя это объяснить тем, что он остался ради материала, он мог напечатать его позже, после того как выпустят Рейчел. Но все пошло не так. И когда Чамберс доехал до аэропорта и повторно соединился со связным Галеано, насилие уже свершилось, и через два дня тело Рейчел было обнаружено в форте Сан-Фелипе.

Так почему же, о Господи, он не сделал так, как ему было велено, он ведь лучше всех знал, сколь мала для наркобаронов цена человеческой жизни? Ответ один: высокомерное ослепление и глупость. Том считал, что если Рейчел американка, да еще женщина, то они не посмеют причинить ей вред, Какой дурак! Самодовольный сумасшедший! Конечно, видит Бог, он заслужил свои муки, он заслужил жить с ними до могилы, не зная ни дня отдыха или просвета.

— Эй, парень, пришло время закрыть лавку и пойти развлечься!

Чамберс нахмурился. Он настолько глубоко погрузился в воспоминания о Рейчел, что машинально взял телефонную трубку и едва понял: от него ждут ответа.