На суше и на море. Выпуск 5 (1964 г.) - "На суше и на море"

Глаза незнакомого военачальника были суровы, но благожелательны. Смуглое лицо без признаков монгольской крови красиво и надменно. Решение пришло неожиданно. Страх исчез вместе с болью в груди. Воин и руководитель воинов не мог не понимать карт. Но понять карту - еще не значит понять смысл ее: знак в месте тайного рудника. И все же это был последний шанс, последний и для Степана, и для пославших его людей. Медленно - страшная болезнь уже тронула мышцы рук - Степан начал расстегивать рубаху, добираясь до спрятанного на груди мешочка с картой и рубином. Резкий, гортанный вскрик наверху полоснул как удар плети. Вздрогнув, Степан глянул на овринг и понял - конец. Искаженное страхом и гневом лицо военачальника и один из его спутников, снимающий с плеча лук. Они заметили красную смерть, запятнавшую его тело. Степан лихорадочно разворачивал карту, молча глядя на натягивающуюся тетиву лука и поблескивающий вороненой сталью наконечник тяжелой стрелы. Все решали доли секунды.

– Стой! - отчаянно крикнул Степан, расправив карту и и выставив ее вперед, точно щитом заслоняясь от дрожавшей стрелы.

Глаза военачальника равнодушно скользнули по карте, лицо еще более потемнело, отрывистые слова приказа как приговор глухо прозвучали в тишине.

– Зоар-хан! - крикнул Степан, прощаясь с теми, кто послал его, и видя медленно разжимающиеся пальцы лучника.

Тонко свистнула стрела, оцарапав плечо. В последний миг неуловимо быстрое движение рук старшего сбило прицел лучника.

– Зоар-хан?!

Столько надежды и боли было в крике военачальника, так стремительно встал он на колени, чтобы быть ближе к карте, что Степан понял - этот человек знал Зоар-хана. Отрывочные слова сверху приказывали, просили, умоляли. Степан не понимал их, но чувствовал - человек спрашивает: где Зоар-хан, что с ним, жив ли он?

– Здесь он, здесь, - твердил Степан, - показывая на знак в верхнем правом углу карты, и слезы катились по его исхудавшим заросшим щекам.

Радость одержанной победы, огромное, ни с чем не сравнимое чувство выполненного долга затмило недавний страх умереть не дойдя, предав тем самым товарищей. Еще что-то спрашивал его человек с овринга, но Степан уже плохо слышал, неумолимая черная стена забытья росла перед глазами. Собрав последние силы, он показал жестами работу с лопатой и кандалы на руках пленников рудника. Взволнованные голоса наверху затихали, как бы отдаляясь, хотя Степан по-прежнему видел возбужденные лица почти рядом…

…Вечерние тени скрыли ущелье, когда сознание вернулось к Степану. Рядом лежала расшитая золотом сумка с пищей и маленький бурдюк. Люди исчезли. Овринг был пуст. И овринг был уже не тот. Около десятка саженей его было разрушено. Выдернуты даже клинья из скал. Уходя, незнакомые люди надежно обезопасили свой край от алой смерти. Без овринга этих скал не сможет одолеть и полный сил охотник.

Глаза Степана равнодушно скользнули по гладким скалам. Он не осуждал ушедших людей. Смертельная опасность, которую представлял он для живущего в этих ущельях племени, делала их поступок единственно правильным. Никакая благодарность со стороны военачальника к умирающему не могла пойти дальше оставления продуктов и воды, которые, впрочем, и не понадобятся ему.

Постепенно боль в мышцах затихала, состояние мира и покоя овладевало Степаном. С таким, наверное, чувством умирали на его невообразимо далекой родине смертельно раненные на поле боя люди, глядя вслед уходящему с победой войску.

Пройдет два-три дня, и топот копыт разбудит сонное ущелье. Отряд вооруженных людей промчится другой горной тропой на выручку далеких пленников. И лишь немногие посвященные окинут быстрым любопытным взором дальнюю скалу у разрушенного овринга, приметив маленький, сливающийся с ней неподвижный силуэт…

Тени гор стали лиловы. Туман забытья уже не отпускал лежащего Степана. Белые лебеди, любимые и нежные птицы его родины, показались на гаснущем небе. На большой высоте они неслись на юг. Внезапно темно-вишневые пятна появились на белоснежном оперении вожака. Беспомощно взмахнув крыльями, он исчез во тьме ущелья… Призрачные тени возникли из мрака, где скрылся погибший лебедь. Отряд спешил на выручку тем, кто послал Степана. Не оставляли следов бесшумные копыта, не свистел ветер в застывших, разлохмаченных скоростью гривах, не гнулись шаткие бревнышки овринга под тяжестью летящих коней. Безмолвными серыми птицами перелетел отряд разрушенную часть овринга и исчез за поворотом…

Раскрылись дальние горизонты, расступились глубокие ущелья и грозные горы. Весь путь, необозримый, пройденный Степаном, лежал перед ним как на ладони.

Летели искры из-под копыт, и тонули лошади в ледяной воде озера. Высушенные беспощадным солнцем заоблачные пустыни изнуряли людей. Холодные горные потоки, где катятся по дну камни, глухо стуча, как жернова, сбивали с ног коней и уносили их вместе с людьми к водопадам, откуда нет возврата. Островерхие шапки степных стрелков-лучников мелькали за дальними склонами и падали, цепляясь за гривы, сбитые стрелами люди. А отряд шел все дальше и дальше к долине черных смерчей, к голубым льдам и холодным скалам богом проклятого ущелья…

Вот и черные смерчи остались позади. Отряд начал последний свой подъем по голубым льдам перевала. Но все видели глаза лежащего на уступе Степана, ибо все выше поднимался он над хребтами к синему небу…

Замирали обессиленные животные, и падали на колени люди, прикрывающие руками глаза от ослепительного сияния солнца и снегов. Уже позади перевал. Бесшумно, как призраки возмездия, появились спешенные воины на старой чуть приметной тропке. Короткий вскрик часового, и чернота пещер поглотила людей. Отчаянное сопротивление надсмотрщиков и охраны, сражавшейся без всякой надежды на пощаду, сломлено. В едва мерцавшем свете факелов пленники разбивали кандалы и волокли к выходу тела своих недавних палачей. А в углу, держась за руки, стояли два похожих, как братья, человека. Молча, словно лишившись дара речи от обретенного счастья, смотрели они в глаза друг другу…

Рассеялся туман в глазах и мыслях Степана. Опять он был один на уступе, только чужая сумка рядом напоминала о том, что тяжкий его труд не пропал даром, те, кто послал его, могут надеяться на избавление.

Шли часы. Не слышно было стука копыт отряда, идущего по его зову на север. А может, он уже прошел мимо, пока в забытьи вел его Степан обратно своим путем.

В своей бурной и полной опасностей жизни Степан не раз думал о смерти. Как любой разумный человек, он боялся ее, но давно уже сказал себе, что если смерть станет неизбежной, то он встретит ее грудью и в последний миг глянет ей в лицо. А сейчас он, больной и немощный, обречен ждать бесславного, мучительного конца, подобно сурку у темного отверстия норы… Прошло много времени, прежде чем он решился. Теперь, после встречи с людьми, принявшими от него тайну карты, он имел право на это.