Дело одноглазой свидетельницы - Эрл Гарднер

– Вы хотите сказать – страхом смерти? – уточнила Делла Стрит, взглядом давая понять Мейсону, что она попытается вызвать Карлина на откровенность.

– Я хочу сказать – страхом самих себя, – пояснил Карлин. – Человек куда больше боится самого себя, чем того, что может с ним случиться. Он боится оставаться один на один с собой. Он боится узнать самого себя. Он боится заглянуть поглубже в свою душу.

– Я этого не замечала, – возразила Делла Стрит.

Карлин наградил ее задумчивым взглядом.

– Когда люди собираются вместе вечером, они приносят с собой карты и начинают играть, приправляя игру ромом или табаком, или же включают радио, смотрят телевизор, или просто спешат в кино.

– А вам не кажется, что люди нуждаются в общении? – спросила Делла.

– Так-то оно так, только это не просто потребность в общении. Это человеческий страх остаться наедине с самим собой. Поэтому они жмутся друг к другу. Беспокойные мысли тонут в гуле голосов. Однако я уклонился от темы. Я постараюсь сконцентрироваться на вашем сообщении и понять, насколько ко мне оно относится. И в конце концов, если оно действительно касается меня – в чем я сильно сомневаюсь, – я узнаю то, что вы сочли не вправе открыть мне.

– Вы по-прежнему полагаете, что это не имеет для вас никакого значения? – спросил Мейсон.

– Да, я полагаю, что ваш клиент назвал не того Карлина, мистер Мейсон.

– Нет, – возразил Мейсон. – Мне точно указали ваше имя и адрес…

– Разумеется, – прервал его Карлин. – Я не сомневаюсь, что вы абсолютно точно выполняете поручение. Ошибся ваш клиент.

– Каким образом?

– Предположим, что у вашего клиента имеется поручение для некоего субъекта по имени Карлин. Клиент не уверен, скажем, в его инициалах, тогда он берет телефонный справочник и, находясь в возбужденном состоянии, причину которого нам теперь не узнать, вместо данных нужного ему Карлина находит мои. Таким образом ошибочные, так сказать, сведения передаются вам… Ну что ж, вы человек выдающийся и приятный собеседник, мистер Мейсон. Для меня большая удача познакомиться с вами и провести приятные полчаса в беседе. Однако, боюсь, ваш визит не принес вам пользы. – И Карлин с грустным видом протянул Мейсону газетную вырезку.

– Я надеялся, что вы мне немного расскажете о…

– О вашем клиенте? – подсказал Карлин.

– Возможно.

– Полагаю, ваш работодатель, если так можно назвать отношения между адвокатом и его клиентом, появился в самый последний момент, – заметил Карлин. – Совершенно очевидно, что у вас не было возможности побеседовать с клиентом, значит, это поручение вам передали. Не думаю, что его принесли вам в офис – время уже позднее. Однако мисс Стрит находится при вас, значит, осмелюсь предположить, что поручение доставили прежде, чем вы вернулись домой. А следовательно, оно нашло вас в то время, когда вы ужинали в «Золотом гусе», откуда, по вашим словам, вы мне звонили.

Мейсон улыбнулся:

– Кажется, вам нравится заниматься дедукцией?

– Совершенно верно, – согласился Карлин. – В конце концов, человеку дан ум. Так почему бы им не воспользоваться?.. Однако я позабыл о своих обязанностях хозяина. Позвольте мне наполнить ваши чашки.

И он быстро подошел к ним и принялся разливать кофе, передавая сахар и сливки, затем уселся в свое кресло и сдвинул очки на нос. Его лицо исказилось в свойственной ему странной улыбке.

– У вас примечательная внешность, – заметил он. – Ваши лица прекрасно вышли бы на фотографии. Я нечасто занимаюсь портретами. Мне больше нравится игра света и тени. Меня привлекают длинные утренние тени, косые послеполуденные лучи солнца… Но время от времени я снимаю и лица. Любопытно подмечать, как светотени могут выразить человеческую сущность, как блик света подчеркивает нежное очарование и красоту женщины. Я хотел бы сделать ваш портрет как-нибудь, когда представится случай и когда… будет не столь поздно.

Мейсон бросил взгляд на Деллу Стрит. Они допили свой кофе, и Мейсон сказал:

– Ну что ж, нам пора. Уже поздно и…

– Я готов проглотить язык за то, что обмолвился об этом, – сокрушенно произнес Карлин. – Не знаю, почему человек так часто говорит то, что нуждается в объяснении, а затем спохватывается, что объяснение имеет тенденцию быть ошибочным. Для меня вовсе не поздно. Я думал только о вас, и… простите меня, о фотографе, который не полагается на ретушь, которому нравится выявлять истинный характер модели на своем портрете, который предпочитает свежее лицо, освещенное утренним светом, лицу утомленному после длинного, напряженного дня. Лично я, мистер Мейсон, терпеть не могу ретушь. Любой предмет можно изобразить с помощью светотени.

Мейсон глянул на свои наручные часы:

– Пожалуйста, не воспринимайте мои слова как ответ на ваше замечание. Уже далеко за полночь. Нам пора домой, иначе мы не выспимся и будем недостаточно свежими для утреннего фотографирования, и…

– Вы хотите сказать, что придете утром и дадите мне возможность…

Мейсон рассмеялся:

– Я выразился фигурально. Потом когда-нибудь, мистер Карлин. Большое спасибо за гостеприимство, в другой раз я бы хотел подольше потолковать о вашей жизненной философии и взглянуть на ваши фотографии.

– Я буду рад, – ответил Карлин, слегка наклоняясь вперед в кресле и ожидая, когда гости поднимутся со своих мест.

Мейсон встал.

– Большое спасибо, что навестили меня, – сказал Карлин, затем, улыбнувшись Делле Стрит, добавил: – Всякий раз, когда мужчина замыкается в своем самодовольном мирке и начинает воображать, будто красота природы значит для него больше, чем красота живых форм, случай доказывает ему, как он не прав.

– Спасибо, – улыбнулась она и, поднявшись со стула, направилась к двери.

– Из вас вышла бы потрясающая модель, – восхищенно сказал Карлин. – Смею надеяться, что в ближайшее время вы и мистер Мейсон урвете минутку из своего плотного расписания и заглянете ко мне. Это не займет больше, скажем… получаса. По четверти часа на каждого достаточно. К тому же вы сможете полюбоваться на мои фотографии и взглянуть на мою студию. Но я понимаю, что теперь поздно, а у вас был напряженный день. Представляю, насколько насыщена делами жизнь известного адвоката.

И Карлин распахнул парадную дверь.

– О, я вас порадую! Дождь прекратился. Уже видны края облаков, несущихся по небу, и… вы только взгляните на это залитое серебряным светом облако! Мне очень жаль, что пока не придумали объективов и пленок, пригодных для фотографирования лунного света. Вы же знаете, что на всех рекламных фотографиях вместо лунного света сияет солнечный свет, снятый при малой выдержке? Но я верю, что когда-нибудь можно будет запечатлеть настоящий, полный очарования и таинственности лунный свет. Но не стану вас больше задерживать. Холодает, и я вижу, что вам не терпится домой. Будьте осторожны. В такой поздний час на дорогах хватает подвыпивших водителей, которые мчатся сломя голову.

– Мы постараемся быть осторожными, – пообещал Мейсон.

– И приезжайте снова, чтобы я мог… Разумеется, я не могу требовать от вас обещания, поскольку понимаю, как трудно иногда держать обещания, но мое приглашение остается в силе, мой телефон есть в справочнике… Хотя он вам и без того известен, поскольку вы мне звонили! Спокойной ночи. Был искренне рад познакомиться с вами.

Мейсон и Делла пожелали Карлину спокойной ночи, поблагодарили его за гостеприимство, подождали, пока парадная дверь медленно закроется за хозяином, затем по цементной дорожке направились на ощупь в темноте к машине.

– Ну и как? – спросил Мейсон.

– Он меня пугает, – ответила Делла Стрит.

– Почему?

– Не знаю.

– Женская интуиция?

– Возможно.

Делла первой подошла к машине и, прежде чем Мейсон успел взяться за ручку, открыла дверцу и поспешно забралась на сиденье, сверкнув стройными ножками из-под слегка задравшейся юбки. Быстро захлопнув дверцу, она сказала:

– Давайте поскорее уедем отсюда.

Обойдя машину, Мейсон сел на водительское место и попросил:

– Поделись со мной тем, что подсказывает твоя женская интуиция, Делла.

– По-моему, он тоже испугался.

– Ты хочешь сказать, наше сообщение для него что-то значит?

– Я думаю, оно имеет для него большое значение.

Мейсон завел мотор и, трогая машину с места, сказал:

– Он выдал себя только раз.

– Когда? Я не заметила.

– Когда я протянул ему вырезку, – ответил Мейсон. – Он, даже не глядя на нее, сказал, что она ему ни о чем не говорит. Если бы он действительно хотел знать, что в ней написано, то должен был прежде прочесть ее. А он взял и почти сразу же сказал, что она ни о чем ему не говорит. Впрочем, если он притворялся, то небезуспешно.

Делла согласно кивнула:

– Он и бровью не повел. Все время держался спокойно и сумел ловко от нас избавиться, намекнув, что уже очень поздно.

– Но тебе показалось, что он чем-то встревожен?